Эдуард Лимонов - Эдуард Лимонов: Стихотворения стр 26.

СТИХИ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ (2000–2003)

На смерть майора

Майора убили потом в Чечне,
Он кепи свое дал мне.
Махнулся со мной на кепку мою
(Не раз побывала она в бою).
…У майора Касаткина отпуск был,
Через Москву он лежал.
Я майора Касаткина не забыл,
На подкладке он написал:
"Кто найдет эту кепку - тотчас отдай
майору Касаткину".
Я надеюсь, майор, ты попал в рай,
И рай твой ведет войну
С адом соседним за райский сад,
Примыкающий к ним двоим.
Я надеюсь, майор, что твой отряд
Наступает сквозь адский дым.
Что крутая у вас в раю война,
Такая, как ты любил,
Как Сухуми взятие, так и на -
ступленье подземных сил.

Старый фашист

Старый фашист (Пьер Грипари)
на "днях литературы" в городе Коньяк,
посоветовавший мне прочесть Нерваля,
умер недавно…
Старый французский фашист и старый педераст.
Нерваля я не прочёл, но знаю,
что он повесился на фонаре в Париже
под первыми лучами зари
на улице Старого фонаря. Как красиво!
Проклятый поэт должен быть фашистом.
Другого выхода нет.
Все мы одержали победу (то есть
потерпели поражение) в 1995-м и рядом
Краинские сербы потеряли их землю,
Я потерял Наташу.
Не удалась попытка Денара
отбить Коморские острова.
И умер Миттеран фараон…
(Умер даже Бродский - мой антипод-соперник.
Некому посмотреть на меня,
один я остался)
Проклятый поэт должен быть фашистом.
Не удалась попытка…
Христос проиграл…
И Че Гевара с Мисимой, и Пазолини,
мы все проиграли, т. е. выиграли все…
Мы в тысячный раз выходим с тобой
из жёлтой больницы, Наташа,
у Нотрэ Дам (О, госпиталь Бога!), и апрель
наступает опять и опять…
Я был фашистом, когда я шёл с тобою
по каменным плитам
госпиталя Бога…
Я был им…
Я им остался.
Ты превратилась в бродяжку, панкетку, рок-группи,
пожирательницу грибов, в
женщину-газированный автомат.
А я не могу больше быть и…
только фашистом
примет меня земля.

Смерть и любовь над миром царят…

Смерть и Любовь над миром царят,
Только Любовь и Смерть.
И потому Блядь и Солдат
Нам подпирают твердь

неба. Горячие их тела
(он - мускулистый, она - бела,
так никого и не родила,
но каждому мясо своё дала),

переплелись и пульсируют вместе.
Ей - безнадёжной неверной невесте -
В тело безумное сперму льёт,
Зная, что смерть там она найдёт.

У Бляди мокрый язык шершав.
В щели её огонь,
Солдат, отрубатель и рук, и глав,
Он семя в неё как конь…

Она ему гладит затылок,
И он извивается пылок…

Когда себя введу…

Когда себя введу
в твой молодой канал
И на стене в аду
(а ад кромешно ал)
тебя собой распял
скользил и воспарял

И горечь на губах
и твой ночной живот
и думаешь в потьмах:
"ну и случилось, вот."

апрель 2000 года

Принцем Тамино, с винтовкой и ранцем…

Принцем Тамино, с винтовкой и ранцем
Немец австрийский Гитлер с румянцем
По полю французскому славно шагал
Но под атаку газов попал

"Кози фан тутте". "Ди Зауберфлёте"
Австрийского немца моцартовы ноты
Ездил в Париж. Жил полжизни в каретах
Музыку сфер записал он в дуэтах

Курфюрсты. Эрцгерцоги. Клары. Кораллы
Наци вина нацедили в бокалы
Гомо-фашисты, Эрнст-Ремы и гомо
Имя Моцарта фашистам знакомо.

Будь я эсэсовцем юным и смелым
Слушал бы я Фьердилидж с Дорабеллой
Два офицера: Гульельмо, Феррандо
Их Муссолини прислал контрабандо
Двух итальянцев, - штабистов смешливых
В наши кафе кобылиц боязливых

Как я люблю тебя Моцарт-товарищ,
Гитлер-товарищ - не переваришь,
Гитлер амиго принцем Тамино
Нежно рисует домы в руино…

2002 год, Лефортово

Лефортово

Тюремный день турусами шурша
Уж начался, и едет не спеша
Газету принесли… Стучат ключом
Лекарства что прописаны врачом
Сложив в бумажку, нам суют в кормушку
Вторую чаем вспененную кружку
Я допиваю. День пошел баржою
Если тюрьму можно назвать рекою

Отель Лефортово, военные погоны
И стоны, стоны, стоны, стоны
Души, здесь похороненной живьем
"Как Вы мсье?" мне "человек с ружьем"
Вопрос лукавый задает, он лыс
Сей младший лейтенант и вправду лис

