СИНЕВА
Словно вырвались сразу на волю
Зазвеневшие в песне слова:
…………………………………………..
Васильковое синее поле
И над ним высоко синева.И большая прямая дорога,
Уводящая в синюю даль;Наступающий сумрак над стогом
Протянул голубую вуаль.Вот и лес. Тихий шелест березок,
Робкий шепот цветов в полусне,
И в душе задрожавшие слезы
Об ушедшей, как юность, весне.У ручья стены ветхой часовни,
В ней лампады огонь голубой,
В трепетании света неровном
Улыбнулся Христос над тобой.На скрипящие тихо ступени
На мгновенье присесть, отдохнуть.
Последить, как сгущаются тени,
И опять продолжать дальний путь.И опять: васильковое поле,
Шелестит под ногами трава…
……………………………………………..
Это песня о радостной воле,
В ней звенят и тоскуют слова.
МОЛИТВА
Ты молишься доверчиво и нежно,
Сложив спокойно тонкие ладони.
Твои глаза и ясны, и безгрешны,
В них свет лампады, отражаясь, тонет.Полуоткрытый рот - лишь вздох, не шепот.
Забывшиеся на ресницах слезы.
Не жалоба сомнения, не ропот -
Молитвенный порыв в застывшей позе.Не просишь ни о чем. Цветком открылась
Твоя душа в лучах горячей веры,
Вся трепетным восторгом окрылилась
И улетела в голубые сферы.
……………………………………..
Тень у иконы (словно крылья машут),
Твое лицо задумчиво и строго.
Твои ладони - розовая чаша,
В которой ты несешь молитву Богу.И жар молитвы этой не остынет,
Сам Бог отыщет светлым, ясным взглядом
В огромной, темной мировой пустыне
Мерцающий огонь твоей лампады.
"Ты хризантемы мне принес в подарок…"
Ты хризантемы мне принес в подарок,
В осенний вечер, в тихий, синий час.
И этот вечер в памяти так ярок:
Слова твои, и ласка грустных глаз,И нежный поцелуй твой на прощанье,
И твой уход туда, в осенний мрак…
И до сих пор живут воспоминанья
В твоих цветах, в опавших лепестках.
ЛЕОНИД ЕЩИН
ТАЕЖНЫЙ ПОХОД
Чугунным шагом шел февраль.
И где-то между льдами ныла
Моя всегдашняя печаль -
Она шла рядом и застыла.И пешим идучи по льду
Упорно-гулкого Байкала,
Я знал, что если не дойду,
То горя, в общем, будет мало.Меня потом произведут.
Быть может, орден даже будет,
Но лошади мне не дадут,
Чтоб выбраться, родные люди.Трубач потом протрубит сбор,
И наспех перед всей колонной,
В рассвете напрягая взор,
Прочтут приказ угрюмо, сонно.И если стынущий мороз
Не будет для оркестра сильным,
То марш тогда "Принцесса Грез"
Ударит в воздухе пустынном.А я останусь замерзать
На голом льду, нагой перине,
И не узнает моя мать,
Что на Байкале сын застынет.Тогда я все-таки дошел
И, не молясь, напился водки,
Потом слезами орошал
Свои таежные обмотки.Я это вспомнил потому,
Что и теперь я, пьяный, воя,
Иду в июне, как по льду,
Один или вдвоем с тоскою.Я думал так: есть города,
Где бродит жизнь июньским зноем,
Но, видно, надо навсегда
Расстаться мне с моим покоем.В бою, в походах, в городах.
Где улиц светы ярче лампы,
Где в буйном воздухе, в стенах
Звучат напевы "Сильвы", "Цампы",Я одиночество свое
Никак, наверно, не забуду,
И если в Царствие Твое
Войду - и там печальным буду!
ПОНЯЛА
Мой голос звучал, словно бронзовый гонг.
Свои прочитал я стихи.
Не скрипнул ни разу уютный шезлонг,
Лишь душно дышали духи.Сиреневый воздух метался, и млел,
И стыл, голубея в очах,
Был матово-бледен, был сумрачно-бел
Платок у нее на плечах.А море с луною, поникшей вдали,
Струилось, покорно словам,
Стихи и гудели, и пели, и жгли,
И рвались навстречу векам.И бронзовый голос, и бронза луны,
Сиреневый воздух и очи -
Все терпкою сладостью были полны
На лоне и моря, и ночи.Когда ж я окончил, дрожащей рукой
Коснувшись пустого бокала,
Она мне сказала: "Ах вот вы какой!
А я ведь - представьте! - не знала".
ПРО МОСКВУ
В этой фанзе так душно и жарко.
А в дверях бесконечны моря,
Где развесилась пламенно-ярко
Пеленавшая запад заря.Из уюта я вижу, как юно
От заката к нам волны бегут.
