Баллада о Сашке Билом
Это дух Сашка Былого – неутоленный, мятежный -
Бешеной слюною исходит, что шелудивый пёс: жуть, злость,
Жаждет отмщенья, крови, рыщет по Незалежной,
Вгрызается в плоть, рвет теплое мясо, ломает кость.
Это никто как он – прелюбодейный – шало
Пахнущий паленою человечиной в Одессе вдыхает дым,
Роется в Мариуполе в трупах, но все ему мало, мало,
Весь измазался кровью, а – всё незрим.
"Мало еще вы душ загубили кацапских", – за ушные мочки
Дергает, подначивает, поддает пенделя, чтоб уж наверняка,
Долбит мозг Коломойского, печень клюет, вырывает почки.
"Это ты, Сашок?" – тот в ужасе спрашивает невидимого Сашка.
Так недолго сойти с ума, что со ступеньки… Лютый
Озноб: серое вещество закипает, скисает, как молоко.
В ночи Коломойский спрашивает у шкафа: "Билый, чи там, чи тут ты?"
Но до поры ухмыляется, отмалчивается Сашко.
Ибо – наутро – знает: глянут все западенцы,
Все коломойцы глянут в зеркальную даль, и – в крик:
Оттуда стервец Сашко кривляется, грызет заусенцы,
Средний палец показывает, высовывает язык.
Глянут наутро бандеровцы – родичи, единоверцы -
На братанов по сектору, и в каждом из них – мертвяк
Билый Сашко сидит, застреленный ночью в сердце
И заселивший тела живые незнамо как.
Глянет и Незалежная в воды и – отразится
Бритая голова с безобразным ртом, желтый желвак,
Бегающие жестокие глазки, жиденькие ресницы,
Вылитый Сашко Билый – убивец и вурдалак.
Да это же бес в маскировке: плоть, синие жилы,
Всё как у всех: комар на лице простом…
На цепь его посадить, под требник Петра Могилы
Склонить, с заклинательными молитвами и крестом!..
В берцах, в военном буро-зеленом прикиде,
Ишь, как всамделешний – щетинистая щека…
Да покадит на него иерей, воскликнет Господь: "Изыди!",
И с воем из Незалежной извергнется дух Сашка!
Валентин Сорокин. Просьба
Русские, вы слышите поэта, -
Поднимитесь завтра в полный рост:
Встретит вас грядущая победа,
Ливнем звёзд благословит Христос!
Почему изменники и воры
Из-за стен хапужных крепостей
Продают заводы и просторы,
Золото, алмазы и детей?
Для того ль в мартенах мы и в шахтах
День и ночь не опускали рук,
Чтобы псы на миллиардных яхтах
По морям прогуливали сук?
На погибель трудовому классу
Через кишлаки и города
Проложила бизнес-наркотрассу
До Москвы глобальная орда.
Русские, Востока мы и Юга,
Запада и Севера сыны, -
Ведь народы наши друг за друга,
Вскинув меч, стояли в дни войны!
Русские, мы с вами не садисты,
Встанем в ряд, в неодолимый ряд,
Почему над нами террористы
Коршунами чёрными парят?
Травят нас, взрывают, угрожают,
С братовьями ссорят, видит Бог:
Ни рожать, ни жить не разрешают,
Землю выгребает из-под ног.
Нас пленила сказкою весёлой
Мафия – о, Господи, спаси!
Если вымрут города и сёла,
Не сберечь народы на Руси.
Русские, послушайте поэта,
Распрямитесь, и под стон молитв
Встретит вас грядущая победа
И герои всех забытых битв!
Игорь Тюленев. "Когда мы возвратимся в Крым…"
Когда мы возвратимся в Крым,
То станет явью сон России.
Отдали Крым – нас не спросили,
Сейчас решать пришлось самим.Когда мы возвратимся в Крым -
На пальме вздёрнется Обама.
Сломает зубы "пилорама",
Когда мы возвратимся в Крым.От крика: "Русские идут!"
Бандеровцев охрипнет свора.
Бог даст, в Крыму мы будем скоро.
Здесь наши флеши, наш редут!Весна в Крыму. Огонь и дым,
И Балаклавы бормотанье…
Нас Пушкин вновь обложит данью,
Когда мы возвратимся в Крым.Вновь станем рифмами бряцать.
