Х
"Философия Откровения" Шеллинга прошла бесследно", – замечает Куно Фишер (Ист. нов. филос., VIII, 768). Эд. Целлер видит в ней только "неуклюжую схоластику" (Ист. нем. филос.), а Ферд. Хр. Баур, один из первых христоубийц, – "галиматью" (К. Фишер, op. cit., 268).
"Галиматьею", впрочем, кажется нам не только "Философия Откровения", но и само оно. Пусть старушки в церквах читают символ веры; мы с Мефистофелем знаем, что о таких вещах не говорят в приличном обществе.
Как рассмеялись бы философы тогда и теперь, если бы кто-нибудь сказал им, что Шеллинг заглянул в тайну мира глубже, чем Кант!
XI
Мы читаем книгу мира, как малограмотные люди, не отрывая глаз от страницы и водя пальцем по строкам; и только тогда, когда чья-то быстрая как молния рука перевертывает страницу, мы видим, что мелькает что-то "написанное сбоку, на полях" (Бергсон), может быть, самое важное, но мы не успеваем прочесть: чтобы успеть, нужны другие глаза, те "вещие зеницы", что бывают только у пророков.
Мы верим на слово Лобачевскому и Эйнштейну, что где-то в "четвертом измерении", в метагеометрии, "перчатка с левой руки надевается на правую". Но для того чтобы это понять – увидеть, нужен метафизический вывих, выверт ума наизнанку, как бы сумасшествие, или то "исступление", "выхождение из себя",
, которому учили древние мистагоги и апостол Павел: "Премудрость Божия – безумие для мира сего".
О четвертом измерении кое-что знает Эйнштейн, но, может быть, больше знают Орфей и Пифагор, иерофант "Четверицы Божественной", которую воспевает он, как "число чисел и вечной природы родник", παγάν άεννάου φύσεως (Carm. Aur., V, 47).
Пифагора и Орфея объясняет Шеллинг: над тремя началами в Боге, Отцом, Сыном и Духом, возвышается сам Бог в единстве Своем, так что тайна Бога и мира выражается алгебраически: 3+1=4 (Philos. d. Offenbar.). Это и значит: в Боге Три – Четыре в мире; Троица в метафизике есть "четвертое измерение" в метагеометрии.
Не эту ли игру божественных чисел кристаллизируют и египтяне в пирамиде, соединяя в одной точке неба четыре исходящих из земли треугольника, и вавилоняне – в башне Zikkurat, семиярусной: 3+4=7?
XII
Зодчество, Музыка, Математика – во всех трех один и тот же лад божественных чисел, один порыв из трех измерений в четвертое: в ледяных гранях Аполлоновых чисел – огненное вино исступлений Дионисовых.
Пифагор считает и поет, считает и молится, потому что в числах не только земная, но и небесная музыка – "музыка сфер". И Пифагору, геометру, отвечает св. Августин, богослов: "Pulchra numero plecent. Числом пленяет красота" (De ordine).
"Что такое серафим? Может быть, целое созвездие", – бредит Иван Карамазов. Серафимы и херувимы, Созвездия, вопиют у престола Единого в Трех: "Свят! Свят! Свят!"
А мы из преисподней хохочем с Мефистофелем:
– Галиматья! Никогда не будут три одно!
XIII
Древние были учтивее нас: не посмели назвать "галиматьею" мудрость Гераклита, а назвали его только "Темным". Темны и тяжки, как первозданные глыбы гранита, дошедшие до нас обломки Гераклитовой мудрости.
Был ли он посвящен в мистерии, мы не знаем; но, во всяком случае, говорит, как посвященный, и книгу свою "О природе", Περί φύσεως, приносит в дар Артемиды Ефесской, которая в Азийских таинствах – то же, что Деметра в Елевзинских и Аксиокерса в Самофракийских: третье лицо Троицы – Мать-Дух. И все учение Гераклита – о Тайне Трех.
"
Противоборствующее-соединяющее. – Из противоположного – прекраснейшая гармония. Бог есть день-ночь, зима-лето, война-мир, сытость-голод: все противоположности в Боге,
" (Heraclyt. Fragm., 8, 64).
Это и значит: два противоположных начала соединяются в третьем: – А + А ± А, алгебраическая формула Шеллинга.
XIV
От Гераклита до Шеллинга – Слово Божие и немота человеческая о Троице. Но в наши дни Слово страшно умаляется, а немота растет. Еще только старушки в церквах да три старца на пустынном острове молятся: "Трое нас, Трое Вас, помилуй нас!"
