Родивон . Чего доброго. Это всего легче статься может, но не знаю, как же это так. Просил и кланялся, говоришь ты, но не мог ли ты подслушать, о чем таком просил он его?
Дмитрий . Нет! а только слышал, что приказчик его уверял при отходе, что будет все исполнено верно.
Родивон . Великий Боже! Уже не подкоп ли это все под меня. Уже не нарочно ли велено было все сии пакости наделать, чтоб привесть меня в новые побои. От Митрофана Агафоновича статься все может. Ненависть его ко мне довольно мне известна.
Дмитрий . Чего доброго: и догадка твоя, дядюшка, чуть ли не справедлива. Мне пришло теперь на память, что приказчик побежал тогда же посылать куда-то мужиков, я сам это видел, но что-то приказывал он им шепотом.
Родивон . Ну! Так нет в том и сомнения. Боже мой! Какие это люди! Но не говорили ли они еще чего?
Дмитрий . Еще вспомнилось мне, что говорили они что-то о мухоморах, и приказчик хотел послать нарочно за ними.
Родивон . Да это на кой черт им?
Дмитрий . Уж я, право, не знаю, мух что ли морить. Только знаю, что мухоморы сысканы, и я сам их от приказчика приносил и отдал Митрофану Агафоновичу, а он, очистив с них красную кожу, на что-то искрошил их с другими грибами.
Родивон . Это опять нечто новое.
Дмитрий . И, дядюшка, у нас и не то еще новое есть.
Родивон . А что такое еще?
Дмитрий . У нас скоро, сказывают, свадьба будет: хотят женить Митрофана Агафоновича.
Родивон . Что ты говоришь? Уж этого негодяя, этого сквернавца женить! Чего уже они не затеют!
Дмитрий . Да на ком еще спросишь, дядюшка! Говорят, что на барышне нашей Серафиме.
Родивон . И! врешь, Митька, этому нельзя статься.
Дмитрий . Правда, дядюшка! Какой-то гость приезжал и насказал, что будто она ему неродня и так далека, что жениться можно, а боярин-то и взял в голову.
Родивон . Не с ума ли они все сошли?
Дмитрий . Уже я того не знаю, только старый боярин и спит и видит то, и с того времени, как черт на нем поехал. Дитяти нашему, бедному Ерасту житья уже совсем не стало, до того было худо, а ныне уж Бог знает что. Легко ли, дядюшка, истинно более десяти раз с того времени он его сек, да как же! Без всякого милосердия на козле, а за что и сам не ведает, а щипанцы, толчки и проклинания ежеминутно. Сегодня до того дошло, что не велел ему давать ни чаю, и во весь день ни пить, ни есть, так на него озлился.
Родивон . Бедное несчастное дитя! Но что говорить, бедные и несчастные все мы! Погибнем невозвратно все, ежели совершится то, о чем сказываешь и чего я опасаюсь. О Боже! что будет с нами? Защити нас и помилуй!
Дмитрий . Ах, дядюшка, послышался мне голос человеческий, уж не за срубленным ли лесом приехали, не побежать ли нам их ловить?
Родивон . Побежим, Митютка, беги, мой друг, ты в эту сторону, а я побегу сюда, хоть бы увидеть, кто такой. О, когда бы Бог послал. (Оба убегают.)
Явление 3
Ераст один (держа в руках узел, завязанный в платке)
Эх! Его, конечно, здесь нет! бедного Родивона! Но, постой, нет ли его в пещере. Не лег ли он отдохнуть в ней, бедненький, утомившись от трудов. Замучился, небось, впрах от них! (Подходит к пещере и смотрит.) Нету и здесь – экое горе! – конечно, пошел он осматривать лес! Как же мне быть? Где его сыскать? В лесу не найду его я пуще. Лучше подожду здесь его. (Садится.) Вот и дрова его! Все-то их он небось сегодня нарубил, но Бог знает, не покажется ли дядюшке моему и того еще мало. Не стал бы он его опять сечь, как мучил третьего дня совсем-то понапрасну. Ах! Как мне его жаль! Люблю я его, как свою душу. Но постой, что мне вздумалось. Вижу я, лежит и топор здесь, чем сидеть понапрасну, сам-ка я отведаю порубиться: не могу ли я ему помочь хоть немного и хоть полена два-три сделать, и то бы все ему в подспорье. Ведь он трудился же сам для меня, как меня носил на руках своих и учил грамоте. Для чего ж не потрудиться и мне для него? (Встает, берет топор, поднимает чурбан и не могши поднять.) Ох, какой тяжелый! Этого не поднять мне, сам поищу полегче. (Уходит за кулисы и вытаскивает сук.) Вот этот полегче и по моей будет силе. (Взворочивает на колоду и начинает рубить.)
Явление 4
Ераст и граф
Граф . Вот опять новое явление!
Ераст (оглянувшись и опуская топор.) Ах!
