Предуведомление
Несколько текстов, вернее даже, картинок этого сборника являют весьма нехитрые ситуации, где на глаза наблюдателя попадает некое женское существо. Его, конечно, условно можно называть женским существом по причине его почти марионеточной условности, собственно, каким оно и может предстать нарцистическому, все обливающему как бы неким мраморным молоком непричастности, мужскому взгляду.
1 |00382 Она образовывалась в лучших заведениях Европы
Сейчас она пререкается с официантом
На неведомом мне языке
Ее лицо выражает нетерпение и брезгливость
За ее спиной
На дальнем склоне крутых гор
Подваливающих прямо к нашему столику
Я вижу одинокую корову
Я наблюдаю за ней с полчаса -
Она не двигается с места
1 |00383 В какой-то непотребно-доверительной ситуации
Я спрашиваю у нее:
А когда груди начинают расти
Это больно? -
Нет, совсем не больно
Но гораздо неприятнее и мучительнее
Первые менструации! -
Да, да, – подтверждаю я
Уж и вовсе забываясь
1 |00384 Крупные обнаженные руки
Она обрушивает на рояль
Будто это единственное, что ей потребно в этой жизни
Я пытаюсь представить ее
За пределами сцены
И хотя отлично знаю, что происходит с ней
На кухне, в лесу, в постели
Я не могу мысленными усилиями
Оторвать ее от рояля
И перенести в эти, заранее видимые
Картинки
И не надо! И не надо! -
Шепчу я себе умиротворяясь
Оставляя это никчемное занятие
1 |00385 Она наблюдает разговор
Двух перевозбужденных приятелей
На ее устах блуждает слабая улыбка
Не то снисхождения
Не то обожания
Они разом поднимаются
И уходят, видимо, в туалет
Возвращаются спокойнее и несколько даже суровее
Ну, пора, пойдем! – говорит она
Я не могу определить, которому из них
Так как все разом поднимаются и покидают кафе
1 |00386 Я сижу в каком-то офисе
Где их много
Но одна из них особенно молода и решительна
Она стремительно перебрасывается от экрана компьютера
К каким-то важным бумагам
И в некий момент
Бросает на меня быстрый испытующий взгляд
И я понимаю
Исполненный этим пониманием
Я несколько даже торопливо встаю и покидаю офис
1 |00387 Высокая, статная
С неким сдержанным, но диким эротическим напором
Она предлагает мне на выбор
Огромное количество тирольских блюд
В которых я не могу разобраться
И на каждое слово ее отвечаю: Да! -
Что ее нисколько не смущает
И она по-прежнему высится передо мной
С маленьким открытым блокнотиком
И карандашиком в руке
Заслоняя дальние снежные вершины
Нисколько не пытающиеся
Внести ненужную ясность
В нашу многозначительную беседу
1 |00388 У стойки бара
Держа в одной руке стакан
С каким-то красивым наполнением
Другой легко поправляя волосы
Она поглядывает по сторонам
Делая шаг назад
Когда он незаметно пытается приблизиться к ней
И возвращаясь в прежнюю позицию
Когда он отступает назад
Безошибочное чувство дистанции! -
Отмечаю я про себя -
Точно так же, как в постели
С ним или с кем-либо другим
Она не дает ему отлипнуть ни на сантиметр
Безошибочное чувство дистанции! -
Снова отмечаю я про себя
1 |00389 Сухонькой
Сморщенной
Почти обезьяньей лапкой
Она ловко управляется с баранкой
Точно направляя машину
На слабые и испуганные
Мечущиеся по мостовым и тротуарамТела разновозрастных мужчин
Сгубивших ее молодые годы
И столь мучавших ее в замужестве
Они заслужили! -
Соглашаюсь я
Глядя из окна третьего этажа кирпичного здания
1 |00390 Она спокойно
И рассудительно объясняет мне
Что не следует употреблять мата
в художественных
произведениях
Я почти соглашаюсь с ней
Но как же быть с персонажами
Изъясняющимися исключительно матом? -
Привожу я как бы неотразимый довод -
А просто не надо интересоваться
подобными персонажами! -
Я тут же прикидываю
Что, практически, ни один из моих знакомых
Не смог бы попасть в мои произведения
Что же, будем искать других
По ее совету
1 |00391 В открытом кафе
На берегу озера
Она вдруг вспоминает
Что в маленьком пруду
Во владениях ее отца
Вдруг завелись водяные крысы
В несметном количестве
И стали устраивать себе гнезда
И это разрушало непрочные берега пруда
И пришел человек
И принес клетку
И в нее попал вожак
Собственно, на это и было рассчитано
Вожаки всегда все испытывают первыми
И этот оказался в клеткеИ принялся орать
Орал долго, истошно, нечеловеческим образом
Откуда бы ему орать человеческим
И он умер от этого крика
От обиды, оскорбленной гордости
и утерянной свободы
И крысы ушли
Она вспомнила это сейчас
И по ее лицу пробежала мгновенная
гримаса отвращения
и сострадания
1 |00392 Она мне смотрит прямо в глаза
И говорит:
Молитва превосходит любое стихотворение
И все вместе взятые стихотворения тоже! -
Да, – соглашаюсь я
Ухожу
Рву, выбрасываю, сжигаю все свои стихи
Прихожу в экстаз
Возвращаюсь к ней
Но не вижу удовлетворения в ее глазах
Ах да, молитва! – вспоминаю я
Да, молитва! – подтверждает она
Детские стихи
На границе ускользающего детства
2003
Помню, как в детстве мама принесла мне достаточно уродливого плюшевого Мишку, сразу же ставшего моим любимцем и последующие 10 лет. Да и поныне. Помню, как постепенно стал он уменьшаться в размере и относительно, по сравнению со мной, выраставшим и мужавшим, и абсолютно, теряя свою опилочную плоть. Помню, как безудержно разрыдался я, когда, вытаскивая его из-за дивана, я рывком оторвал ему лапу. Хотя, нет, нет, это плакал Сашка Егоров, мой сосед по коммунальной квартире. Сквозь тонкие стены, разделявшие наши соседние комнаты, я услыхал его громкие всхлипывания, постучал в дверь, вошел и увидел его с одноногим Мишкой в руках. Это был его Мишка. Или, скорее, другого моего соседа по квартире – Толи Мудрика. Точно уж и не припомню. Но я не столь забывчив, чтобы не помнить, как я зашел в его комнату в отсутствие всех ее обитателей, взял Мишку, с неимоверным усилием оторвал ему ногу и бросился бежать. И был пойман. И был бит. Но и опять-таки, опять-таки, я не столь забывчив, чтобы запамятовать, что это сам Толя Мудрик был бит родителями. Или Сашка Егоров? Или они не были моими соседями…? А моим единственным достоянием в ту пору военного детства был огромный, неуклюжий деревянный автомобиль, сколоченный отцом прямо на моих глазах. Вот это, вроде бы, я точно помню. Вроде бы точно.
Впрочем, проблема достоверности детских воспоминаний, как и сновидений, не столько в их реальности (зачастую они имплантированы в нашу память чужими рассказами), сколько в постоянных попытках описать их, схватить, завладеть ими. И убедить в этом всех. Прежде всего, самих себя. Убедить себя перед лицом посторонних.
То есть проблема в схватывании детства, все время находящегося на грани ускользания. Вернее, скользящего по этой границе. Не исчезающего, мерцающего, но так и не ухватываемого грубыми взрослыми руками в своей окончательной убедительной наличности.
Там, где оторвалимишке лапу
1991