Илюшечка садится в угол, уткнув нос в альбом.
Арданова . Садитесь, пожалуйста. Илья Иванович. Глафира Петровна.
Ворохлов . Сядем, сядем. Отчего не сесть. Сегодня, значит, литки пить будем? За сколько именьице-то продали? Лизавета Алексеевна?
Арданов . За сорок тысяч.
Ворохлов . Ну что же, и то деньги. (Луша вносит поднос с чаем.) Если бы я знал, что вы продаете, я бы, пожалуй, и сам купил.
Ворохлова . Ну и на что тебе?
Ворохлов . А я и сам не знаю. (Задумчиво.) Видно, прынт такой.
Арданова . Что?
Ворохлов . Нет, это я так.
Арданова . Глафира Петровна. Вареньица?
Ворохлова . Свеженького? Много теперь ягоды носят. У нас уже 4 пуда наварено. Да и с прошлых годов пудов 7 аль 8 осталось. Варю нынче, а сама думаю, и куды это все и на что это все. И чего я варю, и сама я не знаю, чего я варю, а вот варю.
Ворохлов (мрачно). Прынт такой, оттого и варишь. Все на свете по прынту делается.
Елизавета Алексеевна, отвернувшись, тихонько смеется, потом подходит к Илюшечке.
Арданова . Илья Ильич, чашку чаю. Что вы так тихо сидите?
Илюшечка (очень смущенно). Благодарю, я… дома пил, я с удовольствием, не хочу.
Ворохлов (с сокрушением покачав головой). Не везет мне в сынах. Один спился, сбродяжился, а другой вот, стиль декаля. Старшего-то в Лондон посылал. Исправник покойный правду говорил: "Выпороть его надо, а не в Лондон".
Ворохлова . Ну что же говорить, исправник они, конечно, человек начитанный, а где уж нам-то различать, когда человека пороть надоть, а когда его в Лондон. А и то сказать, какой ни на есть Петруша наш, одначе добрые люди им не брезгивают. На прошлой неделе Чеканевы сватов присылали.
Арданов . Это какие Чеканевы?
Ворохлова (гордо). А такие, что при своих средствах и винокуреной завод свой. И очень, говорят, нам с вами породниться приятно, и живем мы, говорят, слава Богу, и у нас маменька с утра в шелковом платье в гостиной сидят и пасьянс раскладывают. Вот как добрые люди про нашего Петрушу думают.
Ворохлов . Ну. Распавлинила хвост.
Входят Полина Григорьевна и Долгов .
Полина . Бонжур, бонжур. Вот Андрей Николаич у нас сидел, я и его с собой притащила. Я мелодия, а он мой акомпаниман. Хи-хи-хи.
Арданова . А что же Петр Петрович?
Полина . Ах, право не знаю. Он все возится со своим пернатым царством.
Ворохлов . Это что же, кур разводит, что ли?
Полина . Нет, у него теленок и две свиньи.
Арданов подвигает стул Полине.
Полина . Нет, я хочу рядом с Ильей Иванычем. Илья Иваныч наш меценат.
Ворохлов . Это к чему же? Как понимать?
Полина . В полном смысле. Вы наш городской покровитель, и вы пожертвовали в приют пять мешков крупы. Я все знаю.
Долгов . Восторг, восторг и восторг, Полина Григорьевна, дайте мне скорее поцеловать вашу ручку. (Целует и говорит серьезно.) Мерси. Вы сами не подозреваете, сколько вы можете доставить чистой радости.
Ворохлова . Как это все по-столичнэму.
Долгов . Что?
Ворохлова . Обращение, говорю, очень московское.
Ворохлов . Теперь и наш город немногим чем Москве уступит. И телефон есть, и лектричество есть, и на моторах ездим, а еще поживем, так я к вам на эропланте прилечу в карты играть. Фррр…
Ворохлова . Ой, батюшки страсти.
Ворохлов . А как подумаешь, так ведь 20-то лет тому назад у нас здесь еще и железной дороги не было. Нда-с. Далеко мы шмыгнули. Ух, как далеко. Самих себя не видать.
Входит Клеопатра Федотовна и Иван Андреевич . Здороваются.
Клеопатра . Ах, как я была поражена, когда я узнала, что вы продали Вознесенское. И зачем вы продали?
Арданова . Надоело уж очень. Я все равно каждое лето к маме уезжала, а зимой там жутко. Лучше жить здесь, в городе.
Клеопатра . Какое чудное имение. Мы когда-то с Иван Андреичем туда за грибами ездили. Помнишь, Иван Андреич? Хи-хи-хи, Полина Григорьевна, я вам потом что-то расскажу.