Паутинятся контуры шхуны
И певучий ее рангоут.Вот закат, истлевая, увянет, -
Он от жара давно изнемог, -
И из опийной трубки потянет
Сладковатый и сизый дымок.Этот кан и ханшинные чарки
Поплывут - расплываясь - вдали,
Там, где ткут вековечные Парки
Незатейливо судьбы мои."Ля-иль-лях", - муэдзин напевает
Над простором киргизских песков,
Попираемых вечером в мае
Эскадронами наших подков.И опять, и опять это небо,
Как миража дразнящего страж.
Тянет красным в Москву, и в победу,
И к Кремлю, что давно уж не наш.А когда, извиваясь на трубке,
Новый опийный ком зашипит,
Как в стекле представляется хрупком
Бесконечного города вид.Там закат не багрян, а янтарен,
Если в пыль претворяется грязь
И от тысячи трубных испарин
От Ходынки до неба взвилась.Как сейчас. Я стою на балконе
И молюсь, замирая, тебе,
Пресвятой и пречистой иконе,
Лика Божьего граду - Москве.Ты - внизу. Я в кварталах Арбата,
Наверху, посреди балюстрад,
А шафранные пятна заката
Заливают лучами Арбат.А поверх, расплывался медью,
Будто в ризах старинных икон,
Вечной благостью радостно вея,
Золотистый ко всенощной звон…
"И опять в беспредельную синь…"
И опять в беспредельную синь
Побросали домов огоньки,
И опять вековечный аминь
Затянули на крышах коньки.Флюгера затянули про жуть
Обессоненных битвой ночей,
Вторя им, синеватая муть
Замерцала огнями ярчей.Синевы этой бархатней нет,
Я нежнее напева не слышал.
Хоть давно уж стихами испет
По затихнувшим в бархате крышам.Все сильней и упорней напев,
Словно плещется в море ладья.
…Лишь закончив кровавый посев,
Запевают такие, как я,
Да и песня моя - не моя.
ЯМАДЖИ
Японской девушке, убитой любовью
Она была такая скромница,
Что даже стоило труда
Мне с ней поближе познакомиться
В тот вечер ветреный… тогда.Мы по-китайски было начали.
Но что я знаю: пустяки.
Потом самих нас озадачили,
Смешавшись в кучу, языки.Нам бой принес поднос, как принято,
Там был кофейник и ликер,
Но понимаю я ведь ныне то,
Что говорил мне ее взор.Он говорил о том, что русские
Не знают слова "умереть",
И не блестели глазки узкие
Там, где уж чувствовалась смерть.Теперь, конечно, не поспорю я.
Что именно вот в тот момент
Жерло я видел крематория
Все в языках кровавых лент.Но я поспорю, что в день будущий,
Который жизнь пробьет, дробя,
Сквозь мглу тебя увижу идущей,
Ямаджи-сан, тебя, тебя…И ты, быть может, мне, тоскливому,
Не знавшему, куда идти,
Укажешь грань к неторопливому,
Но неизменному пути.
МАЯТА
Фрагмент поэмы
О. И. А.
Если апрель… если рядом - любимая…
Если как будто и ты тоже люб,
И застилается город весь дымами,
Розовым, чистым дымочком из труб,
Если рассвет… Если рядом - желанная…
Если как будто желанен и ты -
Господи Боже, заря эта ранняя -
Вся воплощенье давнишней мечты.Гукал авто, вровень встав с полисменами,
Вы же шоферу - кивок на ходу,
Взглядом, который роднит вас с царевнами:
"Лучше пешком я сегодня пойду…"
Сняли вы шляпу. Пурпуровым заревом
Брызнул восход на прическу у вас.
Шли через мост, через улицы парой мы,
Мимо заборов шагаючи враз.Мы говорили. Но что? Вы не знаете?
Я уверяю: не знаю и я.
Я к вам дошел и в тревоге, и в маяте.
Старо сравнение: "В сердце змея".
Я был простым, неуклюжим и чистеньким,
Тем, кто я есть, - без личины и лжи.
Я и в глаза не смотрел… в те лучистые,
Ах, и глаза… Как они хороши!Если глаза… Если милые глазаньки…
Если крылечко и яркий рассвет…
Если пустыми никчемными фразами
Дал я понять, что - конечно же "нет!.."
Если унынье, сознанье никчемности…
Если упадок, страданье и - гнев -
Гнев на убивших и детство, и молодость,
Что спалены, расцвести не успев, -
Если все это так, - Боже, за что же мне
Вновь одному, одному, словно перст,
Вновь в путь обратный шагать -
уничтоженным,
Снова и снова таща этот крест…