* * *
Ну а теперь - быль. Только снова и снова напомним тебе, читатель, что это мы вот так особо излагаем: сначала легенда, а потом - быль. На самом деле всегда наоборот: сначала быль, а потом уж из нее рождается легенда. Причем быль, которую сейчас предстоит нам сотворить, должна быть обязательно хлеще той былины-легенды, которую ты, читатель, уже смакуешь. Если былина - конфетка, то быль - шоколадный набор. Былина - тульский пряник; быль - торт "Наполеон". Былина - французский коньяк; колдыбанская быль - "Волжская особая".
Слушай, читатель, затаив дыхание! Истинные колдыбанцы выходят на помост и сразу берут быка за рога:
- Достославные земляки! Не кажется ли вам, что вы ведете себя как-то по-московски?
- Пребывать на брегах Волги-матушки больше пяти минут - и еще ни разу не выпить за нее!
- Это не укладывается в нашей голове.
- Как пить дать!
Во! Помнишь, читатель, легенду? "Покидая берег Волги, не забудьте опрокинуть стаканчик!" Неплохо, конечно. Однако быль, которую мы творим, куда хлеще. Как пришел на Волгу, так сразу и бахни! А уходить не торопись. Это только начало.
- Прошу наполнить стаканы! - громогласно призывает ведущий.
Народ дружно и оперативно откликнулся на этот близкий сердцу каждого призыв.
- За матушку Волгу!
- Ульк! - сообщило миру жигулевское эхо о том, что сыны и дочери Колдыбанщины свято чтут славные волжские традиции.
Особая колдыбанская быль взяла успешный старт.
- Не кажется ли вам, достославные земляки, что теперь наша мысль течет шире и глубже? - вопросил один из боцманов "Утеса" и сам ответил:
- Гораздо шире и гораздо глубже. Вот теперь давайте обратимся к Волге-матушке, и она наверняка выслушает нас.
- Волга-матушка! - подхватил другой боцман. - Просьбу имеем к тебе. Верни, пожалуйста, Луку Самарыча! Весь Колдыбан просит.
- Поклонимся же Волге-матушке, - продолжил третий. - Вот какая у нас нижайшая просьба, прямо до земли…
- А теперь - тсс! - зычно повелела луженая глотка четвертого боцмана. - Слушаем, что речет Волга-матушка. Чу!
Мы выдержали паузу, во время которой застыли, как монументы, приложили ладонь к уху и для вящей убедительности раскрыли рот варежкой, несмотря на то что туда сразу же полетели стаи ворон. Глядя на нас, даже режиссер Станиславский, этот знаменитый фома, не верящий своим актерам, и то бы наверняка воскликнул: "Верю!"
Ну тогда озвучим слово Волги для тех, кто туговат на ухо, а равно на догадливость.
- Достославные земляки! Матушка Волга выслушала нашу просьбу и приняла ее к рассмотрению. Решение будет принято без всякой бюрократической волокиты. Буквально сию минуту по воле народа, по благословению Волги-матушки Лука Самарыч восстанет от смерти к жизни и вернется к своим землякам.
- К торжественной встрече героя Самарской Луки, - возглашает лучший церемониймейстер Средней Волги Тигран Львович Леопардов, - смир-на-а!
- Лука Самарыч! - призвали мы. - Восстань во славу эпохи!
- Ура-а-а! - завопил честной народ.
- Тра-та-та! - грянули оркестры.
Теперь для вящей убедительности раскроем рот варежкой. Пусть туда летят стаи ворон. Зато, глядя на нас, даже фома-маловер Станиславский не мог бы сдержать восхищения: "Верю! Верю, как себе и даже как Немировичу-Данченко".
Чему он поверил, читатель? Неужели все еще не догадываешься?
- Свершилось! - звучит по-над Волгой ликующий возглас соратников народного утопленника.
- Там, за Молодецким курганом!
- Лука Самарыч восстал!
- Как пить дать!
А церемониймейстер таким убедительным жестом призывает честной народ наполнить стаканы, что не только Станиславский, но даже Немирович-Данченко поверил бы: сейчас в мире нет ничего важнее, чем выпить по поводу удивительной колдыбанской сенсации, - и сделал бы это второпях из горлышка.
Ульк!
С помощью жигулевского эха получилось прямо как артиллерийский салют на Красной площади.
- Добро пожаловать на землю славной Колдыбанщины, наш родной и любимый герой - легендарный Лука Самарыч! - отгорланил по нашей шпаргалке тамада всех свадеб и юбилеев, заводила всех партконференций и хозактивов Леопардов.
- Ура-а-а! - вдохновенно стараются все и вся.
- Тра-та-та! - надрываются оркестры.
Вспыхивают юпитеры телевидения. Взяты наизготовку фотоаппараты и кинокамеры. Десятки морских биноклей направлены в сторону Молодецкого кургана. Мэр Поросенков гасит сигарету и передает окурок свите. Очевидно, уверен, что легендарный герой Самарской Луки обязан явиться прежде всего пред его светлое ответ лицо.
Мило, очень мило, но… Всё невпопад. Почему? А потому. Не выплывает из-за острова Лука Самарыч.
Мы стоим, правда, спиной к Волге-матушке. Тем не менее точно знаем, что нет там, на стрежне, никакого героя. Более того, совершенно точно знаем, что и не будет.