XV
Все, что мы называем "цивилизацией", зиждется на христианстве; христианство есть откровение Сына; Сын – Второе Лицо Троицы. Но вот о Ней самой – ни слова. Немотой уста наши замкнуты, как врата адовы замками железными.
От начала мира люди знали об этом, помнили – и вдруг забыли.
Да, именно вдруг, потому что это произошло окончательно только за последние триста – четыреста лет, или еще быстрее, острее за последние тридцать – сорок лет, или еще острее, быстрее за самые последние, самые страшные годы в жизни человечества.
Это похоже на то, как если бы люди вдруг забыли об основном законе логики, законе тождества, – и сошли с ума.
XVI
Человек, даже не знающий, что такое Троица, все-таки живет в Ней, как рыба в воде и птица в воздухе.
Как ни ломает он логику, а подчиняется ей, пока не сошел с ума окончательно: пока мыслит – мыслит троично, ибо троичны основные категории человеческого мышления – пространство и время. Три измерения пространственных: линия, плоскость, тело; три измерения временных: настоящее, прошлое, будущее.
Троичны и все предпосылки нашего опыта. Уже с Демокрита и Лукреция понятие вещества,
, включает в себя понятие атомов с их взаимным притяжением (+а) и отталкиванием (– а); двумя противоположными началами, соединяющимися в третьем (± а), именно в том, что мы называем "материей".
Троичен и закон физической полярности: два полюса, анод и катод, замыкаются в электрический ток. По слову Гераклита: "Кормчий всего – Молния.
" (Fragm., 64). Соединяющая Молния Трех.
Троичен и закон химической реакции, то, что Гете называл "избирательным сродством" химических тел, Wahlverwandschaft: два "противоположно-согласных" тела соединяются в третьем.
Троичен и закон жизни органической: внешняя симметричность, двойственность органов (два уха, два глаза, два полушария мозга) и внутреннее единство биологической функции. Или еще глубже: два пола, два полюса и между ними – вечная искра жизни – Гераклитова Молния.
Троична, наконец, и вся мировая Эволюция: два противоположных процесса – Интеграция и Дифференциация – соединяются в единый процесс Эволюции.
XVII
Так "трижды светящий Свет" колет, слепит человеку глаза, а он закрывает их, не хочет видеть. Все толкает его в Троицу, как погонщик толкает осла острою палкой-рожном, а человек упирается, прет против рожна.
Хочет остаться сухим в воде и задыхается в воздухе. Рыба забыла, что такое вода, и птица, что такое воздух. Как же им напомнить?
Напоминать о разуме в сумасшедшем доме опасно. Все сумасшедшие в один голос кричат: "Монизм! монизм!" Но что такое монизм – единство без Триединства, часть без целого? Начинают монизмом, а кончают нигилизмом, потому что троичностью утверждается Дух и Материя, а единичностью, монизмом – только материя: все едино, все бездушно, все – смерть, все – ничто. Воля наша к монизму есть скрытая – теперь уже, впрочем, почти не скрытая – воля к ничтожеству.
XVIII
За двадцать пять веков философии, от Гераклита до нас, никогда никому, кроме нескольких "безумцев", не приходило в голову то, о чем я сейчас говорю. Разве это не чудо из чудес дьявольских? Сколько философских систем – и ни одной троичной! Монизм, дуализм, плюрализм – все, что угодно, только не это. Как будто мысль наша отвращается от этого так же неодолимо, как наша евклидова геометрия – от четвертого измерения, и тело наше – от смерти.
Три – число заклятое. Кто произносит его, хотя бы шепотом, тот ополчает на себя все силы ада, и каменные глыбы наваливаются на него, как подушки, чтобы задушить шепот.
XIX
Под "трижды светящим Светом" рычит, скалит зубы, корчится древний Пес, Мефистофель: помнит, что уже раз опалил его этот Свет, и знает, что опалит снова.
И все мы, песьей шерстью обросшие, дети Мефистофеля, корчимся: знаем и мы, что испепелит нас Молния Трех.
Один, два и три
I
"Три свидетельствуют на небе, Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле, дух, вода и кровь; и сии три об одном" (I Иоан. V, 7–8).
Это и значит: божественная Троица на небе, а на земле – человеческая. Но что такое Троица, Три, нельзя понять, не поняв, что такое Один.
II
Тайна Одного есть тайна божественного Я. "Я есмь Сущий", – говорит Бог, и человек, образ и подобие Божие, повторяет: "Я есмь".
Бог един и личен, и человек тоже: никогда еще такого не было и никогда уже не будет. Единственность есть божественность человеческой личности.
Кто этого не знает, тот ничего не знает о Боге; кто не сказал: "Я есмь", тот никогда не скажет: "Есть Бог".