В самом деле, именно молодежь чаще всего попадает в плен таких идей и теорий, которые берутся разом разрешить все мировые проблемы. Именно молодым людям свойственно то нетерпение, которое торопит развязку, не размышляя о средствах, отдавая весь сердечный жар заманчивой цели. Трагический разрыв между благими намерениями и негодными средствами как в ловушку увлекает души горячие и неопытные .
Молодой возраст – еще одна причина преступления Раскольникова.
Вспомним, как потрясло Раскольникова письмо матери, полученное накануне принятия им окончательного решения. Как его залитое слезами лицо искривила страдальческая судорога. Очень хорошо понял он, что в его семье готовится для него очередная жертва, что сестра собирается пожертвовать собой ради его будущности. Гордый, умный, проницательный он сразу осознал, что стоит за предстоящим браком: "На Голгофу-то тяжело всходить". Допустить это он не вправе. Письмо матери требует от Раскольникова конкретных действий, оно – поворотный пункт в его судьбе.
Теория, "фантастическая идея", явилась вдруг не мечтой, а в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом ещё виде, и он вдруг сам сознал это…"
Так преступление, жившее в сознании как отвлеченная идея, перетекает в плоскость практическую, начинает восприниматься Раскольниковым как неотложное решение его личных, семейных проблем . Не случайно позднее Раскольников в тоске воскликнет: "О, если бы я был один и никто не любил меня и сам бы я никого никогда не любил! И не было бы всего этого!" (493)
Это прекрасно понимает "темный двойник" Раскольникова – Свидригайлов, который, излагая Авдотье Романовне причины совершенного её братом преступления, перечисляет их со всей обстоятельностью.
Первая, собственно свидригайловская версия, была с гневом отвергнута Дуней: "Он их убил, чтобы ограбить…" Поверить в это невозможно. Далее Аркадий Иванович воспроизводит то, что подслушал под дверью из разговора Раскольникова с Соней: "Единичное злодейство позволительно, если главная цель хороша". Свидригайлов называет также "самолюбие непомерное", "раздражение от голода, от тесной квартиры, от рубища, от яркого сознания красоты своего социального положения, а вместе с тем положения сестры и матери" (465). В этом разговоре возникает и ещё одна – национальная причина происшедшего: "Русские люди вообще широкие люди",…широкие, как и их земля, чрезвычайно склонны к фантастическому, беспорядочному; но беда быть широким без особенной гениальности" (465).
Эту идею Достоевский будет развивать и в других своих произведениях, в "Братьях Карамазовых" и в "Дневнике писателя": "Широк русский человек. Я бы его сузил".
Что касается другого важнейшего понятия в этом объяснении – "фантастический", – то и оно является важнейшим в художественной системе Достоевского. В "Преступлении и наказании" идея Раскольникова есть "дикий и фантастический вопрос", его статья "О преступлении" названа Порфирием "нелепой и фантастичной". Раскольников "фантастичен" даже для своей матери.
Как верно заметила А. А. Жук, постепенно фантастичность начинает оформляться как некая национальная черта, которая роднит Раскольникова не только с "фантастическим душегубцем" Свидригайловым, но и с "желающим пострадать" Миколкой, который, по определению Порфирия, "сердце имеет; фантаст". И – как обобщение – вопрос Порфирия Петровича: "Что, не допускаете, что ли, чтоб из такого народа выходили люди фантастические?"
Так фантастичность становится синонимом внутренней подвижности, способности к перерождению. Эта щедрая плодовитость души – источник нравственного чуда. Свойство это в высшей степени было присуще самому Достоевскому: "Когда я вспоминаю его, – писал Н. Н. Страхов, – то меня поражает именно неистощимая подвижность его ума, неиссякающая плодовитость его души. В нем как будто не было ничего сложившегося, так обильно нарастали мысли и чувства, столько таилось неизвестного и непроявившегося под тем, что успело сказаться". [5]
А может быть, всё дело в банальном сумасшествии Раскольникова? Может, и правда, ум помрачился? Ведь именно этим объяснили на суде такую несообразность: убил, чтобы ограбить, а потом даже не поинтересовался содержимым кошелька, не только что не воспользовался им.
