И тогда в них вспыхнул инстинкт преследования. Весть пронеслась от барака к бараку, и солдаты высыпали беглым шагом ловить этого зверя Симмонса, который бежал через кавалерийский плац, время от времени оборачиваясь, чтобы послать пулю и ругательство своим преследователям.
- Я вам покажу, как за мной шпионить! - задыхаясь, кричал он на бегу. - Я вас научу обзываться! Давайте, давайте все сюда, сколько вас там есть! И полковник Джон Антони Дивер, кавалер ордена Бани!243 - Симмонс оглянулся на офицерскую столовую и потряс винтовкой. - Думаете, вы такой франт и хват, дальше некуда? А я вам говорю, только высуньте свою чертову рожу из этой двери, я вас так изукрашу, во всей армии красивее не найдется. А ну, выходите, полковник Джон Антони Дивер, кавалер ордена Бани! Выходите, полюбуйтесь на стрелковые ученья! Я в нашем батальоне лучший стрелок! - И в доказательство Симмонс выстрелил по освещенным окнам офицерской столовой.
- Рядовой пятой роты Симмонс на кавалерийском плацу, сэр, имеет при себе тридцать патронов, - пресекающимся голосом доложил полковнику сержант. - Палит направо и налево, сэр. Застрелил рядового Лоссона. Что будем делать, сэр?
Полковник Джон Антони Дивер, кавалер ордена Бани, попробовал совершить вылазку, и сразу же у него из-под ног выбился фонтанчик каменной крошки.
- Не надо, полковник, - сказал его помощник. - Мне бы не хотелось таким образом получить ваше место. Он опасен, как бешеный пес.
- Вот и пристрелить его, как бешеного пса, - в сердцах проговорил полковник, - раз он никого не слушает. Подумать только, в моем полку! Будь это Ирландцы, я еще понимаю.
Рядовой Симмонс занял надежную позицию под прикрытием колодца на дальнем конце плаца и вызывал свой полк на продолжение военных действий. Полк не слишком-то рвался исполнить его призыв, ибо мало чести солдату пасть от пули своего же товарища. Один капрал Слейн с винтовкой в руке пополз по плацу на животе в сторону колодца.
- Не стреляйте, - велел он своим солдатам. - За милую душу в меня попадете. Возьму голубчика живым.
Когда Симмонс сделал передышку и перестал стрелять и орать, стало слышно, что через поле к военному городку едет рессорная двуколка. Это возвращался со штатского обеда командир конной батареи майор Олдайн, по своей всегдашней привычке гоня лошадь во весь опор.
- А! Офицер едет! - закричал Симмонс. - Офицер, чтоб ему подавиться! Ладно, сделаем пугало огородное из этого офицера!
Двуколка подкатила и остановилась.
- В чем дело? - строго спросил артиллерист. - Эй, вы там! Бросьте винтовку!
- Да это Джерри Черт! Проезжай подобру-поздорову, Джерри Черт, я тебя не трогаю, и ты меня не тронь.
Но Джерри Черт вовсе не собирался проезжать подобру-поздорову мимо опасного преступника. Как изощренно и любовно клялись солдаты его батареи, он не ведал страха, а уж кому и судить, если не им, ведь, как известно, когда батарея выезжала в поход, их майор всякий раз лично убивал хоть одного противника.
Он пошел прямо на Симмонса в намерении наброситься на него и сбить с ног.
- Не вынуждайте меня, сэр, - предостерег его Симмонс. - Мне с вами делить нечего. А-а, ты свое? - Майор перешел на бег. - Так вот тебе!
Майор упал, получив пулю в плечо, и Симмонс встал над ним. Он упустил случай расправиться с Лоссоном так, как ему мечталось, но вот теперь перед ним лежало беззащитное тело. Дослать еще один патрон и снести ему голову или расквасить прикладом белое лицо? Он встал в нерешительности, а на другом конце плаца раздался крик: "Он убил Джерри Черта!" Но под прикрытием колодца Симмонс был в безопасности, пока не высовывался, чтобы произвести выстрел. "Я снесу тебе голову с плеч, Джерри Черт, - думал вслух Симмонс. - Шесть да три - девять, да один - десять, значит, у меня еще девятнадцать и последний для меня". И он распечатал вторую пачку патронов. Из-под насыпи колодца на яркий лунный свет выполз капрал Слейн.
