Значение (как отношение к эмоции, вызванной определенным отношением с "внешним") во взаимодействии с возможностями и тенденциями органопсихики (прежде всего, с понятийным аппаратом) рождает чувство – это восьмой этапный органопсихический процесс. Именно благодаря такому "высокому" положению чувства в иерархии этапных органопсихических процессов этот термин так часто используется с приставкой "высшие" чувства. Учитывая же то, что образованы они сложными, неповторимыми переплетениями компонентов индивидуального опыта каждого из нас, а также индивидуальной понятийной структурой человека, говорить о чувствах можно бесконечно, но так никогда и не договориться.
Гносеологический вектор
Второй вектор "открытой системы психологии" человека – гносеологический. При внешней схожести с органопсихическим вектором, гносеологический отличается от него сущностно. Органопсихический вектор можно назвать еще и вектором "реактивности", поскольку он дает нам представление о том, как видоизменяется информация, попавшая на воспринимающую поверхность психического, как она "приготавливается" психикой, как психика играется с нею, сдабривая ее раз за разом самой собой и параллельно строя из получающейся массы саму себя. В результате мы имеем три уровня – уровень ощущения, уровень эмоции, уровень чувства. Одно и то же явление, проходя через эти уровни, усложняется, видоизменяется и принимает специфическое для данного человека "звучание".
Гносеологический вектор говорит нам совсем о другом. Он говорит нам о своего рода "статусе" информации, о нашем отношении к ней, а еще точнее, о том, в какого рода отношении с ней – с информацией – мы, в принципе, можем состоять. Мы можем ее просто воспринимать – уровень "субъекта". Мы можем включать ее в систему причинно-следственных связей, то есть определять ее место в системе нашего мировосприятия. Это уровень "субсубъекта". Но можем и присваивать ее, распоряжаться ею, занять в отношении нее "распорядительную" функцию. Это уровень "трисубъекта".
В своей гносеологической части психософия (новая методология) рассматривает те уровневые переходы, которые осуществляет само по себе познание (как феномен) в процессе своей эволюции. Причем, сразу следует оговориться, что "эволюционный" подход важен здесь не с теоретических, но и из сугубо прагматических соображений, поскольку все эти этапы развития познания как феномена в "сжатом" виде присутствуют в каждом отдельном познавательном акте каждого конкретного человека. Точно так же, как в процессе своего эмбрионогенеза человек проходит все стадии своего филогенетического развития, так в познавательной практике каждый акт нашего познания проходит в таком "сжатом" виде всю цепочку последовательностей "гносеологической эволюции".
Элементарная форма познавательного процесса свойственна "субъектам", которые в терминологической системе психософии мало чем отличаются от "объектов". В данном случае речь идет просто о неких двух элементах, вступивших в информационное отношение, обменявшихся некой информацией друг с другом. "Субъект" здесь отличается от объекта только тем, что его мы рассматриваем как реципиента (получателя) информации. Вполне возможно, что тот элемент, который наречен нами "объектом", тоже получил информацию о нашем "субъекте", и, "встань мы на его место", он тоже представился бы нам "субъектом". В любом случае, на этом гносеологическом уровне мы говорим об элементарном обмене информации, фиксирующем присутствие объекта в поле восприятия субъекта.
Следующий гносеологический уровень предполагает не простую констатацию факта присутствия объекта в поле восприятия субъекта, но и установление некой связи в этом поле между несколькими объектами. То есть, это уже познавательный аспект с формированием некоего заключения, это не просто факт передачи информации, но еще и внутренняя ее переработка с формированием причинно-следственных закономерностей. Системы, способные к этому, названы нами субсубъектами, поскольку здесь фактически наблюдается самополагание субъекта познания на самого себя. Такой познающий (субсубъект) формирует знание и причинно-следственные закономерности.
Но гносеологическая система человека устроена еще сложнее, он способен занимать активную позицию в отношении информации. Он не удовлетворяется одним только самополаганием на самого себя, он отрывает информацию от реальности и оперирует ею в сфере абстракции. Его "лингвистическая" социальность предполагает не простое обладание информацией, но возможностями и даже потребностью передавать имеющееся у него знание сородичу. Это трансформирует систему "стимул-решение-реакция" в систему "стимул-решение-реакция-трансляция", он транслирует свои решения другим людям, описывает свои реакции, имеет в отношении их определенную позицию. И если у животных некое подобие таких реакций детерминировано безусловно-рефлекторными механизмами, то у человека этот феномен связан с необходимостью социального взаимодействия и, в каком-то смысле, является требованием самой языковой (лингвистической) природы нашего сознания.
