Окунувшись в "угрюмый мир эссеистики" и испытав жестокое разочарование, один из современных журналистов поставил этому увлечению свой диагноз: "Для большинства эссе - стиль мышления и способ естественного отбора. Для графоманов - заразная болезнь, передающаяся интеллектуальным путем". В этих условиях самое сложное для читателя - понять: очередное эссе - то ли профессиональная удача пишущего, то ли продукт графомании. В ситуациях сплошных "нет" (единого определения - нет, общей концепции жанра - нет, критериев безупречного жанра - тоже нет) велик соблазн говорить "да" даже там, где для признания "качеств" нет оснований. Как показывает анализ современной эссеистики, авторское "я" обычно ориентируется на какие-то отдельные черты классического эссе, упуская его сущностные характеристики.
Но есть еще одна, публичная сторона жанра: эссе превратилось в универсальный тест интеллектуального уровня человека. Хочешь поступить в Гарвардский университет, напиши семь эссе на заданную тему. (В других университетах мира сходные требования, разве что количество может быть иным.) Не минует эта участь и тех, кто хочет работать в престижной фирме. Из этой же серии - газетно-рекламные конкурсы эссе, интернет-конференции и другие формы, если можно так сказать, целевой эссеистики.
Ветер перемен, налетевший на современную газетную публицистику, перемешал всю тщательно уложенную колоду жанров. И в этом переполохе еще не устоялись понятия "разрушенных", "обновленных", или "новых", жанровых образований. Все чаще звучит оправдание "жанровых гибридов", вообще никого и ни к чему не обязывающих.
Что же произошло? Исчез памфлет - один из жанров "тяжелой артиллерии" публицистики. До неузнаваемости изменился фельетон. Посерьезнел, поскучнел, посерел и перестал быть похожим на самого себя очерк. По вполне понятным причинам исчезла передовая статья, символ и оплот директивного стиля. Утвердилась статья-исследование, рассыпались по газетной полосе разнообразные "колонки", "мнения", "заметки по поводу", "интервью с ведущим" рубрику известным журналистом. Комментарий ворвался в строгую нейтральную корреспонденцию, оживляя ее авторской нотой. Читателя интервью теперь отвлекают элементы портретного очерка. Заметка все смелее вступает в союз с рекламным анонсом. Рецензия устремляется в другие жанры, окончательно перепутывая все карты.
Жанровый торнадо спровоцирован стихией свободы, порой переходящей во вседозволенность. Появились даже предложения дать научный ход новому явлению в теории публицистики, которое окрестили "новым русским публицистическим стилем". Мысль эта мне кажется коварной, потому что новое название оправдывает хаос. Подтвержденный и оправданный научными аргументами, он может быть узаконен. Тогда бедный читатель, не доросший до понимания такого нового, окончательно запутается в дебрях журналистских "измышлизмов". Именно поэтому мы обращаемся к газетной практике с позиций стилистики текста и находим много позитивных моментов: экспансия эссе в другие жанры обновила газетную публицистику, сделала ее адекватной запросам XXI века. Разрушение стилистического единства часто оборачивается рождением нового.
От "мы" до "я" - четверть века: стилистические приемы эссеизации
В стилистическом плане изменения в авторской публицистике выражаются в переориентации позиции автора от социальной (идеологической) к эссеистической. Это и есть главный объект нашего исследования на данном этапе.
В российской публицистике эссе - жанр документальный, а в других национальных культурах он может быть как документальным, так и художественным, неизменно присутствующим на газетной полосе. Российская эссеистическая публицистика, безусловно, знаменует новый этап в развитии жанровых вариантов современного эссе, а впервые вводимая здесь в научный оборот категория "эссеистическая позиция автора" является, на наш взгляд, важным ориентиром в исследовании композиционно-речевой структуры публицистических текстов.