И, пожалуйста, не разевай варежкой рот, наш милый читатель. Наглотаешься не только колдыбанских ворон, самых костлявых на Средней Волге, но и колдыбанской сажи, самой черной в мире. Чем ты, собственно, недоволен, ушлый и дошлый? Ах, ты хотел, чтобы Лука Самарыч все-таки выплыл. Прямо на середину Волги. Чтобы подрулил ко всем и вся. Прямо под нос. Чтобы кепку снял, руки всем пожал, автографами или даже памятными сувенирами одарил. Дескать, вот вам, мои былинники речистые, мои волжские гомеры и гюго, убедительные вещдоки. Того, что я истинно есть. Если попросите, могу еще фонарь на лбу засветить. Хоть себе, хоть вам.
Мило, очень мило, но… Но это будет уже удивительная колдыбанская былина. А былины и легенды - не по нашей части. Наше дело - удивительная колдыбанская быль. И мы эту быль уже сотворили.
Да, да, наш ход уже сделан! Сказано: Лука Самарыч всплыл. Значит, так оно и есть. Потому как на Самарской Луке, если загибаешь с поворотом, верят на слово.
Загнули мы на зависть всем временам и всем народам. Нате вам героя!
И точка.
Теперь самое время былины-легенды слагать. Дескать, вон он, Лука Самарыч! Выплывает из-за острова на стрежень. Подруливает прямо под нос. Кепку снимает. Автографы раздает. А на лбу, на лбу-то у него… фонарь! Как звезда у знаменитой Царевны Лебеди горит…
Ну и так далее. Язык прямо чешется. Но… Нам нельзя языки чесать. Это - прямое дело и святая обязанность Колдыбана.
Смелее, Колдыбан! Делай свой ход. Загибай вдоль и поперек, а главное - с поворотом.
Мы по-прежнему стоим спиной к Волге, а лицом - к честной колдыбанской публике и с удовольствием, с особым удовольствием наблюдаем, как она меняется в лице. Как сходит с лица всех и вся энтузиазм. Как воцаряются недоумение и растерянность на лицах даже самых солидных лиц. Оцени, читатель, красоту нашей игры.
- Достославные земляки! Лука Самарыч учил: удальцы творят удивительную быль; народ слагает об этом удивительные легенды. Это означает, что здесь и сейчас для вас наступил момент истины. Как мы хотели бы разделить с вами особую радость этого особого момента! Но…
- Но теперь эстафета - в ваших руках. Ваша игра! Не смеем мешать вам.
- Да и некогда. Нам пора на прадедовскую вахту, в "Утес". Где нас и вас у колыбели легендарного героя ждет победный третий стакан.
- Как встретите Луку Самарыча - милости просим в легендарную точку номер тринадцать, чтобы рассказывать современникам, а равно потомкам удивительные, совершенно особые колдыбанские легенды и былины. Запомните пароль. Вопрос: "Как дать пить?" Истинный ответ: "В одолжение".
Ну что скажешь, читатель? Нет, не говори, будто мы подложили достославным землякам большую свинью. Будто поставили их в дурацкое положение.
Кто жаждал вновь узреть пузатое чудовище? Взыгравший Колдыбан. Тогда почему бы нашим землякам не увидеть здесь и сейчас своего вожделенного Луку Самарыча. Его, правда, нет, но разве это препятствие для истинных колдыбанцев?
Да и куда им деваться? Третий стакан ждет. А без третьего стакана ты вообще не колдыбанец. Никакой.
Так что придется всем и вся увидеть то, чего нет. В смысле своего вожделенного Луку Самарыча. А значит, мы, истинные колдыбанцы, так много пострадавшие во славу их вожделенного героя и сотворившие так много удивительных былей, услышим наконец про все про это былины и легенды.
Мы уже предвкушали скорое и особое удовольствие. Уже видели себя у барной стойки. Уже поднимали налитые в край стаканы. Уже готовы были осушить их. В одолжение родной Колдыбанщине. То есть за счет всех и вся.
Мы уже собирались покинуть сцену, то бишь помост, укутанный в старый советский кумач, но тут…
Глава двадцатая
- Мне стыдно за вас!
Все вздрогнули. Этот голос мог принадлежать только одному человеку в мире.
Все вперили взоры в волжскую даль. Но там никого не было. Зато по шатким ступеням на временную сцену-помост поднимался какой-то субъект.
- Мне стыдно за вас! - вещал он голосом, знакомым нам аж до зубной боли. - Весь мир взирает на Колдыбан с верой и надеждой, а Колдыбан взахлеб проводит пустое мероприятие.
- Лука Самарыч? - изумленно вопросила толпа.
- Еремей Васильевич, - решительно представился колдыбанцам субъект.
На помосте действительно стоял Еремей Васильевич Хлюпиков. Но не в брезентовой плащ-палатке. Не в болотных сапогах. Не в штанах шириною с лужу на площади имени Октябрьской революции. Хлюпиков был в новом двубортном костюме. В белоснежной сорочке. И даже при галстуке, завязанном двойным виндзорским узлом. То есть как все и вся. Очевидно, специально. Чтобы его не путали с Лукой Самарычем.
С какой стати этот монстр заявился сюда как снег на голову? Что он затеял?