Граф . Не бойся, не бойся, мой голубчик! Я тебе ничего не сделаю и, когда хочешь, так не помешаю и в работе твоей. Хоть она, правду сказать, и опасная шалость, и я бы тебе не советовал.
Ераст . Нет, сударь, я не шалю.
Град. Да что ж такое, голубчик мой, ты делаешь, как не шалишь. Твое ли дело рубить дрова?
Ераст . Я, сударь, хотел помочь несчастному моему дядьке, который сии дрова рубит, и сделать ему хоть небольшое подспорье.
Граф . Голубчик ты мой, да он бы и сам нарубил.
Ераст . Ему, может быть, недосужно и некогда будет дорубить урок свой. А неравно дядюшка заедет, так он за то его высечет. А мне, сударь, его жаль: он нас очень любит и за нас претерпел неведомо сколько побой от дядюшки.
Граф . Да разве он худо за вами смотрит?
Ераст . Ах нет, сударь! Он любит нас, как отец родной, усердствует к нам очень. Но за то-то более и терпит от дядюшки. За нас-то и изволил он его приставить стеречь лес этот и за все про все и почти всякой день его сечет и наказывает.
Граф . Что ж такой за сердитый и за злой у вас дядюшка. Да разве у вас нет батюшки и матушки?
Ераст . Нет, сударь! Батюшка скончался на службе, а матушку убили, и мы с сестрицею остались сиротами.
Граф . Так не один вы, а у вас сестрица есть? Не она ли, голубчик, приходила сюда недавно и которую я видел?
Ераст . Есть, сударь, и, может быть, она недавно была здесь в лесу, ходила с девками искать грибов и ягод.
Граф . Боже мой! Это ее брат! Так вы и живете ныне у дядюшки?
Ераст . Да, сударь! Как остались мы сиротами и ближней родни никакой не имели, так и взял нас к себе дядюшка и управляет ныне нашими деревнями.
Граф . Это хорошо бы, но самим-то вам не дурно ли жить?
Ераст . Со всячиною, сударь! Однако Бог с ним, а мне не годится на него жаловаться.
Граф . Голубчик мой! Но, ну если у него нрав крутой и бешеный, и он вас самих сечет и мучит.
Ераст . То как-то без того. Но как же быть, знать Богу так угодно. Буди его власть со всеми нами.
Граф . Жаль же мне вас, мои дорогие, но дядька-то ваш чего же смотрит.
Ераст . Ах, батюшка! Его, бедного, со света согнали. Он остался было у нас вместо отца и матери, но за то, что вступался за нас, и терпит все лихо. Теперь от нас и его уже отлучили.
Граф . Нет! Это уже слишком бесчеловечно! Но что такое, мой голубчик, у тебя в салфетке завязано. (Берет и развязывает.)
Ераст . Полпирога, сударь! Мне дали его пополудновать! и мне не хотелось как-то есть. А съевши маленький кусочек, принес было достальное своему дядьке, зная, что ему, бедному, и есть не дают, кроме сухих и гнилых корок хлебных. Я наемся ввечеру, а он, небось, голоден, бедненькой. Но вот не застал его здесь: ушел, конечно, осматривать лес и траву, так я его дожидаюсь.
Граф . Боже мой! Какой это милый ребенок и какое доброе сердце имеет. Куда как он мне жалок. Хвалю тебя, мой голубчик, за твое добросердечие. Жаль мне, что не застал я твоего дядьки. Хотелось бы мне с ним поговорить. Однако между тем подожди меня на минуточку здесь, любезное дитя! Я схожу только до моей кареты. Вот тут у меня лошадей кормят, и тотчас к тебе приду назад и принесу дядьке твоему денег и тебе самому что-нибудь полакомиться и какой-нибудь подарок, ты достоин того, милое дитя!
Ераст . Хорошо, сударь, я никуда не пойду…
Явление 5
Ераст один
Какой же это хороший господин! Какой ласковый! Дай Бог ему здоровье! Куда как я его полюбил. Между тем приняться было мне опять за свое дело. (Начинает опять рубить.)
Явление 6
Ераст и Родивон
Родивон . И! батюшка! Что вы это делаете? Покиньте, сударь, неравно порубитесь.
Ераст . Ах! Вот и ты, Родивон! Я хотел было тебе сколько-нибудь помочь моими слабыми силами.
Родивон . И! голубчик ты мой! Велика ли может быть ваша подмога. Покинь, батюшка! Урок свой я почти весь вырубил, и дорубить осталось немного.
Ераст . Ну хорошо, Родивон! Так возьми же вот себе кусок пирога и поешь. Ты, небось, голоден, бедненький, и сегодня еще не ел.
Родивон . Ох, голубчик ты мой! Дай Бог тебе доброе здоровье, что ты меня помнишь. Но я сыт, батюшка, а небось ты сам голоден. Я слышал, что тебе не велено давать и кушать.