5. Фабула как конструктивное начало жанра в "Поэтике" Аристотеля
Трактат Аристотеля "Об искусстве поэзии", или "Поэтика", постоянно привлекает внимание историков эстетики и литературоведов, работающих в области теоретической поэтики. Трактату посвящены полностью или частично многие зарубежные исследования, различные аспекты литературной теории Аристотеля рассматриваются и в отечественной науке.
В труде А. Ф. Лосева "История античной эстетики" "Поэтика" Аристотеля подвергнута тщательному исследованию как трактат не только эстетический, но и литературоведческий, что делает исследование русского философа чрезвычайно интересным именно филологам.
В ряду недавних интерпретаций трактата Аристотеля находятся работа Н. Л. Лейдермана, проецирующая систему "Поэтики" на проблематику жанровой теории, и исследование Т. А. Миллер, в котором система "Поэтики" рассматривается в контексте полного свода античных представлений о литературе.
Исследователи отмечают, что категории "фабулы" (или "мифа", "сказания", как варьируют этот термин разные переводы трактата) принадлежит одно из ключевых мест в системе "Поэтики".
В изучении фабулы как изображения действия в произведении, или "подражания действию" (57), "Поэтика" Аристотеля ориентирована иначе, чем многие современные сюжетологические исследования. Аристотель определяет существо и устройство фабулы не через поиск и анализ ее элементарных составляющих и структуры, а через раскрытие ее положения и роли в системе произведения.
Такой подход обусловлен общей методологической позицией Аристотеля, рассматривающего эстетические явления в их целостности и смысловой полноте. В "Поэтике", как писал А. Ф. Лосев, "Аристотеля нигде не покидает его общеэстетический принцип целостности".
Поэтому вопрос об элементарном составе фабулы Аристотеля практически не занимает. Только однажды он говорит о эпизодах, или "эписодиях", под которыми можно понимать простейшие единицы фабулы. Элементарность и исключенность эпизода из системы фабульного целого оборачивается его содержательной недостаточностью: фабулы, в которых "эписодии следуют друг за другом без всякого вероятия и необходимости", квалифицируются в трактате как "худшие" (69). Таким образом, эпизоды – это только первичный "строительный материал" для фабулы, который нуждается в дальнейшей содержательной организации – "по законам вероятности или необходимости" (73).
Гораздо более Аристотеля интересуют свойства фабулы, взятой как целое, в системе произведения. Таких свойств по крайней мере три – указания на них содержит следующая формула "Поэтики": "трагедия есть подражание действию законченному и целому, имеющему известный объем" (62).
Данные свойства фабулы – ее целостность, законченность и характерный, непроизвольный объем – тесно взаимосвязаны, образуют определенную систему.
Целостность фабула обретает тогда, когда она раскрывает единое действие: "фабула <…> должна быть изображением одного и притом целого действия, и части событий должны быть так составлены, чтобы при перемене или отнятии какой-либо части изменялось и приходило в движение целое (т. е. сама фабула. – И. С), ибо то, присутствие или отсутствие чего незаметно, не есть органическая часть целого" (66).
Единство и целостность фабульного действия – необходимое условие его завершенности, законченности. Итоговое событие фабулы, ее завершение – "перемена судьбы" – "должно вытекать из самого состава фабулы так, чтобы оно возникало из ранее случившегося по необходимости или вероятности: ведь большая разница, случится ли это вследствие чего-либо или после чего-либо" (72).
Законченность фабульного действия и "известный", т. е. характерный, непроизвольный объем фабулы, в свою очередь, связаны друг с другом. Законченность, завершенность фабульного действия как раз и выступает мерой объема, или "размера", фабулы. "Размер (фабулы. – И. С.) определяется самой сущностью дела, и всегда по величине лучше та (трагедия, которая расширена до полного выяснения (фабулы), так что, дав простое определение, мы можем сказать: тот объем достаточен, внутри которого, при непрерывном следовании событий по вероятности или необходимости, может произойти перемена от несчастья к счастью или от счастья к несчастью" (64).
Особый интерес вызывает другая группа фабульных категорий "Поэтики" – "перипетия", "узнавание" и "страдание".
Обратимся к их определениям. Перипетия – это "перемена событий к противоположному" (73); узнавание "обозначает переход от незнания к знанию" (74); страдание "есть действие, причиняющее гибель или боль" (75).
Данные категории описывают не фабульное целое в системе произведения, а самую фабулу как систему, как сложное и динамическое целое. Это – закономерные ходы, или характерные повороты в движении фабулы, иначе – некие общие принципы развития фабулы. И при этом – не фабулы вообще, а фабулы трагедийной. "Перипетия", "узнавание" и "страдание" не просто организуют фабулу как сложное целое, как структуру, но и придают ей определенное жанровое значение. Таким образом, фабула у Аристотеля начинает выступать как конструктивное начало жанра.