- Вижу тебя! - крикнул Симмонс. - Иди, иди сюда, я тебя ухлопаю.
- Иду, - коротко отвечал Слейн. - Натворил ты дел, Сим. Выходи оттуда, и пошли со мной.
- Иди ты знаешь куда, - засмеялся Симмонс, загоняя патрон большим пальцем. - Мне надо сначала разделаться с тобой и с Джерри Чертом.
Капрал лежал, распластавшись во весь рост на земле. Винтовка была под ним. Издали, забывшись, кто-то крикнул: "Стреляй, Слейн! Стреляй!"
- Шевельни только рукой или ногой, Слейн, - проговорил Симмонс, - и я расквашу сапогом лицо Джерри Черту, а потом пристрелю тебя.
- Я и не шевелюсь, - сказал Слейн, подымая голову. - Ты небось сам же струсишь, если человек будет стоять на ногах. Ты вот оставь Джерри Черта и выходи со мной на кулаки. Давай, ну? Боишься, собачья душа?
- Не боюсь.
- Врешь, кровосос несчастный! Врешь, мясник жидовский, все врешь! Гляди! - Слейн отбросил винтовку и встал во весь рост под дулом Симмонса. - А ну?
Искушение было сильнее Симмонса. Капрал в белой рубахе представлял собою превосходную мишень.
- А, ты обзываться? - заорал Симмонс и нажал спуск. Выстрел не пришелся в цель, и стрелок, в слепой ярости швырнув оземь винтовку, выскочил из своего укрытия и бросился на капрала. С разбегу он занес ногу, целя Слейну в живот, но долговязый капрал знал слабости своего солдата и владел убийственным приемом защиты от такого удара. Он наклонился навстречу Симмонсу и, высоко поджав согнутую в колене правую ногу, встретил его удар, стоя на одной ноге, - так стоят гонды, когда они заняты медитацией. Раздался возглас - капрал повалился на левый бок, в падении захватив ногу Симмонса, голень скрестилась с голенью, и солдат очутился на земле с переломанной берцовой костью.
- Надо было знать этот прием, Сим, - сказал Слейн, поднимаясь и выплевывая землю. И крикнул товарищам: - Эй, идите берите его. Я сломал ему ногу! - что, строго говоря, было неверно, рядовой Симмонс сломал себе ногу сам, вся хитрость этого защитного приема как раз в том и состоит, что чем сильнее бьешь, тем хуже тебе же приходится.
Плачущего от боли Симмонса унесли, а Слейн подошел к Джерри Черту и склонился над ним с подчеркнутой озабоченностью.
- Надеюсь, вы не очень пострадали, сэр? - спросил он. Но майор был без сознания, и в плече у него зияла большая рваная рана. Слейн опустился на колени и в растерянности пробормотал:
- Да он, никак, помер, ей-богу! Вот дьявольщина, везет же мне.
Однако майору написано было на роду еще много дней, не дрогнув душой, водить в походы свою батарею. Его увезли и выходили, окружив любовью и заботой, а батарейские солдаты всерьез раздумывали, не захватить ли им Симмонса, не привязать ли его к жерлу пушки, а потом выстрелить. Они боготворили своего майора, и, когда он наконец снова появился на смотру, произошла сцена, отнюдь не предусмотренная армейским уставом.
И Слейну тоже досталось немало славы. Пушкари готовы были поить его допьяна трижды в день в течение полумесяца. Даже сам командир полка похвалил его за хладнокровие, а местная газетенка провозгласила его героем. Но капрал нисколько не зазнался. Когда майор предложил ему свою благодарность и денежное вознаграждение, он скромно отвел первую и принял второе. Но со своей стороны у него была просьба к майору, и он ее высказал, предварив несколькими "Прошу прощения, сэр": не сочтет ли майор возможным, чтобы свадьбу Слейна - Мак-Кенна украсили своим присутствием четыре батарейские лошади и чтобы именно они везли карету с молодоженами? Майор счел это возможным. Солдаты его батареи тоже. Еще бы! Свадьба получилась на славу.