Полярная звезда…
Красивое имя
дали
Судну,
куда согнали
ЗК и отправили
в ночь души.
Хотя…
не спешим.
Был это день
полярный.
В тундре весна
вышивала крестом
Узор из маленьких
неясных цветочков.
Также крестом
ГПУ вышивало
И ставило
жирные точки
На судьбах ЗК.
Хотя…
наверняка
Жизнь оказалась
сильнее УИНа.
Назвали сына
Тикси…
Город Тикси
Дома-доминошки
На ножках Полярной стройки
стандарт
Не арт
а норма ГОСТа
Строить не просто
за такой широтой
И город пустой
Без цветов и деревьев
И лавочки нет
ни одной
У подъездных дверей
О чем говорить?
На границе
тундры и моря
Вдали от столицы
Где солнце
как чайка
все лето
Кружит
над этим
бетонным гнездом
Но ни тепла
ни света
Ему не хватает
даже
полярным днем
Зачем
нелепая
точка эта
На карте ледовых
широт
Бог разберет
Хотя…
здешние любят
и тундру и город
и море
надеясь что вскоре
Империя крылья
расправит
И вновь
отправит
Свои корабли
на край
одичавшей земли
Ледовитый Океан
На берегах твоих
Бухт каменистых
Вместо туристов
Глыбы льда
Загорают,
Не тают.
И летом
Синего цвета
Скромная
кромка воды
отделяет
Берег
От матрицы
Льдов,
Матери
Всех
Холодов
И снегов
Королевы.
Туристы!
Форевер!
Андрей Галамага
77 Москва
Замоскворечье
Последним воскресением зимы
По узким улочкам Замоскворечья,
По тем местам, где вместе были мы,
Пройтись, наружу вырвавшись из тьмы,
И не отчаяться, и не отречься.Казалось бы, всего на полчаса
Нам стоит оказаться на Ордынке,
И снова ты поверишь в чудеса –
Прекрасна, как весенняя роса
На тоненькой нетронутой травинке.Часы застыли. Тиканье пружин
Прервалось на последнем обороте.
Я снова жив. Но снова здесь один,
Как будто безраздельный властелин
Всех проходных дворов и подворотен.Мы знали тайну. В предрассветный час
Они, как музыкальная шкатулка.
Их звук с тобой мы слышали не раз,
И не было волшебнее для нас
Замоскворецких сонных закоулков.Я не могу поверить, что сюда
Ты больше никогда не возвратишься.
Что я один – невелика беда,
Но нет страшнее слова – никогда,
Из словаря посмертного затишья.И каждый день, как грешник, по утрам
Я нашему молюсь Замоскворечью.
Брожу по переулкам и дворам
И жду, что небо улыбнется нам,
И ты – нечаянно шагнешь навстречу.
Париж
Москвою снова правит листопад.
Почти тысячелетие подряд
Усталая листва под ветром сохнет.
Пускай непритязателен, но храбр, –
Берет палитру с красками октябрь
И сурик густо смешивает с охрой.День-два – и город тяжело узнать;
Едва ли это можно оправдать
Издержками сезанновского взгляда.
Он был замысловат, лукавый галл,
Но сам себе при этом он не лгал,
И, стало быть, его винить не надо.Париж; всегда был тайной под замком,
И все ж казалось, – нас туда пешком
Вела географическая карта.
Уж за семь лет с тобою как-нибудь
Небрежно мы преодолели путь
От Крымской набережной до Монмартра.Там тот же листопад во всей красе;
Но все под дебаркадером д'Орсе
Предпочитают черпать впечатленья.
А я, набрев на игроков в шары
На пятачке у сада Тюильри,
Был счастлив, как участник приключенья.Я смог припарковать "Рено" на спор
У самой базилики Сакре-Кёр,
Как будто выиграл пари на тышу.
Сведя на полушепот разговор,
Мы не спеша с тобой прошли в собор,
Кощунственно не подавая нищим.Перед тобой рассеивалась тень;
Степенно, со ступени на ступень
Ты восходила, словно королева.
И верилось, что мир – неразделим,
И нас хранит Саровский Серафим,
Как нас хранит святая Женевьева.Через три дня, на праздник Покрова
Нас будет ждать осенняя Москва,
Дождливых улиц дрожь и ветер колкий.
Но вновь Парижем станет воздух пьян,
Когда с тобой нас позовет Сезанн
К Цветаевскому дому на Волхонке.
Ярославль
Сойду в уснувшем городке,
Где никому я неизвестен,
Но здесь я, кажется, уместен
Хотя бы тем, что – налегке.Спрошу в курилке огонька,
А заодно и сигарету.
А в кошельке – копейки нету,
Да впрочем, нет и кошелька.Под утро тающий снежок
Укроет землю слоем тонким,
И я отправлюсь потихоньку
Сквозь посветлевший городок.Отнюдь не праздный экскурсант,
Уткнувшийся в путеводитель,
Я здесь почти как местный житель –
Бреду куда не зная сам.Вперед? Назад? Да все равно.
