Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1859 1860 гг стр 9.

Шрифт
Фон

Чем дальше, тем больше прозрачен
И с небом загадочно слит.
Иные, средь гордого взбега
Сияя денницы в лучах,
Покровы из вечного снега
Несут на широких плечах;
И снег так легко разметался,
Так бережно лег на хребты,
Как будто измять их боялся
Святых изваяний черты.
А те – облаками пушатся
И дымно парят в вышине,
Как будто кадильно курятся
В безмолвной молитве оне.
И с ними молюсь я умильно
И с ними тону в небесах,
И крупные слезы обильно
В моих накипают глазах.
Для чувства ищу выражений
И слов… Но одетый в лучи
Природы невидимый гений
Мне шепчет: не порти! молчи!

Чортов мост

Страшно! Небо мглой объято,
И скала скалу гнетет.
Меж скалами круто сжата
Хлещет пена водоската,
Прыщет, воет и ревет.
Ветер рвет в ласкутья ризу,
Что туман горам соткал;
Я леплюсь по их карнизу,
Тучи сверху, тучи снизу,
Сверху, снизу – ребра скал
Муза! Дай мне голос барда -
Голос в божью высоту!
Я без крыл здесь на лету:
Я – на высях Сен-Готарда,
Я – на Чортовом мосту!

Ночью

Ночь темна и тепла;
Благодатная мгла
На долины легла.

Горы в дымке ночной
Восстают предо мной
Необъятной стеной.

Вышина! Тишина!
Люди… Ночь их полна
Обаянием сна.

Но где шум их заглох, -
Принимают мой вздох
И природа и бог.

Утром

Солнечный свет, как сквозь сито просеян,
Сыплет мелко сквозь частые ветки,
И на тропинку мне падают с неба
Светлые сетки и темные сетки:
Словно опутан, иду я. Прохладно.
В чаще сокрытая птичка щебечет,
И ручеек через камешки змейкой
Вьется и шопотно что – то лепечет.
Так хорошо тут. Отрадная свежесть
Льется и в грудь мне и, кажется, в душу…
Так и боюсь я, что грешным дыханьем
Чистого утра святыню нарушу.

Добрый совет

Что думать? Покоряйся,
Лиза, участи своей!
Время дорого: решайся
Выйти замуж поскорей!

Благо, есть жених маститый.
Старым смотрит он хрычом;
Он подагрик знаменитый
И разбит параличом.

Он восторгам не научит,
Но, по – старчески любя,
Ведь не долго ж он помучит
Дряхлой нежностью тебя.

А пока на ладан дышит,
Скорчен жизненным трудом,
В дар тебе он свой запишет
Трехэтажный славный дом.

Ты ж свой жар, которым пишешь,
В благодарность обратя,
В дар ему свое запишешь
Богом данное дитя.

И старанья, и участья
Твоего приемля плод,
Он от радости и счастья
К разрушенью вмиг пойдет,

И умрет, оставив пряжку -
Знак служебной чистоты,
И за мертвого бедняжку
Пенсион получишь ты.

И за сборной колесницей
Ты пойдешь – хвала творцу! -
Интересною вдовицей:
Траур так тебе к лицу!

Все люди

Все люди, люди, человеки!
А между тем и в нашем веке,
В широкой сфере естества,
Иной жилец земли пространной
Подчас является нам странной
Ходячей массой вещества.
Проводишь в наблюденьях годы
И все не знаешь, как расчесть:
К которому из царств природы
Такого барина отнесть?
Тут есть и минерала плотность,
И есть растительность – в чинах,
И в разных действиях – животность,
И человечность – в галунах.
Не видно в нем самосознанья;
Он только внешность сознает:
С сознаньем чина, места, званья
Он смотрит, ходит, ест и пьет.
Слова он внятно произносит,
А в слове мысли нет живой, -
И над плечами что – то носит,
Что называют "головой",
И даже врач его клянется
В том честью званья своего,
Что нечто вроде сердца бьется
Меж блях подгрудных у него,
Что все в нем с человеком схоже…
А мы, друзья мои, вздохнем
И грустно молвим: боже! боже!
Как мало человека в нем!

Светлые ночи

Не все – то на севере худо,
Не все на родном некрасиво:
Нет! Ночь наша майская – чудо!
Июньская светлая – диво!

Любуйтесь бессонные очи!
Впивайтесь всей жадностью взгляда
В красу этой северной ночи!
Ни звезд, ни луны тут не надо.

Уж небо заря захватила
И алые ленты выводит,
И, кажется ночь наступила,
И день между тем не проходит.

Нет, он остается, да только
Не в прежнем пылающем виде:
Не душен, не жгуч, и нисколько
Земля от него не в обиде.

Он долго широким разгаром
В венце золотом горячился,
Да, видно, уж собственным жаром
И сам наконец утомился.

