Колумб описал острова, названные им Эспаньолой (Гаити) и Хуаной (Куба), исходя из стиля легендарной традиции. Гиперболизация, аффектация, идеализация – главные стилистические средства в его письме. Ничем иным невозможно объяснить, почему сравнительно невысокие горы он описал как высочайшие, деревья едва не достигали неба, бухты были намного лучше всех, что он знает в Европе; природа прекрасна, все говорит о том, что здесь царит вечная весна. Часть этой идеализированной аркадической природы – обнаженные, доверчивые, мирные, приятной наружности люди, которых Колумб воспринял как обитателей "счастливых островов". Желание и готовность видеть их такими нашли опору в покорно ласковой встрече араваками европейцев, которых они приняли за божественных пришельцев, и в поразившей моряков их первобытно коммунистической морали: "Если попросить у них какую-нибудь вещь, они никогда не откажутся ее отдать. Напротив, они сами ее предлагают, и притом с таким радушием, что кажется, будто они дарят свои сердца". Индейцы верят в то, что пришельцы и их корабли опустились с неба, пишет Колумб, но, замечает он, "эта вера проистекает у них не от невежества", напротив, у них очень "острый ум", просто, не зная никакой религии, ни идолопоклонства, они верят в то, что "силы и добро приходят с неба". Однако от человека, этого центра аркадического мира, протягивается обратная дорожка к миру реальному. Колумб не только мечтатель, но и купец, и хотя ему жаль разрушать причудившийся ему идеальный мир, жизнь требует свое. Он и защищал индейцев от глумливых моряков, пользовавшихся их наивностью, и в то же время первым произнес одно из ключевых словосочетаний всей полемики об индейском вопросе: "неразумные твари", животные. Мотив золота (драгоценностей, пряностей), главной цели экспедиции, также предвосхищая всю литературу XVI в., – это другой ведущий мотив его письма. Восхваляя богатства земли, легкость покорения жителей (оставшихся испанцев достаточно, чтобы "разорить всю ту землю"), Колумб обещал дать королям столько золота, хлопка, пряностей и рабов, сколько ему велят отправить. Примечательно, что он думал о рабах "из идолопоклонников", т. е. не из тех индейцев, которые вписались в картину увиденного им чуда. Вероятно, "идолопоклонников" он видел на других островах, где, по сообщениям индейцев, жили люди, едящие человеческое мясо, люди с хвостами, безволосые люди, амазонки… Конкретным воплощением этих образов стали карибы островов Доминика и Мартиника с их культовой антропофагией. Колумб назвал их в своем "Дневнике" каннибалами. Этому термину была суждена большая литературная жизнь.
Вести об открытии новых земель были встречены с огромным интересом всей Европой, представителем которой и ощущал себя Колумб. Это очевидно из заключительной части его письма, где он сообщал о благах, которые принесут эти земли всем народам. Письмо (помимо испанских изданий) было переведено на латинский язык, в 1493–1494 гг. девять раз издано в Риме, Париже и других городах, версифицировано Джулиано Дати на итальянском для исполнения на народных празднествах, в 1497 г. опубликовано на немецком языке в Страсбурге. Само перечисление изданий ясно свидетельствует о роли письма Колумба в формировании представлений европейцев об открытых землях.
Меньшую роль сыграл так называемый "Дневник" Колумба. Оригинал был утрачен, дневник известен в изложении сына первооткрывателя – Эрнандо Колона, автора вышедшей в Венеции на итальянском языке "Истории адмирала Христофора Колумба" (1571), и в изложении Бартоломе де Лас Касаса, который включил его в первую часть своей "Истории Индий".
У начал новой традиции, кроме Колумба, стоял еще один итальянец, сам не побывавший в Новом Свете, но хорошо знакомый с первооткрывателем, – Пьетро Мартире д’Ангьера, или Педро Мартир (1455–1526). Член Совета Индий, поддерживавший тесные связи и с Эразмом, и с Ватиканом, он стал первым пропагандистом открытия Америки в своих "Декадах Нового Света" (1530), над которыми начал работать в 1494 г. Первоначально это были пространные письма-повествования на латыни, Мартир посылал их папской почтой в Ватикан. В посмертном полном издании они составили книгу – первую историографию конкисты, охватывавшую события с 1492 по 1525 г. Писавший с легкой улыбкой, сглаживавшей моралистическую критику в адрес конкистадоров, Мартир продолжил традицию Колумба – традицию идеализированного изображения Нового Света в образе индейского "золотого века" (первые "Декады").
Последствия широкого распространения письма Колумба, как и писем Мартира, не замедлили сказаться. Образ идиллической социально-природной гармонии, "аркадического" бытия наивных, не знающих пороков и собственности людей нашел прочную опору в религиозно-обновительном реформационном течении – эразмизме, получил новую моралистически-критическую направленность у самого Эразма Роттердамского ("Разговоры запросто") и стал одним из источников первой социалистической утопии нового времени, созданной Томасом Мором, который, как полагал Э. Мартинес Эстрада, использовал сведения о Кубе из "Декад" П. Мартира.
Сколь велико было значение нового опыта для европейской литературы, видно из того, что вслед за Т. Мором идея "счастливых" островов, как и вообще "счастливых" стран, живущих разумной жизнью, очень часто так или иначе (зачастую подспудно) связывалась с американской темой (американские мотивы у П. Ронсара в поэме "Против богатства", Сервантеса в "Дон Кихоте", в "Городе солнца" Кампанеллы, в "Атлантиде" Ф. Бэкона, в карнавализованном варианте у Ф. Рабле в "Гаргантюа и Пантагрюэле" и др.). Особенно ярко значение американской темы в "Опытах" М. Монтеня, для которого социально-природная гармония мира американских каннибалов (в рассуждении "О каннибалах" содержалась прямая полемика с идеологами имперской Испании, для которых каннибал – символ нечеловеческого мира индейцев) была точкой отсчета в суровой критике европейского мира и важным социально-критическим критерием в анализе обширной гуманистической проблематики с философских позиций естественного состояния и естественного человека. Другая ипостась американской темы представлена в "Буре" Шекспира, где образы американских островов, каннибала и представления об отношениях европейцев с индейцами – важный источник многосмысловых образов, возвещавших о кризисе ренессансных идеалов.
В то же время образы социально-природной гармонии Нового Света стали ключевыми в воззрениях Б. де Лас Касаса, нашли отражение в творчестве Эрсильи, Гарсиласо де ла Веги и других авторов, знакомых с общеевропейской гуманистической литературой XVI в., они получили новое развитие в испаноамериканской – креольской – литературе.
Другая линия в литературе открытий и конкисты – отчеты, донесения, сообщения конкистадоров и участников экспедиции, более реалистично и прагматично описывавшие и оценивавшие Новый Свет. Наиболее выдающийся памятник такого рода – "Донесения" Эрнана Кортеса (1485–1547), письма-отчеты королю с 1519 по 1526 г. Из пяти писем первое утрачено, три последующих изданы в 20-х годах XVI в., пятое – лишь в 1842 г. Из них три первых (наиболее интересных) содержали повествование об открытии и конкисте государства ацтеков, в двух последних речь шла об экспедициях на территории Мексики и Центральной Америки и новом порядке там. "Донесения" – важнейший историографический источник о завоевании Мексики, в то же время позднее были поставлены под сомнение многие эпизоды конкисты в изложении ее руководителя. Это со всей очевидностью выявляет художественно-документальную природу писем Кортеса, где субъективно трактуются не только отдельные исторические факты, но намеренно выправлена вся версия событий.