* * *
Долбарис даже крякнул от удивления, увидев своего кумира и великого приватизатора в натуральную величину, в том же галстуке и голубой сорочке, в которых он выступал по телевидению и в бесчисленных образовательных и благотворительных программах.
– Ангел мой, – процедил он сквозь зубы. – Хотел я с тобой в другой обстановке встретиться, но Бог не дал.
Еремей разделся до бронежилета и подошел к чучелу.
– На кого же ты покинул нас, Артур Борисович?! Долбарис не замечал ничего вокруг: ни подручных Раисы, ни ее, ни Сизарева.
Он даже не обратил внимания, как мумия повернулась на бок и качнула несколько раз головой в сторону Раисы Мартыновны. Но Иван Иванович, сидевший за столом в углу, все видел, и, несмотря на хмель, жуткий крик вырвался из его груди:
– Глядите! Чучело опять шевелется!
– Замолчи, идиот! – обрушился на него Долбарис. – Ты знаешь, кто это?
Иван растерянно кивнул головой.
– Тогда встань и почти его память молчанием.
– Я из-за него уже четвертый месяц молчу…
– Не сердитесь на него, дорогой Еремей Еремеевич, – вмешалась в разговор циркачка. – Это ведь он помогал обрабатывать Мордова и сильно пострадал за него.
Все молча встали.
– Так сколько вы отстегнете? – нарушила молчание Раиса.
– Двадцать тысяч. Сами знаете, какими. Хотя ему цены нет. Я бы его в мавзолей поместил из мрамора, но прежний шеф сам туда метит, да и новый, наверняка, не откажется.
– Ну что ж, дорогой мой, учитывая ваше положение, можете аборигенами рассчитываться, – лукаво предложила циркачка.
– Ладно. Возьмите двадцать душ из моей усадьбы, – раздраженно сказал Еремей, – и отваливайте. Я ведь не Чичиков, в конце-то концов.
– Так и сделаем, красавец откормленный, – ледяным голосом согласилась Раиса, и в тот же миг Долбарис был схвачен с двух сторон кремлевскими жвачными. А еще через миг прикован наручниками к железной скобе у печки. И тут же на голове его оказался полиэтиленовый прозрачный мешок с этикеткой "Райское наслаждение".
– Достали вы меня своими куколками Барби, родненький мой! – зловеще улыбнулась Раиса Мартыновна.
Иван, крадучись, направился к двери, но циркачка не дремала.
– Иван, не дури! На место! – а своим жвачным прохрипела: – Не вздумайте стрелять! Испортите внутренности – уволю. Этого людоеда Долбариса только на трансплантацию!
* * *
После устранения Долбариса у Раисы Мартыновны стали появляться клиенты – начались творческие дни. Первой пожаловала Матрена Амоновна Сорокина. Она прослышала, что Иван Иванович вернулся "из городу", и решила разузнать, не поедет ли еще. А если поедет, то заказать с ним сбрую для лошади и хомут. Она знала Ваню еще мальчиком, когда-то нянчила, испытывала к нему самые светлые чувства.
– У вас никак гости? – обрадовалась она, увидев Ивана Ивановича. – У Сизаревых всегда любили гостить, особенно заезжие торговцы да цыгане. А щас че, одна баня осталась да сарай из горбылей.
– Все продал, Матрена Амоновна, – разводил руками Иван Иванович. – Всю недвижимость… Теперь очередь за душой…
– Не приведи Господь… Ежели Сизаревы начнут свои души продавать, что же от России останется? Хозяйка из больницы не вернулась?
– Нет. Жду со дня на день…
– А это что за дамочка с розовыми бантиками? Давайте познакомимся. Меня зовут Матрена Амоновна Сорокина, попросту Сорока, потому как я потрещать люблю. А вас как величать?
– А меня – Раиса Мартыновна Ваучер.
– Ваучер?! – удивилась Матрена. – Таких фамилий что-то не припомню. Это не русская фамилия.
– А где сейчас русскую встретишь? Разве только здесь… Как вы думаете, откуда взялась моя фамилия?
– Эх, девка, ты думаешь – я глупенькая! Оттуда и взялась, – Сорокина указала наверх, – два ваучера я вложила в "Золото Колымы " , другой – в "Золото, уран, нефть". Где они теперь, родненькие? Ни дивихдентов, ни золотишка, а ведь столько лет прошло!
– Я помогу вам, Матрена Амоновна. Ваши деньги от меня не уйдут.
– Буду премного благодарна. Вы никак благодетельница?
– Она самая… Вы из какой деревни?
– Лосяткина…
– Большая деревня?
– Полсотни дворов…
– Ваучеры все сдали?
– Бог с вами! Многие еще под лампадками прячут.
– Вот что, дорогая моя, чаю индийского хотите?
– Чашечку выпью, – Сорокина сняла шубу "на рыбьем меху", стала выглядеть гораздо моложе, румянее. Глаза горели, как угли в русской печи.
– Сколько вам лет? – поинтересовалась циркачка.
– О прошлом годе шестьдесят исполнилось.
– Как вы себя чувствуете?
– Ой, девка, пока што на лошади верхом скачу, да вот Ванюшке хомут хотела заказать.
