И таинством любви и искупленья
Сказалась ты всем земнородным вновь,
Когда омыть вину грехопаденья
Должна была святого агнца кровь.Внушала ты евангелистам строфы,
Достойные учеников Христа,
Когда на мир от высоты Голгофы
Повеяло дыхание креста.И в наши дни, Адама бедных внуков
Будя сердца, чаруя взор и слух,
Ты, водворясь в мир красок, форм и звуков,
Из дольней тьмы их исторгаешь духИ служишь им заветной с небом связью:
В твоем огне художнику дано
Лик божества писать цветною грязью
И молнии кидать на полотно.Скульптор, к твоей допущенный святыне,
Вдруг восстает, могуществом дыша, -
И в земляной бездушной глыбе, в глине
И мраморе горит его душа.Ты в зодчестве возносишь камень свода
Под звездный свод – к властителю стихий
И в светлый храм грядут толпы народа,
Фронтон гласит: "Благословен грядый!"Из уст певца течет, благовествуя,
Как колокол гудящий, твой глагол,
И царственно ты блещешь, торжествуя,
Твой скипетр – мысль, а сердце – твой престол.Порою ты безмолвствуешь в раздумьи,
Когда кругом всемирный поднят шум;
Порой в своем пифическом безумьи
Ты видишь то, чего не видит ум.На истину ты взором неподкупным
Устремлена, но блеск ее лучей,
Чтоб умягчить и нам явить доступным
Для заспанных, болезненных очей,Его дробишь в своей ты чудной призме
И, радуги кидая с высоты,
В своих мечтах, в бреду, в сомнамбулизме
Возносишься до провоззренья ты.Магнитный сон пройдет – и пробужденье
Твое, поэт, печально и темно,
И видишь ты свое произведенье,
Не помня, как оно совершено.
И. А. Гончарову
И оснащен, и замыслами полный,
Уже готов фрегат твой растолкнуть
Седых морей дымящиеся волны
И шар земной теченьем обогнуть.Под бурями возмужествуй упрямо!
Пусть вал визжит у мощного руля!
Вот Азия – мир праотца Адама!
Вот юная Колумбова земля!И ты свершишь плавучие заезды
В те древние и новые места,
Где в небесах другие блещут звезды,
Где свет лиет созвездие КрестаПоклон ему! Взгляни, как триумфатор,
На сей трофей в хоругвях облаков,
Пересеки и тропик и экватор -
И отпируй сей праздник моряков!И если бы тебе под небесами
Неведомых антиподов пришлось
Переверстаться с здешними друзьями
Ногами в ноги, головами врозь,То не роняй отрады помышленья,
Что и вдали сердечный слышен глас,
Что не одни лишь узы тяготенья
Всемирного соединяют нас.
Лети! – И что внушит тебе природа
Тех чудных стран, – на пользу и добро
Пусть передаст, в честь русского народа,
Нам твой рассказ и славное перо!
Прости! Вернись и живо и здорово
В суровые приневские края,
И радостно обнимут Гончарова
И Майковы, и все его друзья.
Любительнице спокойствия
Ты говоришь – спокойствие дороже
Тебе всего, всей прелести мирской, -
И рад бы я быть вечно настороже,
Чтоб охранять твой женственный покой,
Чтобы неслись тревоги жизни мимо,
А ты на них смотрела бы шутя,
Меж сладких грез, легко, невозмутимо,
Как милое, беспечное дитя.
Когда толпа рушителей покоя
Со всех сторон несносная шумит,
Я, над твоим успокоеньем стоя,
Мигал бы им: тс! Не шумите: спит.
Но иногда чтоб цену лишь умножить
Спокойствия в глазах твоих, – тебя
Порой я сам желал бы потревожить,
Хотя б навлек гнев твой на себя.
Скажу: "Проснись! Мне хочется лазури:
Дай мне на миг взглянуть тебе в глаза!
Как ты спала? Не виделось ли бури
Тебе в мечтах? Не снилась ли гроза?
И не было неловко, душно, знойно
Тебе во сне?" – И молвлю, миг спустя:
"Ну, бог с тобой, мой ангел, спи спокойно!
Усни опять, прелестное дитя!"
Dahin
Была пора: я был безумно – молод,
И пыл страстей мне сердце разжигал;
Когда подчас суровый зимний холод
От севера мне в душу проникал, -
Я думал: есть блаженный юг на свете,
Край светлых гор и золотых долин,
И радостно твердил я вместе с Гете:
Dahin, dahin!
Бывало, я близ девы – чародейки
Горел, немел, не находя речей,
И между тем как ниже белой шейки
Не смел склонить застенчивых очей, -
Фантазии невольным увлеченьем
Смирения нарушив строгий чин,
Я залетал живым воображеньем
Dahin, dahin!
Моя мечта всех благ житейских выше
Казалась мне в бреду минувших дней;
Я громко пел, а там – все тиши, тише,
Я жил тепло, а там – все холодней,
И, наконец, все в вечность укатилось,
Упало в прах с заоблачных вершин,
И, наконец, все это провалилось
Dahin, dahin!
Исчезло все; не стало прежней прыти.