Полина (жеманясь). Ах, уж вы всегда. Анфан терибль{Ужасный ребенок (от фр . enfant terrible).}.
Во время разговоров Долгов пристально смотрит на говорящих, внимательно слушает каждого, улыбается про себя.
Арданова . И мужу надоело это Вознесенское.
Клеопатра . Ну что ж, в городе можно было сезон проводить, а остальное время в деревне.
Ворохлов . У нас на Волге тоже сезоны были: комариный, мошкариный и вохры. Уж что лучше, не знаешь. Комары сосут-сосут. Уж на что худо, а пойдет мошкариный сезон, да как полезет мошкара и в рот, и в нос, и в глаз, вздохнуть не даст. А уж как вохра донимать начнет, так уж тут и комара голубчиком вспомнишь.
Иван Андреич . А по-моему, и в уединении можно не без пользы время провести. Вот я, например, занимаюсь, кроме службы, серьезным делом, так мне времени еще не хватает.
Долгов . А чем, если не секрет, вы занимаетесь?
Иван Андреич . Изобретаю. Я изобретатель. Хочу изобрести такую машинку, которая бы каждое утро в определенный час нас будила. Это очень сложная вещь. Машинка эта будет снабжена специальным звонком или трещоткой. С вечера вы ее заводите, и утром она начинает звонить. Вот только еще не придумал, как так сделать, чтобы она звонила ровно в определенный час.
Арданова (смеясь). Иван Андреич, да ведь это же просто будильник. Самый обыкновенный будильник.
Иван Андреич (растерянно). То есть это как так?
Арданова Ну да, конечно, с вечера заведете, а утром он и затрещит.
Иван Андреич (обиженно). Ну этак можно про все сказать. Да это и неважно, это я между прочим изобретал. А главное мое изобретение – это кинематограф. Хочу кинематограф изобрести.
Арданова . Господи, да ведь он уже давно изобретен.
Иван Андреич (ядовито). Так что же из этого? То ихний кинематограф, а то будет мой. Еще неизвестно, чей окажется лучше.
Арданова (Илюшечке). Илья Ильич, садитесь к нам сюда, вам там одному скучно.
Илюшечка (испуганно). Нет, нет, что вы, Лизавета Алексеевна. Мне ужасно, ужасно весело.
Ворохлов . Оставьте его, барынька. Ишь, ему весело. (Задумчиво.) Не везет мне в сынах.
Арданов (Долгову). А вы на этот раз надолго в наши края, Андрей Николаевич?
Долгов . Да, вероятно, до осени. Мне тут нравится, да и дела кое-какие.
Входит Серафима .
Серафима (свистящим шепотом Ардановой). Карточные столы в кабинете приготовлены.
Арданова . Хорошо, хорошо.
Серафима уходит.
Долгов . А это что за тип?
Арданов . Это Серафима Ананьевна г-жа Светоносова, домоправительница и мажордом. Совершенно крепостная душа.
Ворохлова . Ну уж где там. Разве теперь такие преданные бывают, как в крепостное время. Теперь ни за грош господ своих за продукты продадут и выдадут.
Долгов . Вот это-то именно и есть крепостная душа: она и преданная, она и предательница.
Ворохлова . Ну уж это вы, батюшка, так только по-ученому путаете.
Ворохлов (Иван Андреичу). Там против вас, кажется, большой пустырь есть? Так вот я этот самый пустырь купить хочу. Цементный завод строить.
Ворохлова . Господи, Твоя воля. И все-то ему надо, и все-то ему надо. И на что ему все это?
Иван Андреич . Пустырь есть. Большое место.
Ворохлова . И на что ему все это? Своего девать некуда.
Ворохлов . Молчи. Прынт такой. Стало быть, и надо. (Долгову.) Вы чего смеетесь?
Долгов (серьезно). Нет, я не смеюсь. Я просто только с большим интересом и удовольствием слушаю вас. Именно с большим интересом и удовольствием. (Садится.) Я ведь с детства помню, когда еще мой отец здесь предводителем был.
Ворохлов . Как же, как же, Николай Петровича очень помню. Растатырлив больно был, все просадил, а умный был человек.
Долгов . Вот теперь я здесь. С детства не был. Думал прямо, не узнаю своего старого гнезда. Действительно – телефоны и электричество, и железная дорога. Перемен много. Но чем больше смотрю, тем больше узнаю свое родное, незабытое. Помните, Федосья Карповна была, почтмейстерша? Наверное, Илья Иваныч помнит. Говорят, умерла. Я уж жалел, что не увижу. Очень был интересный тип. А потом смотрю, – тут мелькнуло, там мелькнуло… Здравствуйте, дорогая Федосья Карповна. Поздравляю вас с бессмертием.