"Божий вечер. Рождество…"
Божий вечер. Рождество.
Душ единое родство.
Я с ногами на диване.
Печка полнится дровами.
А на улице мороз
Любопытный тычет нос
В наши старенькие окна.
Закрываюсь в мамин локон
Раскрасневшейся щекой.
Тёплый, радостный покой…
Патефон, скрипя, поёт -
Пятьдесят четвёртый год.
"Поддержи меня, Держава…"
Поддержи меня, Держава.
Ведь страна не стала ржавой.
Ведь народ не стал уродом -
Власть наживы над народом.
Лживы подлые "герои",
Землю праведную роют,
Предают отцов и дедов,
Бесовскую страсть изведав.
Старики свечами тают,
В переходах голодают.
Злыми играми неистов
В мире царствует Антихрист.
Но его уходит время…
Прорастает божье семя
В русских душах избиенных.
Страшен суд за убиенных,
За растленных властью тьмы.
Православны братья, мы!
Духом святым величава -
Поддержи меня, Держава!
"Да отступят печали и беды…"
Да отступят печали и беды,
Распадётся над Родиной тьма.
Я её беспросветье изведал,
Хорошо, не сошёл в ней с ума.
И сума приготовлена, чтобы
По Отчизне скитаться бомжом,
Постигая несытой утробой
Демократии радостный жор.
"В телевизор наблюдаю…"
В телевизор наблюдаю
За потоком новостей
И впускаю иногда я
В дом непрошеных гостей.
Ни замков не вскрыв, ни рамы,
Вмиг в квартире – вот те на!
Прямо в душу прыг с экрана -
И душа осквернена.
"И зверполе, и гномов неспешный поход…"
И зверполе, и гномов неспешный поход,
О добыча земли, в ковылях – теплоход.
Первобытная тварь разлеглась у руля:
Что случилось с тобой, дорогая земля?
Ощетинилась копьями вражия цепь.
В изначалии это? А может, в конце?
Чьей жестокой рукой остановлен прогресс?
Птеродактиль кружит над руиной АЭС.
"Дозревает майский вечер…"
Дозревает майский вечер.
Разбросал закат хоругви.
Долетает издалече
Эхо дальнее округи.
Кто смеётся или стонет
За чертой небесной вехи?
Что душа родная вспомнит
В этом плаче или смехе?
Я открыт твоим просторам,
Бесконечная равнина,
Ощутив с немым восторгом,
Как душа тобой ранима.
Геометрия любви
Лес. Докучливые мошки.
Голубой дугой река.
Равнобедренные ножки,
Оголённые слегка.
Извелась бедняжка Катя,
Прижимаясь так и сяк,
От того, что падший катет
Не поднимется никак…
И не замкнут треугольник,
И бранится где-то мать…
Кавалер ведь алкоголик -
Это надо понимать.
"В эту полночь дремучим сознанием врос…"
В эту полночь дремучим сознанием врос.
Различают глаза бесконечие звёзд,
Их не могут достичь даже мысли.
Нет, не дремлют извечные выси…
Чуть приметное действо Вселенной идёт:
То звезда через вечность звезде подмигнёт,
Огонёк проплывает бродячий.
Много тайн мироздание прячет…
И, покорный незнанию я своему,
Лишь дремучим сознанием чувствую тьму
И себя ощущаю потерей
В океане полночных мистерий.
"Мой серый брат, волчара славный…"
Мой серый брат, волчара славный,
На лапах жизнь свою пронёс.
Хотел бы я легко и плавно
Бежать меж сосен и берёз.
К ручью скользить по обонянию
Студёных вод его испить.
С подругой на лесной поляне
На месяц первобытно выть.
Клыки вострить, за самку драться,
И зажигать в глазах огонь,
И жаркой кровью задыхаться
Своих стремительных погонь!
"Я странного нищего в церкви приметил…"
Я странного нищего в церкви приметил
В убогой одежде, а взор его светел.
Как будто спустился с высот небывалых:
Крестился, крестился, – и всё ему мало.
Луч солнца кудрявого чуба касался,
И нищий святым в этом храме казался.
Ещё молодой, но хлебнувший несчастий
Крестился отчаянно, истово, часто…
Шептал, костыли прислонив к аналою:
"Былое не злое, былое не злое…"
"Вот встаю поутру, тусклый свет…"
Вот встаю поутру, тусклый свет,
А со мною тебя уже нет.
Никогда не придёшь, не вздохнёшь,
В своей комнате свет не зажжёшь.
Оборвалась твоя маета,
И на кухне остыла плита.
Сиротливо застыла кровать -
Без тебя на ней некому спать.
Ход часов равномерен и пуст,
Не коснётся ни слуха, ни чувств.
А очки добрый взгляд твой хранят,
Словно сына увидеть хотят…
"Жду воскресенья, к природе уехать…"
Жду воскресенья, к природе уехать,
В царство берёз и весёлого смеха,
В пышные травы, в зелёную хвою,
Чтоб отдохнуть онемевшей душою.
