Луша . И что это теперь будет, Серафима Ананьевна, я ведь никому не скажу, ей-Богу, это к кому же барыня пошла-то? Ей-Богу я никому, только разве Феньке Ворохловых, да Ксюше почмейстеровой. Ей-Богу.
Серафима . Скажите пожалуйста. Она не скажет. Да еще кто тебе позволит ябедничать-то. Тут для ябеды почище тебя люди найдутся. Коли кому нужно рассказать, так я и сама сумею. Тебя не спрошу. Ох-хо-хо. И что теперь будет, и что теперь будет. Ежели меня барин при себе не оставит, ни за что в этой мурье жить не буду. Непременно в Тверь перееду. Ездила я как-то с господами Филимоновыми в Тверь, видела там живые картины на французском языке. Уж действительно можно сказать, свету повидала. (Звонок.) Господи, это что же? Либо барин, либо барыня. Пошла вон, я сама отворю, не твоего ума дело.
Обе уходят. Входит Арданов в пальто и шляпе, садится, не раздеваясь, на стул. Вынимает бумажник, раскрывает его и снова прячет.
Арданов . Все. Кончено. (Вытирает лоб платком. Входит Серафима.)
Серафима (жеманно). Ах, барин, уж и не знаю, как вам сказать… Уж и не смею, уж и руки и ноги, как говорится, к гортани прилипли.
Арданов (раздраженно). Чего вам? Отвяжитесь вы от меня.
Серафима . Уж виновата, барин, а должна я вам все сказать, чтобы вы не подумали, что я потатчицей была… Как цветы все через мои руки проходили и два раза даже с письмами. Писем-то я, виновата, прочесть не удосужилась. Так только уголочком глаза зыркнула, когда барыня читали.
Арданов . Что вы там мелете?
Серафима . Ей-Богу, только и успела уголочком зыркнуть, а прочесть не смогла. Видела, что как будто "е" и потом "е", и потом – опять "е", а больше не разобрала. Конечно, кабы знать, что дело так повернется, так можно было бы эти самые письма выкрасть.
Арданов . Какие письма? Говорите сейчас же, в чем дело. Слышите? Я вам приказываю, сейчас же отвечайте.
Серафима . Ей-Богу, через преданность мою. Я перед барином своим чиста и противу барина не потатчица. А господин Долгов цветы барыне посылал. Так все не симпатично и два раза с письмом. "Е" только разобрала и "е" и еще "е". Ей-Богу, лопни глаза… Вот образ-то на стене.
Арданов (вставая). Где барыня?
Серафима (мечется). Она-с, они-с…
Арданов (бросает шляпу на пол). Отвечай сейчас же или я тебе…
Серафима . Ой-ой-ой. Смертынька моя. Ушла барыня, ушла из дому совсем, своими глазами видела…
Арданов . Что-о? Ушла? Куда?
Серафима . Да уж видно туда… туда… (Арданова раскрывает дверь из своей комнаты. Она очень бледная, в том же платье, в каком была у Долгова.)
Арданова (спокойно). Что здесь случилось? Что за крик?
Арданов (изумленно и смущенно). Ты? Где ты была?
Арданова . Я? Как видишь, дома.
Арданов . А как же она говорит, что ты…
Арданова (Серафиме). Уйдите отсюда. (Серафима, съежившись, уходит.) Она видела, как я вечером пошла пройтись, и не видала, как я вернулась – у меня был ключ с собой. Вот и все. Может быть, благоразумнее с моей стороны было бы не возвращаться.
Арданов (начиная сердиться). То есть, как это так? И, вообще, что это значит? Эти цветы и записочки от Долгова, о которых вся прислуга знает? Потрудитесь отвечать.
Арданова . Потрудитесь не кричать. А теперь слушайте. Совершенно верно, Долгов посылал мне все время цветы и два раза присоединял очень любезные письма. Если бы вы поинтересовались ими в свое время, вы бы их прочли. Но ведь вас никогда не было дома. А теперь вы мне потрудитесь сказать, где мои деньги.
Арданов (растерянно). Деньги… Какая ты смешная. Да я же тебе сказал, что отвезу их… ну и отвезу… Какая ты…
Арданова молча подходит к бюро, открывает его и долго молча смотрит на Арданова.
Арданов . Дорогая… Лизочка… Я и сам не знаю, как это вышло… Я… Прости меня… Я всю жизнь. (Опускается на стул, закрывает лицо руками.) Лиза. Ты, конечно, вправе презирать меня и бросить меня… но… Лиза, прости меня. Ведь я же люблю, я люблю тебя, Лиза.
Арданова (вдруг вспыхивая, кричит вся дрожа). Что ты сказал? Какое ты слово сказал? Как ты смел? Как ты смел огненное слово сказать? Смерть и тлен ваши слова. Смерть и тлен. Как смеете вы? Как смеете вы. (Закрывает лицо и громко рыдает. Арданов бросается к ней.)