Изучение эссеистической позиции автора идет в аспекте стилистики текста и композиционной поэтики публицистики и отражает взгляд на стилистическую категорию позиции автора как динамично функционирующую структуру. Отметим, что под эссеизацией мы понимаем использование элементов эссе в других жанрах газетной публицистики. Это, очевидно, и следует считать следствием перехода позиции автора на качественно новый уровень. Методология комплексного исследования и методика декодирования позволяют выявить лингвистические средства и композиционные приемы создания авторского "я" в переходных жанровых формах, близких к эссе.
В аспекте лингвистики текста грани перехода от "человека социального" к "человеку частному" (концепция Г.Я. Солганика) всегда уловимы в языковом плане. И здесь идет активная разработка проблемы, тоже соприкасающейся с проблемой имиджа современного публициста. Важно отметить, что развитие методологии гуманитарных знаний диктуется сегодня не абстрактными научными целями, а их сопряженностью и нацеленностью на практические нужды в общении, в развитии профессиональных умений и навыков прочтения текста. В том конкретном их применении, которое угадывается в нестандартном подходе к традиционно сложившимся представлениям об одном и том же явлении. Поиск точек соприкосновения через пересечение разных научных направлений, расширение допустимых границ исследования становятся импульсом для новых открытий. И это вовсе не парадокс нашего времени: с одной стороны, "интернетизация", стремление к информативности и железной логике, с другой - расширение спектра гуманитарных знаний, открывающих новые методологии и возможности комплексных исследований текста.
Широкий филологический подход к проблемам поэтики публицистического текста основывается на синтезе знаний о лингвистических и стилистических возможностях композиции и композиционно-речевой структуры современных газетных жанров. Мы уже упоминали, что рассматриваем эссе как жанр пограничный, принимающий в зависимости от авторского "я" литературную и документальную формы. Литературные формы эссе в русской литературе - и об этом тоже мы уже говорили - оригинальные и разнообразные. А наша нехудожественная эссеистика столь же богата?
Отечественная эссеистика 30-40-х годов была яркой страницей культуры, вдохновенно созданной писателями и журналистами. Тексты И. Эренбурга, М. Шолохова, А. Толстого и многих других времен Великой Отечественной войны имели форму открытого публицистического монолога. Однако в послевоенные и более поздние годы жанр исчез, оказавшись невостребованным (объяснение было простое: зачем писать, если не печатают?). И так вплоть до середины 80-х - начала 90-х, когда появилась качественно новая публицистика.
Политизированные газетные жанры в свое время вытеснили со страниц эссеистически откровенные, непредсказуемые по своим выводам, неудобные для официальной пропаганды. Только во второй половине 80-х - опять же как слепок времени - возродились интерес и потребность в старом жанре. В значительной мере этому способствовало традиционно ответственное отношение публицистов к своей профессии и вынужденно приглушенное авторское "я" во времена общественного застоя. В свое "я" журналист вкладывает личное отношение к происходящему в мире, а это - обдуманная и, как правило, философски обоснованная концепция. Поиски выхода из тупиковых ситуаций в таких материалах не заканчиваются назиданием, а настраивают на "думание": задумайся, сопоставь свой опыт в осмыслении явлений с нестандартным поворотом в мыслях автора.
Функция воздействия и убеждения - не самая главная в такого рода текстах. Важнее затронуть сознание читателя, заставить заглянуть в самого себя и самому осмыслить вечную проблему "я и мир" во всех ее возможных вариантах. Это означает - разбудить в нем желание настроиться на эссеистическую тональность. А. Аграновский, блистательный эссеист и публицист, выделял лиричность как особый признак публицистики и отстаивал право на нее как в теории, так и в практике. Он писал: "Настоящая публицистика лирична. Говорю, разумеется, не о сантиментах, не о всхлипах. Лирична она в том смысле, что автор берет на себя смелость выступить со своими переживаниями, навеянными жизнью общества". Лиричность в контексте философской рефлексии отделить от эссеистичности достаточно трудно.