Не стало горячему мочи:
Он снял свой венец, распахнулся,
И в ванну прохладную ночи
Всем телом своим окунулся, -

И стало не ярко, не мрачно,
Не день и не темень ночная,
А что – то, в чем смугло – прозрачно
Сквозит красота неземная.

При свете, проникнутом тенью,
При тени пронизанной светом,
Волшебному в грезах виденью
Подобен предмет за предметом.

Весь мир, от (вчера) на (сегодня)
Вскрыв дверь и раскинув ступени,
Стоит, как чертога господня,
Сквозные хрустальные сени.

Ты мне все

Воздуха чистого в легком дыхании
Мне твоей поступи веянье слышится;
На море, белой волны колыхании
Все мне волна твоих персей колышется,
Тополя стройного в лиственном шелесте
Чудится топот твой нежный, таинственный, -
В целой природе твои только прелести
Я созерцаю, о друг мой единственный.
Ты – мое сердце в полудне высокое,
Месяц серебряный, звездочка скромная;
Ты – моя радость и горе глубокое,
День мой блестящий и ночь моя темная.

Песня

Ох, ты – звездочка моя ясная!
Моя пташечка сизокрылая!
Дочь отецкая распрекрасная!
Я любил тебя, моя милая.

Но любовь моя сумасбродная,
Что бедой звалась, горем кликалась,
Отцу – батюшке неугодная, -
Во слезах, в тоске вся измыкалась.

Где удачу взять неудачному?
Прировняется ль что к неровному?
Не сошлись с тобой мы по – брачному
И не сведались по – любовному.

Суждена тебе жизнь дворцовая,
Сребром – золотом осиянная;
А моя судьба – ох! – свинцовая
Моя долюшка – оловянная.

Серебро твое – чисто золото
Не пошло на сплав свинцу – олову.
Дума черная стуком молота
Простучала мне буйну голову

И я с звездочкой моей яркою,
С моей пташечкой сизокрылою
Разлучась, пошел – горькой чаркою
Изводит мою жизнь постылую.

Сон

И жизнью, и собой, и миром недоволен,
Я весь расстроен был, я был душевно болен,
Я умереть хотел – и, в думы был углублен,
Забылся, изнемог – и погрузился в сон.
И снилось мне тогда, что, отрешась от тела
И тяжести земной, душа моя летела
С полусознанием иного бытия,
Без форм, без личного исчезнувшего "я",
И в бездне всех миров, – от мира и до мира -
Терялась вечности в бездонной глубине,
Где нераздельным все являлось ей вполне;
И стало страшно ей, – и, этим страхом сжата,
Она вдруг падает, вновь тяжестью объята,
На ней растет, растет телесная кора,
Паденье все быстрей… Кричат: "Проснись! пора!"
И пробудился я, встревоженный и бледный,
И как был рад, как рад увидеть мир свой бедный!

Казалось

Когда с тобою встречался я,
Вуаль с твоей шляпки срывал,
К ланитам твоим наклонялся
И очи твои целовал, -

Казалось: я с небом встречался
Покров его туч разрывал,
И с алой зарею сближался
И солнца лучи целовал.

Перевороты

Когда – то далеко от нашего века
Не зрелось нигде человека;
Как лес исполинский, всходила трава,
И высилась палима – растений глава,
Средь рощ тонкоствольных подъемлясь престольно.
Но крупным твореньем своим недовольна,
Природа земною корой потрясла,
Дохнула вулканом морями плеснула
И, бездна разверзнув, наш мир повернула
И те организмы в морях погребла.

И новый был опыт зиждительной силы.
В быту земноводном пошли крокодилы,
Далеко влача свой растянутый хвост;
Драконов, удавов и ящериц рост
Был страшен. С волнами, с утесами споря,
Различные гады и суши и моря
Являлись гигантами мира тогда…
И снова стихийный удар разразился,
А сверху вновь стали земля и вода.

И твари живые в открытых им сферах
Опять начинали в широких размерах:
Горы попирая муравчатый склон,
Там мамонт тяжелый, чудовищный слон -
Тогдашней земли великан толстоногой -
Шагал, как гора по горе; но тревогой
Стихий возмущенных застигнутый вдруг,
В бегу, на шагу, вдруг застыл, цепенеет…
Глядь! жизни другая эпоха яснеет,
И новых живущих является круг.

И вот при дальнейшей попытке природы,
Не раз обновляющей земли и воды
И виды менявшей созданий своих, -
Средь мошек, букашек и тварей иных,
В мир божий вступил из таинственной двери,
Возник человек – и попятились звери.
И в страхе потомка узнав своего
И больше предвидя в орехах изъяна,
Лукаво моргнула, смеясь, обезьяна,
Сей дед человека – предтеча его.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке