Утрата народом своего языка приводит к исчезновению этого народа как целого, как этноса. Примером может служить меря, большая угро-финская народность, жившая в центре современной Европейской части России. Славяне, продвигавшиеся на северо-восток, селились рядом с мерей, жили с нею в мире, активно сотрудничали. Постепенно меряне освоили русский язык и окончательно перешли на него. Физические признаки мери сохранились в этническом типе русских, но как народ она исчезла, ибо исчез её язык. "Самое ценное и удивительное, что сохранили чуваши до наших дней, самое великое – это язык, песни и вышивка. У чувашей сто тысяч слов, сто тысяч песен и сто тысяч вышивок", – с гордостью говорил великий просветитель И.Я. Яковлев, объясняя жизнестойкость своего этноса и место языка в его самостоянии. Стойкий национально-языковой консерватизм болгар и чехов позволил им сохраниться как народам. "Народ – зодчий речи. Речь – зодчий народа" (А. Вознесенский).
Известны, однако, случаи, когда значительные этнические группы в условиях иноязычного окружения, не пользуясь своим языком, сохраняют национальное самосознание (корейцы в Японии или черкесы в Турции). Практически никто из живущих в Японии айнов (аборигенов Японских островов) не может считать айнский язык родным: все с детства говорят по-японски и иногда пытаются учить айнский как иностранный. Подобная ситуация сложилась к 80-м годам и со многими из языков народов СССР [Алпатов 1994: 183]. Устойчивости национального самосознания в этом случае способствует сохраняющийся "стереотип поведения" и культура. Так, ирландский язык со времен английской колонизации был запрещен. Единственным живым языком в завоёванной стране стал английский: даже народные баллады пелись на английском. Однако ирландцы не перестали быть ирландцами (как и шотландцы шотландцами). Литературный гений их не ослаб, свидетельством тому славные имена: Дж. Свифт, Оливер Голдсмит, Чарлз Метьюрин, Томас Мур, Ричард Шеридан, Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Джеймс Джонс [Литературная газета. 1989. № 45: 3]. Думается, этническому самосознанию в условиях утраты языка способствовало различие религий у завоёванных и завоевателей, а также существенное различие в культуре, социальная память об истории народа и страны. Кажется, этот пример подтверждает правоту Э. Сепира, говорившего о различии между этническими образованиями, основанными в одном случае на единстве расы, на единстве культуры и на единстве языка, в другом – они не обязательно должны совпадать, да и фактически редко совпадают [Сепир 1993: 244].
Ситуация с боснийскими мусульманами свидетельствует, что отсутствие противопоставленности по языку (сербохорватский язык сербов и боснийцев) при отчетливой выраженности конфессиональных и иных культурных отличий не препятствует становлению отдельного этноса. Из этого вытекает, что общность языка, выделяющего данный этноязыковой коллектив, – условие достаточное, но не необходимое [Касевич 1995: 69]. Уместен здесь и пример Кубы, равно как и некоторых других стран Америки, когда появление территориального самосознания, усиленное сознанием экономических интересов, приводит к формированию собственно этнического самосознания при сохранении общего с метрополией и соседями языка и многих элементов культуры [Александренков 1995: 7]. Правда, общий язык вырабатывает собственные элементы, делающие его вариантом языка исходного (например, американский вариант английского или латиноамериканские варианты испанского или португальского языков).
Высказана идея о том, что у этноса может быть двойное самосознание. Академик О.Н. Трубачев разделяет идею историка древнеболгарской культуры А. Ангелова о том, что славяне эпохи Кирилла и Мефодия, например, болгарин IX–X вв., ощущали себя в одно и то же время и славянами, и болгарами [Трубачев 1992: 132]. То же можно утверждать и в отношении других народов. Двойному самосознанию в значительной степени способствует полилингвизм (активное пользование индивидом двумя и более языками). Так, у чувашей полилингв считает себя представителем двух этносов – чувашского и русского. Культура и обычаи обоих народов для него являются своими. Во всем этом чувашское имеет свои неповторимые уголки, что требует выражения именно на чувашском языке [Тихонов 1995: 148]. Видимо, в этом разгадка феномена поэтов, которые творили на нескольких языках и стали великими представителями нескольких народов. Например, Саят-Нова слагал свои стихи на грузинском, армянском и азербайджанском языках и стал поэтом трёх народов. Объясняют этот феномен тем, что большая часть жизни поэта прошла в Тифлисе (ныне Тбилиси), который был духовным центром Закавказья и в котором складывалась по-своему единая культура, о чём писал армянский поэт О. Туманян: "То был особый, самобытный мир, где кавказские народы, – каждый с присущим ему бытием и колоритом, – объединились и создали чрезвычайно привлекательную и интересную жизнь, смешение наций. И так как в этой жизни задавал тон веселый грузинский дух, то старый Тифлис не был простым этнографическим сборищем чуждых друг другу элементов. То был весёлый свадебный пир, на который были званы все национальности и племена Кавказа" [Литературная газета. 1987. № 50: 7]. Близость культур среднеазиатских народов, равно как и двойное самосознание, способствовали появлению многоязычных классиков поэзии этого региона (например, персидский и таджикский поэт Фирдоуси).