Он тонкий лис, перловкой и морковкой
Его рубаха пахнет, он с золовкой
До "Бауманской" ехал поутру…
"Я - все нормально, скоро не помру
Назло Вам проживу еще лет триста"
- Звучит ответ философа-фашиста

Философ гриву отпустил как мог
В кормушку он смеется и плюется
Он отжимается, он не сдается
"Он супермен", сказал бы педагог
Он высший сорт, он - экстра, мега-стар
А младший лейтенант - он русский самовар

Страшно проснулся: пустая тюрьма…

Насте

Страшно проснулся: пустая тюрьма
Утром проснулся рано
А под ногами с крутого холма
…Бактрия и Согдиана

Желтые обе. Милые две
Родины у султана
Бактрия - словно бы грива на льве
Дождь золотой - Согдиана

Я не доставлю Вам… я не умру
Как лепестки из фонтана
Нежно стучат о земную кору
…Бактрия …Согдиана

Ты пишешь письмо мне
А адрес прост: каракули крупного плана
Азия - где небеса купорос
Бактрия. Согдиана.

Будет полет золотых орлов
Хоть соль будут лить на рану
Пока не увижу с высоких холмов
Бактрию и Согдиану

Саратовский централ

Тюрьма шумит от двери до двора
С утра вползает влажная жара
И выползает мокрый влажный зверь
Чтобы в окно протиснуться теперь

Тюрьма гудит, кричит и говорит
Тюрьма ключами ковано стучит
На суд-допрос, на бледный Страшный Суд
Нас пацанов испуганных влекут

Тюрьма живет вся мокрая внутри
В тюрьме не гаснут никогда, смотри!..
В тюрьме ни девок нет ни тишины
Зато какие здесь большие сны!

Тюрьма как мамка, матка горяча
Тюрьма родит, натужная, кряхча
И изрыгает мокрый, мертвый плод
Тюрьма над нами сладостно поет!

"Ву-у-у-у! Сву-у-у-у! У-ааа!
Ты мой пацан, ты мой, а я мертва
На суд-допрос, на бледный Страшный Суд
Тебя пацан, вставай пацан, зов-уут!"

Смерть Алескандера

Цветут болота Вавилона
Вода из Тигра и Евфрата
Весной микробами богата
Царь пьет за прах Гефестиона

Царь сник, Царь-алкоголик болен
Ему мудрец Калан когда-то
Предрек что нет, не смерть солдата
Найдет. Но смертью вавилонен
Он будет в городе разврата

Тень синяя от стен суровых
Ширь медная пустынь вдоль ложа
На сказку свежую похожа
У изголовья, вин багровых
Стоят сосуды с бурдюками

Закаменевши желваками
Алескандер отходит к мертвым.
Его красивым и простертым
Мечи сжимая кулаками
Толпа угрюмых и упертых
Ждет полководцев. Сквозняками

Дворец весенний ощетинен
Держава. Азия. Держава
Угрюмо остается справа
Ведь смертью переполовинен
Дворец двоится обессинен

Смерть входит слева
Смерть спокойна
И Азия большая знойна
И Вавилон обескартинен.

Смерть - юная большая дева
Чей взор стеклянен и невинен

Пойти бы погулять с блондинкой…

Насте

Пойти бы погулять с блондинкой
С изящной тонкой половинкой
Пойти бы с ты бы погулять
Блондинку б нежную обнять
И сиську ей рукою мять

Блондинки это же не люди
С тобою с ангелом иду
И озираются все люди
В две тыщи, а каком году?

ТЫ как цветок на нежном поле
Как платье льнет к тебе. Доколе
Сидеть в тюрьме, пыхтеть, вонять?
Блондинку б скользкую обнять!

Элен

Песнь механического соловья на рю Пайенн
Масонский дом, где пирамида с треугольником
И встреченная девушкой Элен… Элен… Элен
Тележка, что влачит угольев ком

Влачит, свистит, визжит, старушкою ведомая
По рю Пайенн идет близкознакомая
Ко мне идет и пэ несет, чтоб спариться
Так что же ей с старушкою базариться..?

Заткнувши пальчиками ушки и зажмурясь
Она бежит по рю Пайенн прищурясь
И блики и удары солнца в уголь
"Бзынь! Взынь!", - блик отлетает в угол

И тьму разит. А та несет мочой
Таков был быт несложный, городской
В Год восемьдесят первый там в Paris
Элен… Элен… Элен… ты мокрая внутри…

Была.

К своей невесте Пелажи…

К своей невесте Пелажи
Маркиз де Сад спешит
И гравий под ногой визжит
На "ша" и "жэ" и "вжи"

Глубокий вырез. Сонный лиф.
Холодных сисек гроздь
Над ней Маркиз де Сад, как гриф
У ней как в горле кость

Он пилит, рвет, кусает плоть
Толчет ее как соль
Она визжит: "Господь! Господь!
Меня он режет вдоль!"

[Затем он ей, но то и люб
Блондин, садист, маркиз
Что с нею - нежной, страшо груб
Ее швыряет вниз]

Ее слуге он отдает
Слуга хватает плеть
И истязает ей живот
И топчет как медведь