Творчество поэтов словенского неоромантизма Ц. Злобеца, Я. Менарта, Т. Павчека, К. Ковича, И. Минатти в 1970–1980-х гг. развивалось сообразно духу времени в атмосфере сначала общего критического отношения к действительности, а затем в условиях зарождающейся либерализации. Всех их отличает несколько большая, чем у поколения модернистов, умеренность политических и эстетических взглядов и традиционность формально-стилистических решений.
"Крас" (1976), "Голос" (1979), "Новые стихи" (1985) – от сборника к сборнику крепнет оптимистическая нота поэзии Цирила Злобеца. Истоки его оптимизма берут начало в воспоминаниях детства и в высокой романтике военной юности. Поэт "измеряет современность вечностью", призывая "удивляться богатству в себе" и "сопротивляться пустоте вокруг" (стихотворение "Юность").
Сентиментально-романтическая нота исповедальной лирики Янеза Менарта уступает место тону ироническому и даже сатирическому, призванному оттенить, а иногда и спародировать модернистские и постмодернистские крайности коллег, такие как прямое цитирование, тиражирование "вечных" тем – сборник "Чумной столб" (1977). В книгах "Средневековые баллады" (1973) и "Средневековые проповеди и баллады" (1990) Менарт, обновляя традиционный для словенской романтической поэзии XIX в. жанр баллады (Прешерн, Левстик) и обогащая его фольклорными элементами, опирается на реальный исторический материал.
Более философским, о чем свидетельствуют книги "Языческие гимны" (1976), "Наследство" (1983), "Пустошь" (1988), становится мировидение Тоне Павчека. В возвращении к истокам – природе, детству, крестьянскому труду, земле как к первооснове и единственной носительнице "духа человечности" поэт видит единственный путь для "бездомного" сознания современника, которое "переваривает стоокое ничто".
У земли, которую пашешь,
у лозы, которую холишь,
у бурьяна, который полешь,
долгий-предолгий век.("Шаг в небо", перевод Ж. Перковской)
Тон стихов повышается, звукопись строфы обретает большую четкость и ритмизацию. Внимание поэта к красоте звучания и инструментовке стиха в определенной степени вызвано его увлечением русской поэзией серебряного века, блестящим переводчиком которой он себя зарекомендовал.
С годами усиливается классицистичность художественной манеры сторонника формального аскетизма Каетана Ковича. В книге стихов "Лабрадор" (1976) поэт стремится совладать с экзистенциальными рефлексиями лирического субъекта при помощи образной системы неосимволизма. Так, остров-утопия, который "существует вечно", становится символом поэтической мечты: "Есть южный остров. Есть. // Вдали, в безвестном море, // он – точка на просторе // пятно тумана, весть" ("Южный остров", перевод Ю. Мориц).
Поэт "поколения Каюха", Иван Минатти отдает предпочтение свободному стиху – сборник "Когда я стану тих и добр" (1973).
Универсализация метафоры, которую практически осуществили поэты словенского неоромантизма, в конце 1970-х гг. была подхвачена и углублена Борисом А. Нова ком (род. 1953), в середине 1980-х – Але шем Дебеляком (род. 1961), а в конце 1980-х – Миланом Есихом (род. 1950), художественное сознание которых формировалось не без влияния поэтики модернизма. Их поэзия, опираясь на опыт классического стихосложения и одновременно отталкиваясь от него, возрождает "неоклассицистические" мотивы, формы и размеры в условиях постмодернистской имитации действительности.
Радостное удивление от ежеминутного познания мира – такова неожиданная в своем оптимизме тональность поэзии Бориса А. Новака, присутствующая уже в первой его книге "Стихожитие" (1977). Три лирические поэмы "Каменная Афродита", "Детство" и "Полет времени", объединенные общим названием "Дочь памяти", ассоциирующимся с древнегреческой мифологией, в которой покровительницы искусств – музы – были дочерьми Зевса и богини памяти Мнемозины, составляют следующую книгу, вышедшую в 1981 г. В ней поэт выводит свою формулу поэзии: "Поэзия есть время, облеченное в слова". В свою очередь само время – неуловимо и переменчиво, оно – "ребенок, играющий в камешки", поискам его природы и посвящены, собственно, все три поэмы. Время фиксирует рождение из пены греческой богини, творение ее скульптуры резцом Пигмалиона и то, как мертвый камень ожил под лучами человеческой любви, время хранит воспоминания о первых годах жизни, оно меняет времена года, положение планет, жизнь звезд. С богом времени играет в "смертоносные" шахматы Шехерезада, героиня поэмы "1001 стих" (1983), написанной по мотивам "Тысячи и одной ночи". В основе произведения, разделенного на десять смысловых единиц – песней, каждая из которых состоит из введения, развернутого эпизода с одним из персонажей арабских сказок (Гарун аль Рашид, Алладин, Али-Баба, Синдбад и т. д.) и заключения, лежит диалог поэзии и смерти, в котором первая оказывается победительницей. Лирический герой верит в бессмертие поэтического слова, питаемого опытом мировой культуры, в сохранении и приумножении "поэтических богатств" видит он свою цель:
Останется лишь слово, единственный мост,
связующий мое одиночество с одиночеством
других, оно – одна моя радость.(141 стих поэмы "1001 стих")
Отдавая предпочтение высокому стилю и четкой метрической организации стиха, Новак много внимания уделяет единству звучания и значения слова, ему важна гармония внутреннего музыкального строя строфы и смысла, который она содержит. Эта особенность отличает и четыре венка сонетов Новака: "Маленькая морская девочка", "Арлекин", "Фаэтон", "Коронование. Венки сонетов" (последние два содержат акростих) из сборника "Коронование" (1984), и его детскую поэзию – сборники "Везде фантазия" (1984) и "Перископ" (1989).
Поэт, переводчик, эссеист, редактор антологии современной словенской поэзии на английском языке "Prisoners of freedom" (1994), обладатель международной премии фонда Мириам Линдберг в номинации "Лучшее стихотворение о мире и надежде" (Токио, Всемирный конгресс поэтов, 1996) за стихотворение "Боснийская элегия", Алеш Дебеляк также тяготеет к строгим поэтическим нормам. Его визитной карточкой стал сборник модернизированных сонетов "Имена смерти" (1985). Он включает пять циклов, три из которых: "Присутствие физики", "До последнего вздоха" и "Иностранный легион" состоят из девяти, один – "Имена смерти" – из восьми и заключительный цикл – "Хроника меланхолии" – из пяти стихотворений. Сами названия циклов говорят о характере взаимоотношений мира и лирического героя, который сквозь оптику обостренного восприятия бренности и конечности бытия познает материальные, физические, плотские основы человеческой экзистенции, готовый "быть // водой всех океанов, быть несгибаемым в ста изменениях, одиноким, свободным // точным, как осиное жало, и созреть для технологии преступления и собственной смерти" (из цикла "Присутствие физики"). Выверенная, сродни физической формуле, строфика сочетается у Дебеляка с многопластовостью, "палимпсестностью" смысловых комбинаций. Следующий сборник "Словарь тишины" (1987), также цикличный и в еще большей степени подчиненный математической схеме, довольно точно отражает смену ориентиров, характерную для молодого поколения. Диагносцировав у современной поэзии состояние энтропии, неупорядоченности, необратимости процессов внутри нее, поэт ищет выход из лабиринта скептицизма и меланхолии в энергии подсознательного. Он полагает, что само по себе слово, очищенное от своих "материальных коррелятов", пусто и мертво, и только воля и интуиция творца могут придать ему истинный поэтический статус.