Если язык – сердцевинная часть культуры, то заинтересованное постижение родного языка – самый эффективный путь к овладению фундаментальной частью национальной культуры. Русский философ И.А. Ильин в программной статье "Путь духовного обновления" утверждал, что пробуждение самосознания и личностной памяти ребенка необходимо совершать на его родном языке, причем важен не тот язык, на котором говорят при нем другие, а тот, на котором обращаются к нему, заставляя его выражать на нем его собственные внутренние состояния. Язык, полагает философ, вмещает в себе таинственным и сосредоточенным образом всю душу, все прошлое, весь духовный уклад и все творческие замыслы народа. Завершается статья своеобразной педагогической рекомендацией: "…В семье должен царить культ родного языка: все основные семейные события, праздники, большие обмены мнений – должны протекать по-русски" [Ильин 1994: 227].
Дополнительная литература
Исаев М.И. Словарь этнолингвистических понятий и терминов. – М., 2001.
Швейцер А.Д. Американский вариант литературного английского языка: пути формирования и современный статус // Вопросы языкознания. 1995. № 6. С. 3–16.
7. Язык и культура
7.1. Язык как составная часть культуры
Невозможно существование языка вне контекста культуры, центром которой и является язык. Русский мыслитель С.Н. Булгаков писал: "Национальность проявляется в культурном творчестве. Самое могучее древо культуры, в котором отпечатывается душа национальности, есть язык… В языке мы имеем неисчерпаемую сокровищницу возможностей культуры, а вместе с тем и отражение, и создание души народной. Вот почему, любя свой народ, нельзя не любить, прежде всего, свой язык" (цит. по: [Книжное обозрение. 1990. № 7: 9]). Как соотносятся язык и культура – эти два важнейших атрибута человека и человечества, как они взаимодействуют, можно ли на неродном языке создавать великие художественные произведения, как относиться к результатам творчества двуязычных писателей, можно ли без потерь перевести литературное произведение на чужой язык – все это трудные и очень актуальные вопросы, на которые должны дать ответ и наука, и художественная практика.
Дух человека, если обратиться к определению о. А. Меня, – это деятельность: творчество, выбор, самосознание и стремление. Деятельность – сущностная характеристика культуры. Б. Пастернак, который в молодости выбирал, кем ему быть – музыкантом (композитором) или поэтом, определил культуру как "плодотворное существование". Дух человека неразрывно связан с языком. Эта связь качественно предопределяет и дух, который реализуется в слове, и язык, который шире элементарного средства коммуникации. Это было ясно В.К. Кюхельбекеру: "Рассматривая народ как существо духовного порядка, мы можем назвать язык, на котором он говорит, его душой, и тогда история этого языка будет значительнее, чем даже история политических изменений этого народа, с которым, однако же, нация его языка тесно связана" [Кюхельбекер 1954: 374].
Язык как условие духа и культура как результат деятельности духа органически связаны друг с другом. Связь эта диалектически разнородна: по удачному выражению К. Леви-Строса, язык одновременно и продукт, и важная составная часть, и условие культуры.
Полноценное познание души и культуры народа возможно только через его язык. Характерны размышления об этом выдающегося врача современности Г. Селье: "…Всё, что могу, читаю на языке оригинала… Я нахожу, что ничто не в состоянии дать мне большего разнообразия мысли и чувств, так полно познакомить меня с культурой другого народа, чем чтение книг в оригинале или беседа с людьми на их родном языке, который служит средством самовыражения и моим собеседникам, и авторам прочитанных мною книг" [Селье 1987: 328].