Некоторые итоги в исследовании проблемы подвел Д. С. Лихачев. В статье "Предпосылки возникновения жанра романа в русской литературе" ученый писал о существовании в переводной литературе Древней Руси романа "позднеэллинистического типа" и приводил в качестве примеров "Девгениево деяние" и "Александрию" как романы деяний, путешествий и приключений. Здесь же автор называл и "Повесть о Варлааме и Иоасафе", указывая на ее близость романному жанру. В то же время Д. С. Лихачев писал, что переводные романы воспринимались древнерусским читателем в иных, более привычных жанровых функциях: "Александрия" и "Девгениево деяние" читались как исторические повествования; "Повесть о Варлааме и Иоасафе" как житие. Оригинального романа, по мнению ученого, древнерусская литература не знала. Возникновение его Д. С. Лихачев также относил к XVII в.
Кратко остановимся на вопросах общей теории романа. У истоков теории романа лежат достижения философской эстетики XVIII–XIX в. – концепции Гердера, Шеллинга и, в особенности, Гегеля. В отечественном литературоведении вопросы теории романа в разных аспектах и с различных позиций освещаются в работах В. Д. Днепрова, В. В. Кожинова, В. А. Богданова, А. Я. Эсалнек, А. В. Михайлова, М. Л. Андреева, Н. С. Лейтес, Н. Т. Рымаря, Г. К. Косикова и других авторов.
Среди работ, представляющих концепции романного жанра, выделяется ряд исследований, для которых характерен подход к роману как многоаспектной и целостной структуре, устойчивой (и в то же время развивающейся) на протяжении всей литературной истории жанра. Представления подобного рода в 1920-е г. предваряла теория романа Б. А. Грифцова, но основные контуры этого подхода были заложены в трудах М. М. Бахтина. В настоящее время представления о романе как целостной и "самонастраивающейся" структуре развивают исследования Д. В. Затонского, Н. Д. Тамарченко.
С точки зрения исторической поэтики важно то, что структурообразующие начала романного жанра могут развиваться первоначально независимо друг от друга и на разных этапах развития литературы, как об этом в свое время писал В. В. Сиповский: "Для историка особенно ценны наблюдения <…> над первым, "начальным" периодом жизни всякого литературного жанра, когда путем дифференциации из синтетического состояния поэзии начинают все яснее вырисовываться те "эмбрионы", которым, при благоприятных условиях, суждено будет развернуться в новый поэтический вид".
Одним из основных структурообразующих начал романного жанра является собственно предмет изображения (иначе – внутренняя тема). Существо предмета романа сводится к изображению героя как частного человека и его жизненного пути как личной судьбы. В это понятие мы вкладываем совершенно определенное содержание. Это не персонализированное выражение коллективных судеб народа, общества, какова судьба героя эпопеи. Это и не индивидуальная, но строго определенная, заданная мифом и ритуалом судьба героя волшебной сказки. Это и не предопределенная судьба героя средневековой христианской литературы, отвечающая представлениям о Божественном провидении. Это собственно личная, т. е. частным, необязательным образом сложившаяся судьба, – как результирующая жизни частного, предоставленного самому себе и в этом смысле свободного человека.
Проблематику личной судьбы героя помещал в центр предмета изображения эллинистического романа А. Н. Веселовский. Глубокую характеристику предмету романа давал М. М. Бахтин: "Одной из основных внутренних тем романа является <…> тема неадекватности герою его судьбы и его положения. Человек или больше своей судьбы, или меньше своей человечности". О романообразующем характере изображения личной судьбы героя как частного человека пишут современные исследователи истории и поэтики романа – В. В. Кожинов, Г. Н. Поспелов, В. А. Богданов, А. Д. Михайлов, П. А. Гринцер, Т. В. Попова, Е. М. Мелетинский, А. Д. Алексидзе, А. Я. Эсалнек, Н. Т. Рымарь.