7. Появляются первые работы по синтаксису: Ф.И. Буслаев "Историческая грамматика" (1858); Бертольд Дельбрюк, "Suntaktische Forschungen" (1871); А.А. Потебня "Из записок по русской грамматике" (1874), в которой критикуется логическая концепция Ф.И. Буслаева. Фр. Миклошич выпускает "Сравнительный синтаксис славянских языков" (1874), а Бругман и Дельбрюк публикуют "Сравнительный синтаксис индоевропейских языков" (1893).
8. Начинают учитывать в изменении языков пространственный фактор. Г. Шухардт выдвигает "теорию географического варьирования языков" (1870), Иоганн Шмидт – "волновую теорию" (Wellentheorie) (1872).
9. Были созданы компендиумы (своды, обобщения) по большинству ветвей индоевропейской семьи языков – германской (Г. Пауль, 1888), романской (Г. Гребер, 1888 и др.), индоарийской (Г. Бюллер и Кильгорн, 1895 и др.), а также по некоторым неиндоевропейским языкам, напр., по семитской семье (К. Брокельман – уже в начале XX в.)
10. Создана экспериментальная фонетика: В.А. Богородицкий в 1880 г. в "Русском филологическом вестнике" опубликовал результаты своего лабораторно-инструментального исследования "Гласные без ударения в русском языке".
11. Более строгими и широкими стали исследования о заимствованиях, о взаимных связях родственных и неродственных языков (напр., балтийских и финских – В. Томсен, 1890), Г. Габеленц (1891).
12. Младограмматики ввели знаки для краткого и наглядного обозначения а) изменение звуков: > "изменился в…", < "произошел из…" и некоторые др.
О хронологической последовательности этих и ряда других открытий сказано в книге [Лоя 1968: 87–96].
Дополнительная литература
Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. 2-е изд., исправленное. – М., 1999. С. 94–93.
Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. Очерки по истории лингвистики. – М., 1975. С. 415–478.
Березин Ф.М. История лингвистических учений. – М., 1975. С. 109–128.
Звегинцев В.А. История языкознания XIX–XX веков в очерках и извлечениях. Ч. I. – М., 1964. – Изд. третье, дополненное. С. 184–232.
Кодухов В.И. Общее языкознание. – М., 1974. С. 50–54.
Кондратов Н.А. История лингвистических учений. – М., 1979. С. 71–81.
Лоя Я.В. История лингвистических учений. – М., 1968. С. 77-113.
Томсен В. История языкознания до конца XIX века. – М., 1938. С. 90–102.
Хрестоматия по истории языкознания XIX–XX веков. Составил В.А. Звегинцев. – М., 1956. С. 144–190.
Шпехт Ф. Индоевропейское языкознание от младограмматиков до первой мировой войны // Общее и индоевропейское языкознание. – М., 1956.
3. Третий период истории языкознания
Конец XIX – первая четверть XX века
Несмотря на то что разные авторы по-своему членят историю языкознания (В. Томсен, В.И. Кодухов, В.А. Звегинцев, В.М. Березин, Д.А. Панов и др.) на периоды, этапы и др. и дают им разные названия, нет сомнения в том, что после младограмматиков (а их время пришлось на 1870–1900 гг.) начинается короткий, но явно новый период, который многие называют "поисками новых путей", а у В.И. Кодухова он связывается с возникновением "неограмматизма и с социологией языка". Я.В. Доя помещает его между 1900 и 1916 гг. – временем опубликования "Курса общей лингвистики" Ф. де Соcсюра, а В.И. Кодухов датирует несколько иначе – "последняя четверть XIX века и начало XX столетия". Если пренебречь незначительными расхождениями в хронологии, можно принять, что выделение небольшого, но важного этапа в "поиске новых путей" вполне оправданно.
3.1. Гуго Шухардт (1842–1927)
И.А. Бодуэн де Куртенэ языковедов Европы периода после смерти А. Шлейхера (1868 г.) делил на три группы: 1) верные ученики Шлейхера (среди них самый видный И. Шмидт, критик шлейхеровского "родословного древа" и автор "теории волн"), 2) младограмматики (В. Шерер, А. Лескин, К. Бругман, Г. Остгоф и Г. Пауль) и 3) "один крупный лингвист с самостоятельной позицией – Гуго Шухардт".
Об И. Шмидте и младограмматиках нами сказано выше (впрочем, Шмидта к "верным ученикам" можно отнести лишь с натяжкой), сейчас – о Шухардте.