Арданов . Лизочка. Милая. Ты больна. Ты измучилась. Это я такой подлец. Я последнее время совсем не был с тобой. Лизочка, я не мог. Я проигрывал твои деньги и чувствовал себя таким подлецом перед тобой, что нарочно поддерживал в себе эту злобу, это раздражение. Понимаешь. Нарочно сердился, потому что мне уж очень было стыдно… Пожалей меня, Лиза. Сколько раз я был груб с тобой только потому, что боялся расплакаться.
Арданова (устало). Мне все равно. (За окном начинает тихо играть шарманка, тягучий хриплый вальс.)
Арданов . Лиза, дорогая, я тебе выплачу эти деньги. Понемногу, верь мне. Ведь я же тебя… (Спохватившись.) Ну не буду, не буду. Только ты верь мне, я тебе верну все.
Арданова . Да ты не волнуйся. Сегодня твои именины, считай, что я тебе подарила эти деньги. Это мой подарок.
Арданов . Нет, Лизочка, милая, ты знаешь, что я никогда не соглашусь.
Арданова (нетерпеливо). Ну, хорошо, хорошо. Я пойду переоденусь, ведь сегодня гости. (Уходит.)
Арданов (идет за ней). Дорогая. Я всегда знал, что ты святая, а я подлец. Если бы я этого не знал, то наверное не поступал бы так. Ах, я совсем не то говорю. Я так взволнован. ( Уходит. )
Серафима (заглядывает в комнату). Ну и слава те Господи. А то уж я совсем расстроилась. И вся дрожу, и вся дрожу. (Зовет.) Лушка! Иди стол накрывать. (Поднимает шляпу с полу, обтирает рукавом и сдувает с нее пыль.) Как он шляпу-то швырнул, так у меня прямо в нутре что-то перевернулось. Верно, становая жила лопнула. (Слушает шарманку, открывает окно и кричит.) Пошел вон. Пошел вон. Чего с утра дудишь? Господа не любят. (Шарманка умолкает.) И шарманки-то нынче не подумавши играют.
Луша (входя). А как же вы, Серафима Ананьевна, говорили – ведь барыня-то вернулись.
Серафима (деланно равнодушным тоном). Ну что же, прогулялись и вернулись, не на улице же им ночевать. А ты бы поменьше разговаривала, лучше было бы.
Луша . Да разве я…
Серафима . Вот то-то и оно. Ты мне что тут давеча натурчала? Как бы я это господам доложила, так тебя бы в один секунд отсюда помелом вымели.
Луша . Ой да что вы, Серафима Ананьевна, да что же я говорила?
Серафима . Ладно, ладно. Передо мной хвостом лисить нечего. Все слышала, мать моя. Благодари Бога, что я слышала, а не кто другой. Что не доносчица я и не сплетница. Меня хоть на дыбу поднимай, уж слова из меня не вытрясешь. Уж, видно, порода такая у меня, не болтущая. Звонит кто-то, поди отвори. (Луша уходит.) О, господи, и народ нынче пошел: плетут, плетут. Выдумать тоже на своих же, на господ.
Уходит. Входит Ворохлова , встревоженная, шляпка на боку, в рукаве носовой платок комочком.
Луша . Обождите, пожалуйста, я сейчас барыне доложу.
Ворохлова . Хорошо, хорошо, милая. Я обожду, обожду. Уж ты только доложи. Скажи на минутку, мол, просят, на одну только минутку. Глафира, мол, Петровна. (Луша уходит.) О, господи. (Вытирает комочком-платком глаза и нос.)
Арданова (входя). Глафира Петровна. Очень рада… Но что с вами.
Ворохлова (косится на уходящую Лушу, ждет, чтоб та ушла.) Голубчик, Лизавета Алексеевна. Не сама я шла к вам, материнское сердце повело. Ухватило и повело. Милая Лизавета Алексеевна. (Вытирает глаза.) Вы одна можете помочь.
Арданов . В чем дело, я рада всей душой. Глафира Петровна, успокойтесь… ради Бога. Что случилось?
Ворохлова . Беда, голубчик, беда. Вот зашла к вам узнать, может, вы что знаете. Ведь Илюшечка-то все к вам бегал книжки читать. Так, может, он вам что и сказал? А? Не говорил ли чего?
Арданова . Ничего не говорил. Я даже не понимаю, про что вы.
Ворохлова (оглядывается). Только вы никому… мой-то убьет, если узнает. Не велел никому говорить… Илюшечка ведь ушел. На рассвете ушел. Палочку взял да котомочку и пошел, и где искать-то его, не знаю.
Арданова . Господи. Да он, может быть, вернется еще?
Ворохлова . Нет, милая, нет, хорошая. Уж когда они этак уходят, они домой не возвращаются. Я думала, может быть, он вам что говорил, а вот и вы ничего не знаете.
Арданова . К сожалению, ничего не знаю. Это и для меня совсем неожиданно.