Похоже, она так и не поняла, что увидела и что в конце концов нарисовали ее руки. Юс закрыл дверь на замок, встал перед зеркалом и посмотрел на свое отражение. И подумал: тогда, в машине – это не они друг друга. Точно – не они.
Утром в Новосибирске Юс первым делом обменял три сотни долларов на рубли и купил купейный билет до Ташкента, на ночной поезд. И пошел гулять по городу. Город ему понравился – красивый, просторный, не очень грязный, хотя окрестности вокзала изрядно захламлены. Юс сытно позавтракал чаем и мантами, огромной, как сибирские расстояния, местной разновидностью пельменей, в ресторанчике с видом на Обь – непомерную, широченную, огромную массу воды, протекающую сквозь город. Решил, что Новосибирск до своей реки не дотягивает. Город с такой массой воды рядом должен быть, по меньшей мере, Константинополем или Киевом. Или Нью-Йорком. Ново-Николаевск – так, кажется, называли его до революции? Впрочем, некая справедливость все-таки есть, Нью-Йорк приблизительно во столько же больше Йорка, во сколько Новосибирск больше Николаева. Юс усмехнулся сам себе. Раз думается о таких глупостях, значит, начинаешь чувствовать себя спокойно. Ощущение Сибири. И люди здесь спокойнее. Вальяжнее. Официантка с такой фигурой, – официантка поймала взгляд Юса и, улыбаясь, кивнула, – едва ли смогла бы устроиться на работу в ресторан где-нибудь в центре Минска. А если бы и устроилась, заработала бы невроз, стараясь похудеть. В конце концов, в минских ресторанах проходы между столиками не рассчитаны на такие размеры. А тут – девушка явно чувствует себя вполне уверенно. Такая аппетитная. Плодородная. Ядреная. С ямочками на щеках.
Подошедшая официантка промурлыкала, колыхнувшись: «Еще что-нибудь, милости просим?»
– Мне сладкого, – сказал Юс игриво, оглядывая ее с головы до ног.
– Есть мороженое, – сказала, вздохнув, официантка. – Эклеры, пирог с яблоками, суфле, кексы и заварное, взбитые сливки с конфитюрами, разные конфитюры есть, шоколадные конфеты, крендельки сахарные, медовые пряники еще, очень свежие.
– А баба у вас есть? – спросил Юс. – Ромовая, я имею в виду.
– Нет, – сурово ответила официантка, колыхнув бюстом. – Так будете заказывать?
– Буду. А что у вас ближе всего к бабе?
– Пряники. Их сами печем, и мед самый лучший, алтайский.
– Ну, давайте мне их полдюжины. И взбитые сливки, и чаю еще стаканчик.
– Вам с собой?
– Да нет, здесь съем.
– Шесть наших пряников? Вы их раньше видели?
– Не-а.
– Так я вам два принесу, а потом, если вам мало будет, еще. Хорошо?
Минут через пять Юс с ужасом смотрел на лежащую перед ним парочку коричневых, в сахарных разводах, чудовищ размером с две ладони и толщиной в полторы. Впрочем, чудовища оказались мягкими, как пух, горячими, испещренными изнутри пахучими, нежными медовыми прожилками. Нежнее даже взбитых сливок, жирных, кремово-сочных, которые Юс осторожно, чтобы не разломить податливый ломоть, накладывал поверх. И с наслаждением откусывал по-сибирски огромные, во весь рот, куски.
Официантка подошла снова на половине второго пряника и спросила: «Ну как, еще нести пряники? Или по-прежнему хочется бабу? »
– Как вам сказать, – ответил едва дышащий Юс. – Тут синдром недопереедания, знаете? Больше, чем мог, но меньше, чем хочется. Но если я еще хоть крошку съем, я умру.
– Тогда не ешьте, – сказала официантка. – Если умрете, кто за вас расплачиваться будет? И что мы с трупом клиента делать будем?
– А можно, я умру на вашей груди?
– Расплатитесь сначала.
– А как вас зовут? – спросил Юс, протягивая деньги.
– Наташа.
– Нет, вас лучше звать не так. Лучше – Наталией. А еще лучше, Настасьей, и обязательно по отчеству. Скажем, Настасьей Филипповной.
– Мне не сорок лет, – обиженно сказала официантка.