Заметим, что Достоевский явно иронизирует над "новейшей модной теорией временного умопомешательства". Впрочем, болезненное состояние души и в самом деле было отмечено и лечащим врачом Раскольникова, и его знакомыми. Вот почему и приговор был неожиданно мягким – восемь лет каторжных работ. Суд принял во внимание "несовершенно здравое состояние умственных способностей во время совершения преступления", "болезненную мономанию убийства и грабежа, без дальнейших целей и расчетов на выгоду" (505). "Впрочем, – скажет Достоевский, – все это было почти уже грубо…" Фактически на суде прозвучало то, что хотели от Раскольникова услышать, приняли во внимание то, что способны были уразуметь, вынесли приговор, который обычно в таких случаях выносили. Но случай-то особый.
"Идея" Раскольникова
Давайте тщательнее разберемся в причинах преступления. А для этого ещё и ещё раз обратимся к самой "идее" Раскольникова, оказавшей такое фатальное воздействие на его судьбу.
В первом разговоре с Порфирием Петровичем Раскольников сам пояснил основную мысль своей статьи, заинтересовавшей следователя в связи с убийством процентщицы и её сестры. Мысль и в самом деле неординарная. "Она именно состоит в том, что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово " (246). При этом первые, т. е. обыкновенные люди, они же "твари дрожащие", должны жить по законам, существующим в обществе. Права преступать они не имеют, да им это и в голову не придет. Другое дело – люди необыкновенные, существа высшие, способные на открытия, на поступки, на новое слово. Они могут не думать о таких условностях, как законы, – не для них они писаны.
Кто крепок и силен умом и духом, тот над людьми и их законами властелин. А потому остается только сделать свой "дух" таким же "крепким" и "сильным", как и "ум". То есть победить свою нравственную природу, освободив её от вековых предрассудков и страхов, порожденных многочисленными "дрожащими тварями". И здесь нужна решимость первого шага: "проходя мимо всей этой нелепости", "взять просто-запросто всё за хвост и стряхнуть к черту!"
Именно так и поступает Раскольников. Главным в его преступлении было "узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…" (397)
И горестный вопрос Сони: "Убивать? Убивать-то право имеете?"
Раскольников задумался над тем, что любой новый закон, устанавливаемый в государстве Ликургом, Соломоном, Магометом, Наполеоном или кем-либо ещё, непременно нарушает закон предыдущий, чтимый обществом, и потому является преступлением перед ним. Но почему эти размышления вывели Раскольникова не просто к идее преступления, а именно к убийству, как самой тяжкой его разновидности?
"Твари дрожащие" от веку живут по этому закону – "не убий", они веруют в Бога, боятся небесной кары, мук ада и прочего. А что случится, если заповедь эта будет нарушена? Небеса упадут на землю? Светопреставление начнётся? А что если люди всё это только выдумали, и на самом деле человеку "все позволено?" На какой же заповеди можно окончательно в этом убедиться, как не на самой последней, самой крамольной? "Идея" Раскольникова даже не в том, что ему лично , "все позволено" – в этом-то он как раз и не уверен. Он говорит Соне: "Уж если я столько дней промучился: пошел ли бы Наполеон или нет? – так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон" … (397)
Раскольников проверяет сам принцип , он решает вопрос для человека вообще . И получается, что идея Раскольникова – это идея мировоззренческая, проверяющая на подлинность всю систему вековых нравственных ценностей, претендующая отменить христианские нормы бытия, поставив на их место новый абсолют – свободу от всего.
Надоела студенту "болтовня", захотелось, наконец, самому во всем до конца разобраться. Вот почему он абсолютно честен с Соней, когда признается ей: "Не для того, чтобы матери помочь, я убил – вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного"… (397)
Убил и понял, что он, Родион Раскольников – не исключительная личность, не приспособлен он к роли "собственно человека". Но разочарован он в себе, а не в идее. Вот почему себя он называет "эстетической вошью", а идея и после убийства – его "вера и закон", то фундаментальное, что совершённое преступление отменить не в силах. Вот почему Раскольников и на каторге не раскаивается : "Совесть моя спокойна…"
Ужас в том, что его концепция бытия не поколеблена.