Вокруг меня за счастием все бегут,
Стремятся в даль я говорю: идите!
А я уж рад хоть бы остаться тут -
Страдать, но жить… А тут уж над страдальцем
С косой скелет – всемирный властелин -
Костлявый мне указывает пальцем
Dahin, dahin!
День и две ночи
Днем небо так ярко: смотрел бы, да больно;
Поднимешь лишь к солнцу взор грешных очей -
Слезятся и слепнут глаза, и невольно
Склоняешь зеницы на землю скорей
К окрашенным легким рассеянным светом
И дольнею тенью облитым предметам.
Вещественность жизни пред нами тогда
Вполне выступает – ее череда!
Кипят прозаических дел обороты;
Тут счеты, расчеты, заботы, работы;От ясного неба наш взор отвращен,
И день наш труду и земле посвящен.
Когда же корона дневного убранства
С чела утомленного неба снята,
И ночь наступает, и чаша пространства
Лишь матовым светом луны налита, -
Тогда, бледно-палевой дымкой одеты,
Нам в мягких оттенках земные предметы
Рисуются легче; нам глаз не губя,
Луна позволяет смотреть на себя,
И небо, сронив огневые уборы,
Для взоров доступно, – и мечутся взоры
И плавают в неге меж светом и мглой,
Меж дремлющим небом и сонной землей;
И небо и землю кругом облетая,
Сопутствует взорам мечта золотая -
Фантазии легкой крылатая дочь:
Ей пища – прозрачная лунная ночь.
Порою же ночи безлунная бездна
Над миром простерта и густо темна.
Вдруг на небо взглянешь: оно многозвездно,
А взоры преклонишь: оно многозвездно,
Дол тонет во мраке: – невольно вниманье
Стремится туда лишь, откуда сиянье
Исходит, туда – в лучезарную даль…
С землей я расстался – и, право, не жаль:
Мой мир, став пятном в звездно – пламенной раме,
Блестящими мне заменился мирами;
Со мною глаз на глаз вселенная здесь,
И, мнится, с землею тут в небе я весь,
Я сам себе вижусь лишь черною тенью,
Стал мыслью единой, – и жадному зренью
Насквозь отверзается этот чертог,
Где в огненных буквах начертано: бог.
К отечеству и врагам его
(1855 год)
Русь – отчизна дорогая!
Никому не уступлю:
Я люблю тебя, родная,
Крепко, пламенно люблю.В духе воинов-героев,
В бранном мужестве твоем
И в смиреньи после боев -
Я люблю тебя во всем:В снеговой твоей природе,
В православном алтаре,
В нашем доблестном народе,
В нашем батюшке-царе,И в твоей святыне древней,
В лоне храмов и гробниц,
В дымной, сумрачной деревне
И в сиянии столиц,В крепком сне на жестком ложе
И в поездках на тычке,
В щедром барине – вельможе
И смышленном мужике,В русской деве светлоокой
С звонкой россыпью в речи,
В русской барыне широкой,
В русской бабе на печи,В русской песне залюбовной,
Подсердечной, разлихой,
И в живой сорвиголовой,
Всеразгульной – плясовой,В русской сказке, в русской пляске,
В крике, в свисте ямщика,
И в хмельной с присядкой тряске
Казачка и трепака,Я чудном звоне колокольном
Но родной Москве – реке,
И в родном громоглагольном
Мощном русском языке,И в стихе веселонравном,
Бойком, стойком, – как ни брось,
Шибком, гибком, плавном славном,
Прорифмованном насквозь,В том стихе, где склад немецкий
В старину мы взяли в долг,
Чтоб явить в нем молодецкий
Русский смысл и русский толк.Я люблю тебя, как царство,
Русь за то, что ты с плеча
Ломишь Запада коварство,
Верой – правдой горяча.Я люблю тебя тем пуще,
Что прямая, как стрела,
Прямотой своей могущей
Ты Европе не мила.Что средь брани, в стойке твердой,
Миру целому ты вслух,
Без заносчивости гордой
Проявила мирный дух,Что, отрекшись от стяжаний
И вставая против зла,
За свои родные грани
Лишь защитный меч взяла,Что в себе не заглушила
Вопиющий неба глас,
И во брани не забыла
Ты распятого за нас.Так, родная, – мы проклятья
Не пошлем своим врагам
И под пушкой скажем: "Братья!
Люди! Полно! Стыдно вам".Не из трусости мы голос,
Склонный к миру, подаем:
Нет! Торчит наш каждый волос
Иль штыком или копьем.Нет! Мы стойки. Не Европа ль
Вся сознательно глядит,
Как наш верный Севастополь
В адском пламени стоит?Крепок каждый наш младенец;
Каждый отрок годен в строй;
Каждый пахарь – ополченец;
Каждый воин наш – герой.Голубица и орлица
Наши в Крым летят – Ура!
И девица и вдовица -
Милосердия сестра.Наша каждая лазейка -
Подойди: извергнет гром!
Наша каждая копейка
За отечество ребром.Чью не сломим мы гордыню,
Лишь воздвигни царь – отец
Душ корниловских твердыню
И нахимовских сердец!