Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология стр 32.

К островам, где женщины - сирены,
К тишине задумчивых лагун,
Где внимают мраморные стены
Всплескам весел и звучанью струн.

Божий мир далек и неизвестен…
Поезда летят в ночную синь.
Я одна… И нет ни слов, ни песен,
Ни сирен, ни замков, ни пустынь.

Хорошо и грустно на перроне -
Жалуются миру провода…
А вверху горит на звездном фоне
Все приветней яркая звезда.

У ПРУДА

В альбом Лариссы

Вокруг пруда густеют тени,
А в глубине его светло,
И сходят белые ступени
В его спокойное стекло.

Там облака неслышно тают,
Стоит вечерняя звезда;
Там птицы тихо пролетают,
И их баюкает вода.

Вот сонный ветер еле-еле,
Подкравшись, небо покачнул,
И в той подводной колыбели
Сад опрокинутый уснул.

Лишь неба смутные отсветы
Глядят в немые зеркала,
Где без движенья, без ответа
Спит до утра ночная мгла.

Июнь 1951

Шанхай

ВАСИЛИЙ ЛОГИНОВ

НА СУНГАРИ
Терцины

Василий Логинов

Покой. Река. Лень. Церковь. Баня.
По вечерам здесь тютчевский закат.
Днем плачет дождь, по крышам барабаня.

Свистят ветра. Шаланды пенит скат
Волн желтизну. Шипит песок прибрежный.
Эпическая мирная тоска

Охватывает нас и бережно, и нежно
И, как корабль, несет к прекрасным берегам,
Где Одиссеев парус полон ветром свежим.

Как бурность - городу, здесь ясность дорога.
Здесь созерцание гласит закон негромкий.
Здесь молишься душою всем богам.

Здесь так отрадно встретить незнакомку,
Растрепанную, в ярком кимоно.
Увидеть старца - посох и котомку,

Джангуйду, высохшего, как лимон,
Торгующего кипятком и ханжей,
Китайца с рыбой - щука и налим.

И, обойдя кругом заборчик рыжий,
Домой вернуться. В свете тусклых свеч
Поужинать, мечтая о Париже.

И ты, Гомера кованая речь,
За Сунгари звучишь не очень странно.
И обаяние сумел сберечь
Любимый томик Пьера Мак-Орлана.

"О, сунгарийская столица…"

О, сунгарийская столица!
До гроба не забуду я
Твои мистические лица
И желтые твои поля,
Бегущего рысцою рикшу,
Твоих изысканных "купез",
Шелк платья, ко всему привыкший,
Твоих шаланд мачтовый лес,
И звонкой улицы Китайской
Движенья, шумы и огни,
И тяжкий скрип арбы китайской,
И солнечные в зимах дни,
И Фудзядяна смрадный запах
От опия и от бобов,
И страшных нищих в цепких лапах
Нужды и тягостных годов.

ОМОРОЧКА

Реки незаконная дочка,
Племянница жаркого лета,
Скользит по воде оморочка,
Вся - точно из яркого света.

Пропеллером мерно сверкает
Весло сероглазой девчонки.
Сейчас тишина-то какая!
Как мысли изящны и тонки!..

Ты - бронзовая богиня,
Диана с веслом и в косынке,
И синего неба пустыня -
Как фон акварельной картинки.

А с берега тихие ивы
Развесили сонно листочки,
И желтые воды лениво
Заласкивают оморочку.

ОДИНОЧЕСТВО

На крутом берегу, на скалистых каменьях
Одиноко стоит мой таинственный дом,
Голубое мое, неземное томленье…
Неземное томленье об одном, об одном.

По утрам прибегают пугливые лани
Влажных глаз показать глубину и хрусталь.
Простирают над ними могучие длани
Многолиственный дуб, тишина и печаль.

И прозрачное небо - цветистей сирени…
А под вечер над речкой клубится туман,
И встают, и плывут, и рождаются тени,
Удаляются тени в провал и обман.

Мир - огромной короной забвенья увенчан,
Жду, когда над рекою возникнет луна,
И плывут вереницы измученных женщин.
И душа в этот миг и пьяна, и больна…

Одиночество машет ветвями деревьев,
Одиночество - месяц двурогий меж туч,
И так радостны дум золотые кочевья
По полянам мечты, меж утесов и круч…

Высоко, высоко, на скалистых каменьях
Одиноко стоит мой таинственный дом -
Голубое, немое, святое томленье…
Неземное томленье - об одном, об одном…

УЧЕНЫЙ

Халат и трубка. И Четьи-минеи
In folio в дубовых толстых корках,
В медлительности ровных, плавных дней
От Византии мысль простерлась до Нью-Йорка.

Пергамент книг и кипарис икон,
На позлащенных досках угли ликов
И солнечных непостоянных бликов
На документах радостный закон…

Он сед как лунь. Но узкие глаза
Горят и мыслью, и нежданным чувством,
Монгольская на пальце бирюза -
Творение юаньского искусства.

Россия - сфинкс. И от ее очей,
От каменных очей, так сердце пьяно!
Торжественные орды Чингисхана…
Китай… Монголия… и желтизна степей…

ВЕНЕДИКТ МАРТ

У ФУДЗЯДЯНА

Как мандарин, торжественно-спокойно,
Сжимая трубку в теплой рукавице,
Купец-китаец едет на ослице.
За ним с кнутом бежит погонщик стройный,
Держась за хвост ослицы утомленной,
Напев твердит сонливо-монотонный.
В его косе вплетен шнурочек белый -
Знак траура по близком человеке:
Покинул близкий кто-то мир навеки.
Крадутся тени сумерек несмело.
Осенний ветер в травах наклоненных
Творит сухой напев шуршаньем сонным.
Вот фанзы Фудзядяна видны взору.
Спешат седок, погонщик и ослица:
Седок - к жене, погонщик - накуриться,
Ослица - повалиться у забора…

Венедикт Март

ТРИ ДУШИ

Ку-юн-сун седой, горбатый
В фанзе закоптелой
Занят малым делом:
На тряпье кладет заплаты.

У него сегодня радость:
Смастерил сыночек
В праздничный денечек
Ему гроб от всех украдкой.

Вся семья с утра в работе -
Старику покойно.
В старости пристойно
Знойный день забыть в дремоте.

На циновках в нарах грязных
Ку-юн-сун забылся…
И от будней отдалился
К снам, как небо в зное, ясным.

…В зеленеющей долине,
В гуще гаоляна,
На земле прорыта рана -
Там начало от кончины.

ГАДАЛЬЩИК

Посв. К. И. Ваниной

У дверей харчевни
Стол гадальщика стоит.
Старец чужеземный
"Завтра" каждого таит.

Три монетки медных,
Тушь и кисть на тростнике.
Книги строгие отметок
Ожидают в уголке.

Изредка прохожий
Остановится гадать,
И старик находит,
Что судьба готова дать.

Мудро и спокойно
Отмечает всякий знак,
И медлительной рукою
Тайны сдвинута стена.

Длинными ногтями
Придавил морщинки лба
И сонливо тянет
Напряженные слова.

Тайны покупатель
Отсчитал на стол гроши,
И опять гадатель
Тайну "завтра" сторожит.

Три монетки медных,
Тушь и кисть на тростнике,
Книги строгие отметок
Ожидают в уголке.

МИЗИНЦЫ

Мизинцы выставив крючками,
Скрестись мизинцами, бредут
Неразлучимыми друзьями
Два желтоликие в саду.

В толпе нарядной европейцев
На фоне светлой пестроты
Фигуры синие - виднее
В одеждах чуждых и простых.

Бредут, раскачивая руки,
Фальцетом тощим выводя
Тягуче сдавленные звуки
Беспечной песенки бродяг.

Сегодня праздничным блужданьем
Досуг друзей соединен…
В сонливых буднях выжидали
Они сегодняшний денек.

Из Фудзядяна, Модягоу -
Один в харчевне половой,
Другой прислужник у портного -
Друзьям свидаться довелось!

И вот без слов и уговора
Их путь медлительный решен:
На сан-де-ге к жестяному забору -
В опьекурительный притон.

И только в судорогах ожога
Трещащий масляный фитиль
Мизинцы выпрямит… и оба
Прильнут на скомканный настил!

В игле проворной и вертлявой
Кусочек черный запестрит,
Горящий опиум-отрава
Взволнует пьяный аппетит.