– Я в город больше не поеду, – со вздохом почти прохрипел Иван и стиснул зубы. – Шла бы ты, Матрена, домой! Нечего тебе по избам шастать!
– Ты не кричи, Иван Иванович! Я сама достану хомут и сбрую… – с лукавой улыбкой пообещала циркачка. – Только с одним условием – сообщите всем деревенским, чтобы ваучеры ко мне несли. Даю три бутылки за ваучер и четыре – за облигацию.
– Сообщу, Раиса Мартыновна, обязательно всех приглашу к вам, у кого эти бумаги еще целы.
– А как у вас аппетит, дорогая моя? На почки не жалуетесь?
– бог миловал.
– А на желудок?
– Все ем… А что такое?
– У меня аллергия на больных и уродов. У вас внучка есть?
– Конечно. Радость моя единственная.
– Приходите с ней в гости. Я вас импортными конфетами угощу, "Бони М" послушаем…
– Это что, наподобие МММ?
– Да, бабушка.
– Мы, девка, без конфет и музыки проживем. Нам хомут нужен да сбруя крепкая.
– Все будет, теперь к новой жизни идем, к победе перестройки.
– Так и раньше шли. А живем, как и прежде, не приведи Господь!
Напившись чая, Матрена Амоновна ушла. Циркачка долго проважала ее взглядом, как бы прикидывая и обмеряя ее со всех сторон. Иван Иванович не выдержал.
– Матрена Амоновна – святой человек, моя крестная, ветеран Отечественной войны. Ее-то за что?
– Не скули, орангутан. Не годится твоя Амоновна. Рыхлая она, кляча. Вот внучку мы оприходуем.
На следующий день пришли сразу два человека: высокий крепкий мужик, напоминавший заросший холм, потому что его густые волосы торчали отовсюду, даже из носа и ушей, и человек-правдоискатель, абсолютно лысый Митька Митусов, трижды раненный защитник Белого Дома.
– Кто тут ваучеры покупает? – грозно поинтересовался волосатый холм.
Раиса Мартыновна сама вышла навстречу, посмотрела в щель предбанника и приказала Бене впустить сначала одного клиента, а другому подождать на улице.
Первым переступил порог рубленой избы правдоискатель Митусов.
– Орангутан, включи музыку для гостя, – приказала циркачка.
Раиса Мартыновна сразу обратила внимание на фактуру вошедшего.
Надела очки-хамелеоны и пристально вглядывалась в лицо квадратного человека.
Удивительно! Лицо вошедшего было тоже квадратное и широкое, особенно в жевательной части. Митусов смотрел исподлобья, зло.
– Вы, гражданочка, откуда будете? – Еще с порога спросил он.
– Из Москвы, а что такое?
– Да ездят тут всякие. В нашей усадьбе главный животновод пропал. Как языком слизало.
– Он что – мороженое? – с язвительной улыбкой пошутила Раиса Мартыновна. – Может, он на аукцион уехал?
– Какой к черту аукцион! Начальник полиции в Москву звонил. Хотел заявку сделать на всероссийский розыск… Ему отказали.
– Удивительно!
– Говорят, в своем районе ищите… Ну это так, к слову, Зовут меня Дмитрий Павлович…
– А меня зовут Раиса Мартыновна. Как вы себя чувствуете, Дмитрий Павлович?
– Прескверно… На улице мороз, в душе – мрак, холод… Согревающего ничего нет?
– А чего надо?
– Водки или спирту, или еще чего…
– Для таких крепышей, как вы, ничего не жалко, – Раиса Мартыновна достала бутылку желтой борматухи, налила стакан.
– Да какой же я крепыш… Уже пятый год на пенсии по инвалидности, живу с одной почкой, и язву уже не один раз вырезали.
– Вы не шутите?!
– До шуток ли теперь, Раиса Мартыновна, еще ишиас у меня.
– Значит, и сердце хандрит?
– И сердце, – Митусов нахмурился, выпил борматухи.
– Какого же дьявола вы пришли ко мне? Я же сказала Сорокиной: аллергия у меня на больных и уродов!
– А как с ваучерами быть? Я четыре километра пешком шел.
– Главному животноводу продайте.
– Но ведь он пропал.
– А вы его разыщите.
– Вы что, издеваетесь?
– Издеваются над вами люди, которым вы служите, а я вам добра желаю… Идите отсюда, Дмитрий Павлович.
– Иди-иди, Митя, – поддакнул циркачке Иван Иванович.
– А напарник ваш тоже инвалид? – поинтерисовалась Раиса Мартыновна.
– Полный… У него все простреляно, но, в отличие от меня, пьет как лошадь, и что удивительно, постоянно смотрит на себя в зеркало. У него дело к вам.
– Какое?
– Очень щекотливое. Налейте еще, и я не буду молчать. По-моему, он подозревает вас…
– В чем, дорогой Дмитрий Павлович?
– В том, что вы причастны к животноводу. Раиса Мартыновна нервно рассмеялась и неожиданно тоже выпила рюмку.
– Он что, экстрасенс, этот самый, как его, инвалид?
– Бог его знает… Всегда начищенный, наглаженный и при медалях и орденах, правда, в Чечне осечка вышла… Весь в дырках вернулся – и ни одной награды.
– Он что, работает с животноводом?
– Правая рука, особенно по части телок.
– Ветеринар, что ли?