Жду воскресенья, жду, как спасения,
Чтобы нырнуть мне в певучие сени,
Слушать, как дышит июльская роща,
Видеть, как облако ветер полощет.
Скоро гудок позовёт меня дальний -
Жду воскресенья божественной тайны.
"Меня жуёт голодный век…"
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки…
О. Мандельштам
Меня жуёт голодный век
От стоп моих до самых век.
В бессилье душу мою гложет
И разжевать никак не может…
Я веку противостою,
И волю вольную мою
Не растерзать и веку-зверю.
Оставь меня – свою потерю!
"Может, мне одиночество…"
Может, мне одиночество
Суждено за пророчество?
Лишь глаза одинокие
Видят цели далёкие?
Или кара – страдания -
За грехи мои дальние?
В каждом слове прозрения,
Одинок тем не менее…
"Диво дивное – вдохновенье…"
Диво дивное – вдохновенье,
Откровенье всея и вси…
Рук волшебное мановенье?
Дуновенье небесных сил?
Распахнулась воображенью
Даль немереная мечты
Сквозь все тяготы и лишенья
Распустилися строф цветы.
Испишусь, задохнусь – отпряну!
Ещё цену не зная сам…
Посмотрю на тетрадь-поляну -
Не поверю своим глазам!
"Вещее Благовещенье…"
Вещее Благовещенье.
Празднество христиан.
Перед порогом вечного
Чувствую свой изъян.
В дымке белёсой, тающей
Души родных скользят.
Я не готов туда ещё.
Я поверну назад.
Только у кромки вечного
Жизнь оглядишь свою.
Вещее Благовещение
В сердце тебя храню.
"За прозрачностью вуали…"
За прозрачностью вуали
Вы не спрячетесь, мадам.
Я с рожденья виртуален,
Нынче – здесь, а завтра – там…
Распаленье, раздвоенье
У меня всегда в крови.
Упаду я на колени -
Только чуточку любви,
Только ножки оголенье,
Смелый вырез декольте.
Я в любви не знаю лени,
Пусть года уже не те…
Раскаляюсь, добиваюсь
Нежность губ и дрожь грудей
И в пространстве растворяюсь
Лёгким облачком страстей.
"Осторожно повеяло осенью…"
Осторожно повеяло осенью
И дорожным простором дохнуло.
Сердце сжалось мучительно: "Брось её", -
Вдруг из прошлого ты мне шепнула.
Нежно обняла нежным объятием,
С кроткой болью в глаза посмотрела
И оставила, как пред распятием,
Чтоб рождённое чувство сгорело.
Но из прошлого вынесен временем
Я в бурливую ширь настоящего,
Окрылён нашей близости веяньем,
Новым чувством восторга пьянящего…
"Ночное плаванье людей…"
Ночное плаванье людей
И в свете лунном
Сверканье молодых грудей
В песчаных дюнах.
Такое грезится лишь в снах,
Лишь в самом дерзком…
Смешало море на волнах
Мужское с женским…
И никому не разделить
Любви с природой.
Как сладко в юности любить,
Не зная брода…
"В своей любви неутолимой…"
В своей любви неутолимой
Будь прозорливой и счастливой.
Веди меня поводырём
Благословенным сентябрём.
Ищи пристанище любое,
Где насладимся мы любовью.
С твоей роскошной наготой
Сольюсь безумной слепотой.
"Ощущеньем блоковским пронизан…"
Ощущеньем блоковским пронизан.
Жизнь моя трепещет на ветру.
Драматична времени реприза.
Со щеки слезу ивою сотру.
Утешенья злы и неумелы.
Неизвестность манит и страшит:
"Я с тобой в незнамые пределы!
Пусть судьба рассудит и решит!"
В жёсткий мир, с трагическим изломом,
Поцелуй твой тёплый уношу.
Ни враждой, ни завистью, ни злобой -
Горькой дымкой Родины дышу.
"Ах, как много пушистого снега…"
Ах, как много пушистого снега
В этом пушкинском городе грёз!
Лёгкий контур сквозит человека,
Мягок праздничный день и белёс.
Принимаю погоду за благо.
Приминаю пуховую тишь.
Мне хвостом завиляла собака:
"Может, вкусненьким чем угостишь?"
В жаркой пасти исчезла конфета.
Ничего больше нет, не проси.
Ах, как много весёлого света!
Сколь в душе нерастраченных сил!
"Закат не поднимет светило…"
Закат не поднимет светило.
Судьбу изменить не дано.
С какой-то грустною силой
Залягу на самое дно.
И руки еще не повисли
Широкой крестьянской кости,
Но разума чистые мысли
Не могут во тьме прорасти.
Когда по сусекам не густо
И холодно близким вдвоём,
Кому оно нужно – искусство?!
И личность, сгоревшая в нём?
"Ты ушёл в крещенские морозы…"
Николаю Рубцову