Отличное от традиционного сознание формируется внутри среды и в соприкосновении с нею. Отсюда еще одна особенность романной ситуации: среда не только материал для наблюдения и осмысления, но и почва, на которой вырастает иной тип сознания. Так поднимается вопрос о факторах, определяющих человеческое мироощущение. Среди многообразных факторов, воздействующих на героев, первостепенное значение отводится человеческим отношениям, быту, жизненному укладу, привычкам, традициям. Господствующий и устоявшийся тип отношений является основной питательной почвой для людей дворянского крута, провинциального или столичного – в равной мере. Большинство их живут и мыслят как принято, как заведено. Кем и когда заведено – это не обсуждается.
У отдельных лиц (как уже сказано, в романе их трое) подобные отношения вызывают неприятие, отчуждение, желание отгородиться, замкнуться в своем внутреннем мире. Формы отчуждения могут быть разными, как свидетельствуют судьбы Онегина и Татьяны. Однако их сознание не останавливается на отчуждении, оно наполняется чем-то более значительным.
Особенности социальных отношений, включая мужиков, освобожденных Онегиным от барщины или принадлежащих Лариным, вряд ли занимают сознание Татьяны, которая узнает о судьбе крестьянской женщины только в связи со своими любовными переживаниями. Зато природа, ее красота, а затем литература становятся для нее источником радости, эмоций, кладезем знаний и мудрости, которые заполняют сознание героини. Реакция на них – показатель духовной чуткости и отзывчивости героев. При этом Татьяна живет в атмосфере народной (праздники, песни, гадания) и книжной культуры XVIII века, Онегин – в атмосфере Петербурга 20-х годов XIX века, а Ленский – той, что питала русскую молодежь в "Германии туманной". Умение усваивать плоды идейно-умственной и эстетической деятельности своих современников и предшественников сближает пушкинских героев, выделяет их из своей среды и позволяет назвать их носителями личностного сознания своего времени.
Зафиксировав неоднородность внутри дворянской среды, писатель вводит еще один уровень дифференциации, подмечая различия в микросреде и тем самым обращая внимание на разные типы сознания современной дворянской интеллигенции. Эти различия проявляются в элементарных отношениях друг к другу, казалось бы, духовно близких и родственных душ. Причем главным объектом внимания оказывается Онегин, который не понимает весьма симпатичного ему Ленского, что приводит к трагедии; он не в состоянии понять Татьяну ни в момент первой их встречи, ни во время последней, между которыми прошло около четырех лет. Не удивительно, что Татьяна не представляет, как умный и наблюдательный Онегин может не заметить ее страданий, одиночества, желания поделиться своими мыслями и хоть умственно вырваться за пределы своей среды. Последующая жизнь научит Татьяну прятать свои сердечные тайны от болтливых сверстниц, от ревнивых дам, от света в целом, обогатит ее жизненным опытом, но не спасет от страданий. Потенциальное духовное родство между героями не облегчает драматического отчуждения их от своей среды, а только усугубляет его, внося элемент равнодушия, безразличия, которые исходят в первую очередь от Онегина. "Онегину не хватает нравственного обаяния", справедливо заметил Ю.М. Лотман. Ведь Онегин не способен реагировать даже на близкий, родственный ему тип души, не способен понять чужого, хотя и сходного с ним внутреннего мира. Что же тогда говорить о его участии в борьбе за изменение социальных условий жизни чуждой ему среды?
Уже из сказанного можно заключить, что такой человек, будучи весьма наблюдательным, образованным, критически мыслящим, вряд ли мог пополнить ряды декабристов, которых А.И. Герцен не случайно назвал "рыцарями, коваными из чистой стали", а Лотман отметил, что "декабристской личности пришлось проявить значительную творческую энергию в создании особого типа русского человека". Ленский, конечно же, не знает русской жизни, не замечает ограниченности семьи Лариных и своей невесты и, по существу, становится жертвой своего отвлеченного мышления. Таким образом, непосредственное впечатление от изображенной микросреды полно драматизма, ощущения неустроенности личных судеб главных героев, отсутствия счастья, любви, понимания.