Дойду по улице до храма
И обращусь к старушке: "Мама,
Простите, я не ел давно".Мне повезет в который раз,
И сердобольная старушка
Протянет хлеба мне краюшку
И молча гривенник подаст.
Осень в горном Алтае
Сперва трава – зеленая, как быль,
рассказанная наспех, как попало;
зеленая, как океанский штиль,
как бледная нимфетка среди бала;
зеленая, как утренний базар,
где вместо сладостей торгуют луком,
и сморщенный старик болтает с внуком,
как с юнгой опустившийся корсар.
Почем тут зелень? Подходи, бери –
растет трава, хозяина не зная,
над речкою – снаружи и внутри
холма, – под дождь дрожащий прорастая.
Сентябрь, бряцая цитровой струной,
стекает к берегам тревожной речки,
и гида патетические речи
уже не спорят с шаткой тишиной.Но я отвлекся. Значит, холм. На нем
зеленая трава. На ней рядами
растут березы и погожим днем
качают полновесными ветвями.
Но не в деревьях суть, хотя они,
по струнке стоя, очевидно, странны:
как будто кто-то наводил в их стане
порядок в незапамятные дни.А главное – в листве: она желта,
как рот птенца, орущего о пище,
как кровь крота, как ржавчина болта
и корабля затопленного днище.
Листва манит жеманной желтизной –
сплошной, неосыпающейся с веток:
на листопад наложенное вето
связало воздух вязкостью сквозной.И в этом непадении листвы –
желанье избежать кровосмешенья:
покуда краски на холме чисты,
земля не поддается искушенью.
Я видел эти листья и траву
с контрастом их затейливым и броским –
в неосязаемых пейзажах Босха,
но вот теперь, впервые, наяву.Тоской по искуплению влеком,
на склон взобравшись, я присел на камень,
чтобы, никем не видимый, тайком
коснуться мира этого руками:
еще два дня – и в дымке снеговой
(кто б мог предвидеть, что исход так близко!)
шуршащий слой членистоногих листьев
смешается с пожухшею травой.
Венеция
Железная дорога – ferrovia
(Дословный итальянский перевод) –
Простуженной январскою равниной
Опять меня в Венецию везет.Погода нынче выдалась не очень,
Но, впрочем, я другой не ожидал;
И через мост, ведущий в Санта-Кроче,
Я, молча, перешел Большой канал.Здесь солнца в эту пору – кот наплакал,
У улочек-каналов бледный вид;
И взвесь из миллиона пресных капель,
Едва колышась, в воздухе висит.Непрошеному визитеру тошно
По городу бродить в такие дни.
И лишь немного утешает то, что
Погода – настроению сродни.Но, чтоб поездка не пошла насмарку,
И было, чем похвастаться потом,
Иду через Риальто до Сан-Марко
Обычным туристическим путем.Вальяжные паломники со стажем
Всех, кажется, немыслимых мастей.
И вот уже не раздражает даже
Навязчивая свора голубей.Пора бежать, пока не утомили
Дурные мысли, невозможный сплин.
Какие дожи?! Господи помилуй!
Когда ты здесь – в Венеции – один!Меж; небом и землей посередине.
Нарочно, что ли? Сам себе назло?
И, как стеклянный шарик в глицерине,
Не весишь ровным счетом ничего.
Романс
из к/ф "Третье транспортное"
Не первый год я у тебя хожу в любовниках,
Но вот опять не понимаю, что же я творю,
На третье транспортное заезжаю в Мневниках,
А дальше против часовой, по навигатору.Когда расстались в прошлый раз, хотелось выть с тоски,
Но твой нечаянный звонок из гроба поднял бы,
И я на всем ходу пересекаю Шмитовский,
Как будто на аэроплане по небу.Там где-то слева новостройки Сити высятся,
А мне плевать на все на свете, я на газ давлю.
Сегодня ночью нам с тобой опять не выспаться,
И значит, встреча наша будет не напрасною.Москва-река повеселит своею узостью,
Мне океан сейчас – не шире рукомойника,
И я ныряю, будто в бездну, под Кутузовский,
Всего лишь пять минут, и я уже в Хамовниках.Кто потерял и вновь нашел, любить не ленится,
Ну, а для нас любовь всегда была, как таинство.
Еще один тоннель, и до свиданья, Ленинский,
А от Варшавки мне совсем чуть-чуть останется.Как я устал бесцельно ждать с рассвета дотемна,
Не будь тебя, я б до утра сидел за водкою.
Но вот теперь моя возлюбленная ждет меня,
И я, как проклятый, несусь Автозаводскою.Менты опешили, когда промчался мимо я.
Забудьте обо мне, как я забуду прошлое.
И вот уже родная улица Трофимова,
Я в твою дверь звоню, встречай, моя хорошая.