Некоторые аспекты моей совместной работы с доктором фон Шванебахом способны вызвать нездоровый интерес газетчиков.
Щелкнув замками кейса, Pay приоткрыл крышку и тут же вновь захлопнул ее.
– Пожалуй, – сказал он, – интерес газетчиков вам обеспечен. Фон Шванебах пишет о «событии А» и программе «Левензанн».
– О, вот как… Тогда прощай, спокойная старость.
– Но я еще не решил, стоит ли предавать дневники гласности.
– Почему?
– Потому что все это слишком невероятно. Меня объявят фальсификатором, а за подтверждением или опровержением прибегут к вам.
– Я ничего не стану ни подтверждать, ни опровергать. Я вообще не стану разговаривать с прессой.
– Боюсь, что придется, господин Роде. Эти ребята умеют быть очень настойчивыми.
Из груди старика вырвался тяжелый вздох.
– Чего же вы хотите от меня, господин Pay?
– Я хочу оградить вас от них. Помочь вам, если вы поможете мне.
– Как я могу помочь вам?
– Ответить на ряд вопросов.
Внезапное подозрение блеснуло в глазах Вольфганга Роде.
– Э, господин Pay… Не газетчик ли вы сами?
– Нет, – лаконично сказал Pay.
– Тогда зачем вам мои ответы?
Pay немного помедлил, прежде чем заговорить.
– Постараюсь быть искренним, господин Роде. По складу характера я очень любопытен, и подробности тех событий чрезвычайно интересуют меня. В обмен на них я готов отказаться от публикации дневников.
– Отказаться от сенсации? От больших денег?
– Сенсация, деньги? – Pay махнул рукой. – Сомневаюсь. Помните историю с дневниками Гитлера? А с дневниками Анны Франк? Здесь будет то же самое. Бесконечные проверки и перепроверки подлинности, а если дневники подлинные, правду ли написал их автор… Расследования, розыски… Меня как публикатора просто задергают, вот и вся слава и деньги. Плюс, более чем вероятно, репутация шарлатана. Но я – сам я, для себя – хочу знать правду о событии А. Ведь теперь, выслушав и поняв меня, вы не откажетесь рассказать мне правду?
– А зачем? – Роде прищурился с хитрецой баварского крестьянина. – Вы же так или иначе не хотите публиковать дневники.
– Вы не поняли, господин Роде, – терпеливо проговорил Pay. – Вы не поняли главного: я любопытен. Если вы удовлетворите мое любопытство, я откажусь от публикации. Если нет, опубликую, и его удовлетворят другие – журналисты, которые бросятся раскапывать эту историю. Мне это дорого обойдется, но я хочу знать правду.
Старик долго молчал, затем пожал плечами:
– Почему бы и нет? Я и так говорю с вами, трачу драгоценное время заката. Потрачу еще пару часов, мне нужен только покой… Вы готовы дать мне письменное обязательство, что не опубликуете дневники до… моей смерти?
– Да, – кивнул Pay.
– А также, что от вас не будет исходить никаких других публикаций с упоминанием моего имени?
– Да.
– Тогда давайте составим документ.
5
Бумага, скрепленная подписями Pay и Роде, исчезла в ящичке старинного бюро. Согласно ей, в случае нарушения обязательства Рольфу Pay предстояло компенсировать моральный ущерб в огромной сумме. Pay не стал объяснять старику, что, будучи адвокатом, он знает как минимум пять способов дезавуировать это соглашение, но на данный момент истина состояла в том, что он намеревался его придерживаться.
Из кейса Pay вынул коричневый пакет, где лежали ксерокопированные страницы дневников, и передал его Вольфгангу Роде.
– Прочтите, пожалуйста. Здесь немного, но это основное.
Надев круглые очки в стальной оправе, Роде открыл пакет, вынул тонкую пачку листов. Пока он читал – медленно, внимательно, – Рольф Pay смотрел в окно с подчеркнуто безучастным видом и старался думать о ночной жизни Гамбурга. Роде прочел последний лист, положил на стол поверх остальных, снял очки.
– Да, – скрипуче произнес он. – Так все и было.
Pay повернулся к нему.