– Я способна любить, дорогой мой. Это главное. Я привязываюсь к людям, как безропотная дворняжка. А мое киноискусство – это прежде всего бизнес.
– Для вас это бизнес, а для нас беда. От ваших фильмов наши дети становятся импотентами, наркоманами, убийцами, провокаторами…
– А вы хотите, чтобы они были комсомольцами?
– Я хочу, прежде всего, чтобы они ценили родителей и верили в Бога, – продолжал Митусов. – А вы, мадам, хоть и разоблачили этих двоих, но, по-моему, проповедуете совсем другое.
Рольмопсон и Тимур переглянулись, но продолжали внимательно слушать Митусова. Митусов неожиданно замолчал.
– Продолжайте, Дмитрий Павлович, продолжайте, – говоря эти слова, Раиса Мартыновна уже сняла с себя кофту и уже осталась в прозрачном бюстгальтере, прикрывавшем одни соски классической груди. – Дорогой мой, разве это тело может принадлежать только Богу и Церкви?! – с улыбкой, даже с какой-то грустной иронией своего превосходства тихо спросила она. – Вам, безусловно, известна крылатая фраза нынешних дермократов, простите, демократов, о том, что красота спасет мир. Кстати, кто автор этих слов? Если вы ответите на мой вопрос, то у меня будет к вам одно заманчивое предложение.
– Я, конечно, скажу вам, – смущенно ответил Митусов, – только прошу – не надо при мне раздеваться и принимать меня за тупого провинциала. Так какое у вас предложение?
– Нет-нет. Вы ответьте сначала.
– А если я скажу, что автор этих слов какой-нибудь Добыевский или Добытчиков, или вообще неизвестный Фантомас, но ни в коем случае не Достоевский, тогда что?
– Вы не лишены юмора, дорогой мой…
– Это единственное, что у меня осталось в связи с огромными переменами в обществе.
– В таком случае, у меня к вам предложение.
– Какое?
– Помогите мне обвенчаться.
– С кем?
– С Сизаревым.
– С Ваней или с его братом Леней? Раиса Мартыновна задумалась.
– Если сумеете – с обоими… И сразу… Для Лени я тоже найду работу.
– Это невозможно.
– Почему?
– Это противоречит законам православия. Тем более, один из них женат.
– Но я заплачу, дорогой мой, по-божески.
– Интересно бы знать, как это – "по-божески"?
– Я дам вам, дорогой мой, ровно столько, чтобы хватило на строительство храма в этой дыре. Если хотите, вы можете стать его настоятелем.
Дмитрий Павлович задумался, помрачнел.
– Нет, это невозможно, – тихо сказал он и помрачнел еще больше, вытирая платком вспотевшее лицо.
– Дорогой мой Дмитрий Павлович, я не сказала вам самого главного… Я жду от Ивана Ивановича ребенка… Если вы не верите, я могу показать справку о том, что я беременна.
– Нет, не надо. Я верю вам, Раиса Мартыновна, и потому еще больше удивляюсь, зачем вам вступать в брак сразу с двумя братьями?
Раиса Мартыновна нахмурилась, губы ее задрожали, глаза округлились как два золотых шара.
– Это отдельный разговор, – тихо сказала она. – Я бы не хотела говорить об этом в присутствии возлюбленного.
– Может, мне выйти?.. – сразу вспылил Иван Иванович и, резко поднявшись из-за стола, вышел в предбанник.
– Дмитрий Павлович, – тихо, почти шепотом продолжала циркачка, – Иван Иванович тяжело болен. Ему осталось жить лет десять, не больше.
Митусов закрыл глаза, подумал.
– Но согласится ли Леня на тайный брак?
– Я в этом не сомневаюсь… Ведь он, по всей видимости, бедный человек.
– Только деньги за храм вперед, – строго вдруг сказал Дмитрий Павлович, – и если строительство святыни остановится, то…
– Иван Иванович, идите к нам.
Иван Иванович все слышал и вошел в помещение страшно угнетенным.
– Скажи, Ваня, – сразу перешел к делу Митусов, – ты согласен обвенчаться с этой мадам вместе с Леней?
– А куда мне деться? – устало процедил Сизарев и, налив водки в медный ковшик, выпил еще.
* * *
Если где-то там далеко за бугром пьют "Амаретто " , виски и прочие "чинзаны " , то у нас в России с некоторых пор с достоинством употребляют "Дихлофос " , "Гутальен " , лосьон "Рояль" и прочие промыватели и сократители земной жизни.
И никто не удивился, даже не моргнул глазом, увидев за клиросом опухшего и хмельного батюшку, якобы позволяющего себе это согласно чину. Послушницы храма Божьего пребывали тоже подшофе, ссылаясь на холод и голод, наступивший в жизни и в природе.
– Бонжур, мадам, – с радостью встретил ряженый отец пышно разодетую гостью и ее сопровождающих. – У вас шикарный наряд.
– Святой отец, у нас все шикарное… Но почему вы еле стоите на ногах?
– Какова проблема – таково исполнение. Раньше жрали тюрю, брагу, теперь "Сникерс " и "Ройяль". Когда-то венчались один раз на всю жизнь, теперь – по три раза за месяц, вы даже пошли дальше – сразу с двумя! Ха-ха!
– Я не обязана перед тобой отчитываться, батюшка. Но я нуждаюсь в здоровом теле и поэтому из двух русских мужиков попытаюсь отобрать для себя самое необходимое…
– Интересная мысль. Не лучше ли в таком случае обвенчаться сразу со всей деревней?
– Со временем я так и сделаю, только ты поменьше болтай да язык в мозги спрячь, если они у тебя есть, – вдруг шепотом сказала Раиса.
– Не сердитесь, мадам, но групповой брак уже стал входить в моду, и не только в нашем районе…
– Вот и прекрасно. Думаю, что совсем скоро наш президент подпишет закон о групповом браке, а также разрешит официальное сожительство с гуманоидами и однополыми. А пока что-то я не вижу Леню Сизарева.
– Леня Сизарев деловой партнер фирмы "Челнок". По всей видимости, задерживается на съемки рекламы. Он подъедет с минуты на минуту на кроваво-черном жеребце.
– А это еще что такое?
– Это малое предприятие при полицейском участке, а жеребец – это "черный воронок" с телохранителями по найму. Сейчас они охраняют Леню Сизарева, а во второй половине дня – местного президента, который за ним охотится.
– Прекрасно! По-видимому, и в вашей дыре процесс пошел. Жаль только, что не все вожди дожили до такого сказачного процветания и такой сказочной свободы.
– Какие вожди? – не понял священник и даже чуть отрезвел.
– Наши вожди, святой отец, наши! Великие и бессмертные, как их памятники и реформы. Это они дали ростки таким очаровательным реформам! Перед такими богатствами, которые сейчас имеют миллионеры-реформаторы, любая нравственность бессмысленна. А это прекрасно, дорогой мой… Нравственность жвачным не нужна. Как вас зовут, святой отец?
– Логута Моисеевич. И хотя я выпивши, но не вижу в этом ничего прекрасного.
– Дурак! – неожиданно вспылила циркачка. – Если бы мы не изживали в течение многих лет нравственность, то кто бы тебе позволил такое попустительство? А процесс позволяет. Не это ли наше завоевание?!
Священник отрезвел окончательно.
– Если это завоевание, мадам, то, извините, не мудрого православия, а сатаны!