Ночные улицы, залитые огнями, проносились за темными стеклами.
Колонна летела к цели, нарушая все правила, которые только можно нарушить в конкретных обстоятельствах. Некто, возглавлявший кортеж, установил на крыше мигалку — красную, точно подсвеченный стакан крови. Темные фасады кровоточили, когда колонна проносилась мимо. Два-три раза на перекрестках мелькали полицейские посты. Легавые провожали «черепов» изумленными глазами; «радары» и жезлы бессильно поникли. Служаки рассудили совершенно верно, руководствуясь безотказным профессиональным чутьем («Моя смена, значит, нужно сделать так, чтобы я ее пережил, и никак не наоборот…»). Бандиты не намерены были церемониться.
Невзирая на поздний час, улицы не пустовали. Безволосые прогуливались (без четкой цели, маршрута и намерений), пялясь на бесконечные ряды витрин, заваленных всевозможными товарами, залитых потоками разноцветного света и обласканных вожделеющими взглядами. Рекламные голограммы проплывали по математически-чеканным траекториям хай-тековыми облаками. (С наступлением ночи облачность закономерно росла) Особенно Курту понравилась девица в топе и со штрих-кодом повыше пупа. Голограмма, как оказалось, представляла общественно-правозащитную организацию, ультимативно протестующую против имплантации гражданам идентификационных чипов. «Ты — человек. Номер не заменит ИМЕНИ». (По большому счету, на их хлопоты в Гетто не обращали внимания — аборигены рождались, жили и умирали, не сносив ни единого чипа. В Ульях же идентификационные имплантаты вживлялись всем гражданам, за исключением тех лежебок, что пока, не соизволили оставить материнскую утробу.) Уличные проповедники взывали к прохожим с напористыми требованиями покаяться, «ибо конец света грядет!», натыкаясь, в лучшем случае, на холодное безразличие, в худшем — на отвращение и оскорбления. Сохранить в Мегаполисе здравый рассудок не очень-то просто. Однако человек— та же крыса. Забился в нору и радуется…
… Вне зависимости, заменил ли имя номер.
Безволосые замолкали, оглядывались, озадаченно глядели на колонну, после чего возвращались к равнодушным разговорам о тряпках, прическах, клубах, «тачках» и «улетных» порталах в Сети. Никто не догадывался, что какие-то минуты тому назад по вине небезызвестного метаморфа с жизнью расстался ни в чем не повинный человек (во всяком случае, его прегрешения — прежде чем вынести вердикт — обязан был рассмотреть компетентный суд). Просто потому, что угодил не в самое безопасное место, не в самый благоприятный момент. Очутился на пути обрезка трубы.
Дабы отвлечься от этих (в высшей степени дискомфортных) мыслей, Курт сфокусировал сознание на насущных проблемах. Отчего-то его заинтересовало, как именно происходила беседа главы Ордена со штабом. Звонила какая-нибудь истеричная дура, рутинно проводящая рабочий день за маникюром и общением с подругами. Отчаянные призывы — со всеми ее атрибутами: стонами, неровным дыханием, криками, — перемежались грохотом пальбы. В штаб-квартире не было секретарши, Курт это знал, и все-таки — ему детально представилось все описанное.
Монитор компьютера «хаммера» неожиданно ожил. «ОБЪЕКТ» — вспыхнули алые буквы. Мгновение, и зловещий контраст — черное с красным — сменился прохладной зеленью, на фоне которой обозначилось изображение мобильного телефона.
Курт и водитель одновременно напряглись. Волк приобрел в пользование свой первый сотовый относительно недавно, а потому все еще пытался привыкнуть к этому чуду карманной коммуникации (измышленному более ста лет назад). Оба персонажа, сидевшие в «хаммере», уподобились ганфайтерам, готовящимся выхватить пистолеты (бах-бах! — в паузах между сердцебиениями).