Общая ситуация романа "Евгений Онегин" свидетельствует, как и ситуация романа Стендаля, об органичном взаимодействии двух проблемных аспектов: интереса к личности, ее сложной судьбе и внутренним исканиям и одновременно к обществу, являющемуся естественной средой формирования личности и объектом критики для таких, как Онегин, средой, где невозможно реализовать духовные стремления и идеалы, а также надежды на личное счастье.
Что касается психологизма, то микроанализ всех движений ума и сердца еще не был потребностью времени, ибо действительность формировала характеры, которые вызывали уважение прямотой и цельностью. Рефлексия, зафиксированная, например, в дневниках известного декабриста Николая Тургенева, оставалась принадлежностью его личных мыслей, а стремление к морально высоким, граждански значимым поступкам было известно многим членам общества. Поэтому многослойность внутреннего мира человека, соотношение в нем разных граней и ракурсов не привлекали Пушкина. Очевидно, ему ближе был тот тип психологизма, который И.С. Тургенев назовет "тайным".
Это не мешает сопоставлению, диалогу двух миров в романе, из которого рождается представление о ценностной позиции и автора и героев. Монологизм наличествует и в позиции Онегина, которая, при всех ее изъянах и противоречиях, достаточно весома и превосходит представления и принципы большинства членов дворянского общества того времени. Но главным носителем идеи монологизма является Татьяна. Ценностный смысл, авторитетность и привлекательность ее мироощущения – в нравственных устоях, которые проявляются во всем ее поведении и прежде всего в отношении к близким. Не случайно автор открыто выражает свои симпатии к героине и тем самым к такому типу женщины.
Завершая этот параграф, заметим: при всей справедливости мысли о том, что развитие романа отнюдь не всегда есть движение к "высшему", нельзя не признать, что в конце 30-х годов XIX века наступает период "зрелости" жанра, когда он в наибольшей степени обнаруживает свои потенциальные жанровые свойства. Это проявляется в освоении им романной ситуации, которая представляется все более широкой, требующей развернутого изображения среды и вместе с тем сохранения акцента на судьбе личности, максимально связанной со средой.
В основе такого понимания лежит принцип историзма в трактовке и личности, и общества, который подразумевает восприятие личности как члена социума в ее многообразных отношениях с миром. Позднее этот принцип стали называть детерминизмом, считая иногда, что детерминированность поведения героя означает одностороннюю обусловленность его социальными обстоятельствами, средой и потому свидетельствует об ограниченности в понимании личности.
Акцентирование детерминизма, т. е. обусловленности характеров конкретно-историческими обстоятельствами, не означало, что художники не замечали глубоко скрытых мотивов поведения героев, объясняемых их принадлежностью к человеческому роду вообще, в том числе наличием бессознательных аспектов психики, называемых в настоящее время архетипическими. Размышляя о творчестве Пушкина, Д.Д. Благой однажды заметил, что уже у Пушкина есть наблюдения над сознанием героев, аналогичные обозначенным выше, но Пушкину, видимо, был ближе тот тип героя, который "крепко словом правит // и держит мысль на привязи свою".
Осознание художниками роли историзма в объяснении внутреннего склада и поведения романных героев и окружающего мира избавило роман от нарочитого морализма, характерного для предшествующих эпох и вытекавшего из универсального понимания человеческой природы, и помогло обрести то, что позднее будут называть реализмом. Ведь становление реализма осуществлялось прежде всего и более всего в романе, поскольку именно роман с его углубленным интересом к личности, умением показать ее изнутри и в контакте со средой способствовал выработке тех качеств в трактовке и изображении характеров, которые формировали реалистический метод. Не случайно роман и реализм во многих, даже очень солидных исследованиях воспринимаются и рассматриваются как синонимы или, по крайней мере, как "близнецы-братья". Тому есть много примеров и доказательств, в том числе замечательный труд по истории русского реализма, созданный в Институте мировой литературы в 70-е годы, или работа Г.М. Фридлендера "Поэтика русского реализма".
Итак, рассмотрение двух романов позволяет заключить, что в творчестве Стендаля и Пушкина сложился вполне "зрелый" тип романа, и именно в романистике первой трети XIX века началось формирование современных представлений о романе, с позиций которых оценивается и его прошлое, и настоящее. Постараемся подтвердить эту мысль, показав, какие вариации романного жанра являет нам последующая европейская литература, в особенности русская.