В снах героических купаться.
Глаголы пчёлами роятся,
Впиваясь строчками в тетрадь.Я этим летом въеду в Крым
Верхом, как бородатый сотник?
Нет! Въеду, как стихов работник
Вслед за светилом золотым.Когда мы возвратимся в Крым,
Лицо умоем в Русском море.
Белеет парус на просторе,
Россия, с именем твоим.
Юрий Юрченко
Шесть суток в железном шкафу
Русский поэт, живущий во Франции, актёр и драматург Юрий Юрченко стал очень известен в последнее время, когда из благополучной Европы вдруг отправился добровольцем в осажденный Славянск, а затем попал в плен к боевикам батальона "Донбасс". Когда я услышала, что Юрченко на свободе, я подумала, что он сразу же вернется в Париж. Однако оказалось, что он лежит в обычной московской больнице.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Юрий Васильевич, почему вы еще не в Париже? Там и медицина лучше…
Юрий ЮРЧЕНКО.
Об этом меня уже спрашивали сотрудники посольства Франции. Отчасти я принял решение остаться пока в России под влиянием их коллег на Украине. Как только я после плена появился в Донецке, мне сказали, что меня ищут представители французского консульства в Киеве. Они просили передать, чтобы я воздержался от всяких заявлений, выступлений. Сказали, чтобы сразу ехал в Париж, обещали организовать лечение. Потом позвонили сами: "Вы собираетесь возвращаться во Францию?" Отвечаю: "Ребята, вы уже в Донецке пытаетесь закрыть мне рот. А в Париже вы мне перекроете все выходы на прессу. Мы же с вами знаем официальную позицию Франции по Украине. Знаем, что пишут французские СМИ. Это не соответствует тому, что я видел собственными глазами. Поэтому я пройду курс лечения в московской больнице". А потом, конечно, поеду в Париж – ведь там у меня жена и дочь.
Больница, в которой лежит Юрченко – самая обыкновенная, не элитная, палата на двоих. Поэт почти не встает: сломанная нога в гипсе, он с трудом передвигается на костылях. Ему предстоит сложная операция, но сначала надо подлечить язву, которая открылась от пережитого стресса.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Как у вас, благополучного гражданина Франции, поэта-лирика, возникла эта идея – поехать на войну?
Юрий ЮРЧЕНКО.
Начался Майдан. Я за ним наблюдал по телевизору. Потом в плену я говорил ребятам из батальона "Донбасс": "Вы совершили невозможное. Ментов обычно не любят. Но вы сделали так, что весь мир жалел этих несчастных "беркутовцев". Потом началась война. Под влиянием телевизора мои французские соседи стали говорить, что Украина захвачена войсками Путина и русские танки готовы двинуться на Париж. Ложь французских СМИ меня просто достала. Я знал, что там, в Донбассе, убивают детей и женщин. А я взрослый человек, мужчина. Я должен что-то делать. И я понял, что все, больше не могу. Я должен туда ехать.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Как вы добрались в Донецк? Близкие знали, куда вы направляетесь?
Юрий ЮРЧЕНКО.
Никто не знал. Ни жена, ни дочь, ни друзья. Для всех я уезжал в Кишинев, куда меня пригласили на фестиваль в честь дня рождения Пушкина, 6 июня. После фестиваля я на поезде Кишинев – Одесса пересек границу Украины по французскому паспорту. Приехал в Одессу – а там отмечают 40 дней по погибшим в Доме Профсоюзов. 2 часа я пробыл у Дома профсоюзов, встретился с человеком, который лежал в подвале среди трупов. Оттуда пошел на вокзал и уехал на поезде Одесса-Луганск.
Я хотел попасть в Славянск. Вышел в Ясиноватой и рано утром 10 июня приехал в Донецк, на площадь перед обладминистрацией. Там стоит палатка, где записывают в ополчение. Я записался. Там было еще несколько добровольцев. Потом нас построили и повели. У меня было такое чувство, что я иду умирать. Я же воевать не умею. Я даже в армии не служил. Но и другого выхода для себя я не вижу. Так я и стал ополченцем.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Но вам же воевать и не пришлось, вы же на фронте были в качестве журналиста?
Юрий ЮРЧЕНКО.