Онтологический вектор
Третий вектор "открытой системы человека" – онтологический. Он также представлен тремя уровнями (или "контурами"): бытие, реальность, индивидуальная реальность. "Бытие" психософия определяет как результат отношения человека с Сущим. Здесь речь идет о том, что человек, как и любая другая "вещь", проявляется лишь в отношении с другими вещами. Эти отношения в каком-то смысле создают "место" существования "вещи", по сути дела превращают ее из изначальной потенции в данность. Вот эта "данность" вещей и составляет собой бытие, а "вещи", принадлежащие бытию, таким образом, лишены спецификации. Свое "лицо" они обретают на следующем онтологическом уровне, а здесь они просто обретают свое существование.
Следующий уровень онтологии получил в психософии название – "реальность". Реальностью охвачены уже не все "вещи", которые имеют "место" в бытии, но лишь те, которые укладываются в способ существования того, чью реальность мы в данном случае рассматриваем. В реальности человека, например, обнаруживаются все "вещи", которые могут быть восприняты в пространственно-временном качестве, а также имеют (или могут иметь) модальностные характеристики разного рода интенсивности. Впрочем, какие-то другие реальности могут предполагаться нами только гипотетически, ведь мы в любом случае даже свою ментальную сферу полностью принимаем лишь в рамках своего способа существования, а это как раз – координаты времени, пространства, модальности и интенсивности.
Третий уровень онтологического вектора человека – это "индивидуальная реальность". Последняя охватывает собой все, что мы "знаем", поскольку для нас не существует просто "знания", какого-то абстрактного, объективного, отвлеченного от нашего личностного восприятия и понимания какого-либо предмета. Все в нашем мире (в мире каждого из нас) окутано дымкой наших личных, индивидуальных переживаний, все, с чем мы имеем дело, автоматически располагается в пространстве наших отношений. Мир, который мы воспринимаем, – это не только дома, улицы, небо, общественный транспорт, пьянчуга и добропорядочный гражданин (то есть все наделенное нами названиями, именами), но еще и наши оценки, отношение к этому воспринимаемому. Совершенно очевидно, что хотя все мы и живем в одном мире, но у каждого из нас свой мир – индивидуальный, особенный. Поэтому "о вкусах не спорят", поэтому "чужая душа – потемки", поэтому "у каждого своя правда", поэтому "со своим уставом в чужой монастырь не ходят" и так далее, и тому подобное.
Однако, несмотря на все это, менять индивидуальную реальность пациента (клиента) из нее самой представляется занятием малопродуктивным. Это, в ряде случаев, очень важно, как бывает важен косметический ремонт в "запущенном" помещении. Но системные, глубокие изменения в человеке возможны только в том случае, если мы затрагиваем иные "пласты мира", которые также наличествуют в нем, но недоступны ему сознательно, "из сознания". Мир означенный, мир названный, поименованный живет по правилам, которые диктуют ему сами эти названия: стул предлагает нам сесть, книга предлагает нам читать себя, ручка – писать. При этом сидеть, читать и писать – это тоже понятия, они тоже инструктируют нас и, вместе с тем, имеют большой личностный компонент, ведь "писать", например, это разные занятия для каждого из нас – для писателя, для врача, для бухгалтера и так далее, а также разные от нашего состояния, положения: писать признательные показания – это не то же самое, что заявление об увольнении или письмо родителям, любимым.
Иными словами, мы мыслим о себе в рамках индивидуальной реальности, но это вовсе не значит, что в нас отсутствует реальность – как то общее, в чем мы живем, параллельно с этим "играя в слова". У нас одна реальность с реальностью нашего домашнего любимца (кошки или собаки) – для него также существуют и наш стул, и наша книга, и наша ручка, только они не являются для него ни "ручкой", ни "книгой", ни "стулом". Где-то и внутри нас есть это ощущение мира, в котором вещи – это объекты с неопределенными и в этом смысле безграничными свойствами. И в нас также присутствует бытие – как способ отношения с сущностями вещей, с тем, что лежит за "материальным миром", развернутым в координатах нашего способа существования. И если реальность – это все еще мир, хотя и непоименованный, то бытие – это уже не мир, как мы можем о нем думать, это пространство мира, пространство возможностей, не обретших еще содержательных черт, способных их – эти потенции мира – ограничить, вписать в границы, придать им форму.