Мы сделали его диктатором, — Бэйл стиснул руки так, что костяшки пальцев заболели.
Он же друг и учитель моего мужа, подумала Падме. Мне не следует даже слушать все это.
— Но что мы можем сделать с этим? — спросила Терр Таниел, так и не подняв головы.
Лицо ее было хмурым.
— Для обсуждения этого мы и пригласили вас сюда, — спокойно сказала ей Мон Мотма.
— Не уверен, что мне нравится то, к чему все это идет, — Фанг Зар поерзал.
— Никому из нас не нравится, к чему идет вообще все, — Бэйл привстал.Вот то-то и оно: не можем же мы позволить тысячелетней демократии кануть в небытие! Нужно бороться!
— Бороться? — переспросила Падме. — Не могу поверить своим ушам… Бэйл, ты говоришь, как сепаратист!
— Я… — Бэйл медленно опустился обратно в кресло. — Прошу прощения. Я совсем не это имел в виду. Я пригласил вас сюда потому, что из всех сенаторов нашей Галактики вы четверо все это время представляли собой наиболее стойкие — и влиятельные — голоса разумности и сдержанности, делая все возможное, чтобы сохранить нашу бедную потрепанную Конституцию. Мы не хотим навредить Республике. С вашей помощью мы надеемся спасти ее.
— Становится все яснее, что Палпатин превратился во врага демократии,взяла инициативу Мон Мотма. — Его надо остановить.
— Сенат дал ему полномочия, — ответила Падме. — Сенату его и останавливать.
Гиддеан Дану переместился на краешек кресла.
— Боюсь, вы недооцениваете степень коррумпированности Сената. Кто теперь станет голосовать против Палпатина?
— Я буду, — парировала Падме и поняла, что действительно сделает это. — И я найду других, кто сделает то же.
Ей придется. Независимо от того, насколько сильно это ранит Анакина. О, любимый, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
— Сделайте это, — согласился Бэйл. — Создайте как можно больше шума — заставьте Палпатина следить за вашими действиями в Сенате. Это отвлечет его, пока Мон Мотма и я начнем строить нашу организацию…
— Стойте, — Падме встала. — Некоторые вещи лучше оставить не сказанными. Сейчас мне лучше не знать о… о чем бы то ни было.
Не заставляйте меня лгать мужу, говорили ее глаза. Пожалуйста, Ьэйл. Не заставляй меня лгать ему. Ложь разобьет ему сердце.
Возможно, он увидел эту безмолвную мольбу; помедлив мгновение он кивнул.
— Хорошо. Прочее оставим на будущее. Необходимо держать эту встречу в строжайшем секрете. Даже намек на эффективную оппозицию Палпатину может оказаться, как мы видели, очень опасным. Мы не должны говорить о сказанном здесь с кем-либо, кроме присутствующих. Мы не должны посвящать кого-либо в наш секрет без согласия всех и каждого в этой комнате.
— Это относится ко всем, включая самых близких вам людей, — добавила Мон Мотма. — Даже к вашим семьям. Рассказав им о нашей встрече и вопросах, здесь обсуждаемых, вы подвергнете их той же опасности, что грозит всем нам. Говорить нельзя никому. Никому.
Все кивнули, и Падме поняла, что ничего не может сделать. Что она могла сказать? Можете хранить свои секреты, но я должна сказать моему мужу-джедаю, который является любимым протеже Палпатина…
Она вздохнула.
— Да. Да, я согласна.
И пока маленькая группа разбредалась по собственным кабинетам, она думала только об одном: О, Анакин… Анакин, прости меня…Прости меня, пожалуйста…
***
Анакин был рад, что обширный сводчатый коридор Храма был пуст, за исключением его и Оби-Вана, — не нужно было приглушать голос.
— Это просто возмутительно! Как они могли так поступить?
— Как могут они поступить по-другому? — возразил Оби-Ван. — Твоя дружба с Палпатином — та самая, которая дала тебе возможность быть в Совете,делает невозможным твое возведение в ранг магистра.