Мы уже упомянули его "теорию географического выравнивания" (1870), нанесшую первый удар по "родословному древу" Шлейхера. Но он прославился и другим – созданием нового направления "слова и вещи" (автор книги "Sachen und Worter" /"Вещь и слово"/ 1912), активнейшей борьбой за подлинную науку с обоснованной теорией и знанием фактов многих разных языков (сам он был специалистом по романским и кельтским языкам, албанскому, баскскому, языкам Кавказа, знал финно-угорские языки и др.), с верой в социальную природу языка (язык – "продукт социальной жизни"). Само направление "слова и вещи" было ориентировано на тщательный учёт значения и происхождения слов, разграничение характера их семантики (слова – вещи, слова – процессы, слова – отношения). Однако особенно интересны его наблюдения над рождением внутренней формы слова, опирающейся на разное видение предмета. "Пусть читатель вспомнит об исключительном обилии синонимов среди названий растений – и он без труда убедится, что в одном случае решающая роль принадлежит сравнению с другими растениями, в другом случае – восприятию красоты, в третьем оценке полезности, в четвёртом – суеверию и т. д." (цит. по: [Панов 1973: 198]). Думается, что здесь проницательный учёный подчеркивал разницу в предмете изучения между двумя ныне существующими науками о значении слова – ономасиологии (путь: от вещи к значению слова) и семасиологии (путь: от значения к вещи).
Бескомпромиссный в отстаивании своих научных убеждений перед противниками и друзьями, Г. Шухардт доводил до крайности и свои научные взгляды и формулировки. Так, например, занимаясь заимствованиями и вообще контактами между языками, он не только считал, что нет и не было ни одного чистого языка, свободного от заимствований, но и вообще выделил смешение как основной закон, по которому возникает сходство между языками. В этом смысле он даже преуменьшил роль их врождённого сходства. Конечно, в лексике это могло быть и так. А в грамматике? Бескомпромиссность, ироничность острого на язык и поступки Шухардта отпугивали от него даже близких друзей. Он так и остался одним "отдельным крупным учёным", не оставив после себя школы и верных последователей.
Московская лингвистическая школа
3.2. Филипп Фёдорович Фортунатов (1848–1914)
Ф.Ф. Фортунатов известен в научном мире как 1) создатель "Московской лингвистической школы", воспитавшей большую плеяду отечественных учёных (в их числе А. А. Шахматов, В.К. Поржезинский, Н.Н. Дурново, Д.Н. Ушаков, М. Пешковский и др.) и первоклассных зарубежных исследователей (среди них А. Белич, Э. Бернекер, X. Педерсен и др.), 2) основатель формального направления в языкознании; 3) один из самых проницательных исследователей в области индоевропеистики, славистики и балканистики (автор фонетического закона Фортунатова – Соссюра).
Можно без преувеличения сказать, что именно с Ф.Ф. Фортунатова начался выход российского языкознания на мировую арену и перемещение центра лингвистических достижений из Германии (Лейпцига) в Россию.
Московский университет был его alma-mater, здесь он учился на историко-филологическом факультете в 1864–1868 гг. и после научных поездок в Литву, Германию, Францию и Англию, давших ему широкие знания в области санскрита, пали (язык буддистов Южной Индии), греческого, литовского и других языков Европы, четверть века (с 1876 по 1902 гг.), вплоть до переезда в Петербург в связи с избранием академиком, занимался преподавательской деятельностью.
Не отличаясь красноречием при чтении лекций по древнейшим периодам индоевропейских языков, он не мог сделать их яркими и увлекательными. Но всех покоряла его математическая выверенность и точность формулировок, ювелирная обработанность приводимых фактов, безукоризненная логичность и последовательность изложения. И аудитория его слушателей ширилась. "Языковед-математик" – так характеризуют его поразительную способность к логике и абстракции мышления.
Будучи младограмматиком по университетской подготовке (лингвистические дисциплины он слушал у Ф.И. Буслаева) и дальнейшему образованию (в Лейпциге посещал лекции Лескина, Курциуса и Вебера), он отказался от их психологизма, заменив его грамматическим формализмом – учением о форме слов, доведя его до крайности. Его последователи, проф. Н.М. Петерсон, а применительно к школьной практике – А.Б. Шапиро, превратили положения его концепции, как показалось многим учёным и методистам, в подобие абсурда.
По существу, отменив традиционное, идущее от александрийцев, учение о частях речи, Фортунатов разделил все слова на два больших класса – слова изменяемые и слова неизменяемые. В класс изменяемых попали "падежные слова" (существительные), "родовые" (прилагательные), "личные" слова (изменяющиеся по лицам, т. е. глаголы), а в класс неизменяемых – не только союзы, предлоги, частицы (но, в, – ка и др.), но и несклоняемые существительные типа депо, какаду, кенгуру. Так, вместо лексико-грамматических объединений, каковыми являются части речи с множеством оригинальных грамматических и словообразовательных категорий, были предложены классы (разряды) слов, выделенных по формальным показателям.