Он сидел на кухне и ел воблу. - Тутанхамон - думал он - столько золота во мраке. в гробнице. Тутанхамон - произнес он - Аменемхет. Эхнатон. Кайя. Псамметих. Озирис… Изида… - произносил он с удовольствием и хихикал - Сэти Первый! - хорошо! - думал он. В кухне было холодно.
Бедный мальчик скорчился на диванчике и спал испуганным внезапным сном. Мокрые башмаки стояли внизу.
Карл зажег камин и сел в кресло
Потапов и Соня ездили по пруду в разных направлениях. Она играла на гитаре и пела низким голосом старинные романсы Потапов щурился. Деревья низко свисали над водой.
Шаповалов шел в плаще по городу и думал о своей недавно отшумевшей юности. Вот прошла она и теперь Шаповалову практически нечего делать на земле.
Закипел чайник засвистел ветер.
Ордальенский постучал к Грибову. Пал Палыч дайте мне ваш револьвер на пару дней я хочу убить кого‑нибудь. Господь с вами - Лазарь - вы пьяны! Нет Пал Палыч дайте мне револьвер я действительно хочу убить и именно кого‑нибудь. Все равно кого Сил моих больше нет!
В палатке торговали солью крупой мясом и замками. Проуторов засмеялся поглядев на это
Васильев любил Лену но тосковал по любви иной. Иной бы любви! - часто говорил он себе глядя на свою жену.
В прошлом веке кучер Пашка спрыгнул с козел. А царь соскочил с трона
2
Стулья иногда бывают на трех ногах
Прекрасны горы Кавказа
Хороши хребты Тибета
Посылаются письма и почтовое ведомство их развозит крестьянам рабочим бывшим графиням многим кулакам в Сибирь и в Америку людям в лаковых ботинках
Мальчик посылает письмо мальчику
В разбитной день у ярких теремов Красной площади продавали квас и водку. Народ не зарился на немецкое пиво которое пили только немцы в вязаных колпаках
Людмила и истинно русский человек Древин шли в толпе с удовольствием слушая родную им речь
На дороге лежал калека и спал подложив под голову свою тележку
Сумасшедший Гаврилов стоял на кровати и произносил речь - Я главный русский кит! Я главная русская акула!
Яшка‑татарин занимался неприличным
На дороге лежал большой камень. Несколько человек безуспешно пытались сдвинуть его. Я проходя подсмеялся над ними
Голые сидели на коленях у голых
На праздничном столе была пасха и крашеные яйца. Город был пуст
В день поминовения на могилах ели и была скорлупа от яиц. пели и играли на гармошках. Я смотрел на их детей с восторгом и завистью. Какие дикие отличные грязные дети - думал я - наружно соблюдая взрослое здоровое лицо. какие отличные девки грязные толстые какие жирные животные лица - восхищался я. А играла гармошка было жарко и я ходил между них будто кого‑то ища
Скажу по секрету что я искал одну могилу… но ее не было
В праздник же другой более холодный я и вовсе был наполнен видениями так что и не спрашивайте как я себя вел…
В пятницу Людмила должна была придти и принести мне предсказания переписанные ею. Но я ее дожидаться не стал и ушел гулять в сад. гулял я долго и очень медленно. наслаждаясь медленностью своей походкой. А деревья - те совершенно оставались на местах. Голое солнце повернулось когда прибежала моя неистовая помощница. Что тебе надо? - строгим голосом прервал я ее готовую речь. Почему ты мешаешь твоему учителю размышлять? Простите учитель! сказала она но я принесла Вам предсказания. Я сидела всю ночь… Это меня не касается. сказал я Но тут же пожалел ее и сказал - Можешь погулять рядом! Как же обрадовалась бедная девочка!
Когда гордое и тусклое лето уходит из наших краев все обычно ложатся на печки и становятся старыми. Улицы затмеваются. Квартиры напоминают крепости. в воздухе ходит один лишь музыкальный вал…
Память Чернышова сохранила скалы Дувра. Па‑де‑Кале и Ламанша. вечера Италии и тени острова Мальта а я представляю себе спины женщин с которыми он спал. когда они уходили
Нож - оружие женское - говорил он. Коварно. хорошо мимолетно. А мы чтобы не превратиться в груды изношенного мяса вынуждены убивать. Убивать творения. замыслы а также души других людей. И вообще… мямлил он
Да что вы мямлите! Паршивый остаток старого! - стукнул я кулаком по столу. Вы разбираетесь в женской одежде лучше чем в своей собственной. Я бы воздвиг вам на могиле памятником нижнюю часть женского тела. Чернышов не обиделся. Улыбаясь проговорил - Конечно - я - дурак - вогнал свою жизнь туда Но и вы мой юный гениальный друг - вгоняете ее в другое. ну не в женщину так в свои творения
Идите вы к черту - сказал я ему. Посмотрите какая у меня двойная ведь венерина дуга на ладони. Я если б хотел - не хуже вас мог бы…
Но вам же это скушно - мальчик мой! произнес он с улыбкой. Да… согласился я… - Ну вот видите. Конечно что вы более высокого полета. Вам удастся заполучить большее количество женщин чем мне. Вы умрете и давно тихо желанно смешаетесь с землей. А юные идиотки все будут таять над вашими стихами Юные прекрасные идиоточки - цвет нации. цвет. Старый дурак! - сказал я ему. Я чист а вы пошляк!
Неужели вам не нравится то что вас будут любить много много головок не нашедших себе иного применения. они будут умиляться на ваш портрет. А ваше тело ехидно ускользнув от них уже не существует. Вам все‑таки удалось подсунуть им свою душу
Хватит! - завопил я и Чернышов - он был все‑таки добрый старик - заговорил о чем‑то другом. Великий бабник но и Великий Женский Друг был также Великий Формалист и потому стал объяснять мне какую рубашку нужно и как насколько должны выглядывать манжеты из рукава
Вечером когда море немного поутихло она в легких туфельках вышла погулять. Я подошел весь пьяный. ну весь пьяный и сказал - Добрый вечер! гуляете? А вы напились. напились как! простодушно удивилась она. Очень напился! согласился я. Вы ругаться не будете? спросила она. Нет - сказал я - не буду - что вы. - Тогда Хорошо - пойдемте к самой волне посидим. Да идемте! - сказал я и поплелся за ней
В ту осень я был одержим идеей завести себе точно такие же брюки под коленку какие были у меня в детстве. Но никто не знал как выкраивать такие брюки. Я огорчался дней восемь курил и строил на бумаге чертежи. А потом все куда‑то унеслось На меня легла тьма и я забыл о тех брюках
Вот хорошее место - сказала она - мы можем здесь отдохнуть и присела в сено. Дети вырыли в сене какие‑то причудливые ходы и она тотчас же полезла в одну из дыр. Ее не смущало то что мелькали ее трусики и мне решительно все было видно. даже мельчайшие мышцы. Римма вернитесь - сказал я ей - но она там где‑то глухо захохотала и исчезла
Мой друг приехал издалека и рассказывал что он видел в далеких землях. Все то же. все то же - думал я с грустью не отвечая на энтузиазм с каким он изображал тамошние нравы и обычаи
Наиболее долговечная поэзия - человеческая. О человеке - так говорил я провинциалам которые заботились о форме. Они думали что я кривлю душой
Рукой я ухватился за карниз. подтянулся и полез вверх. Заглянув в окно увидел ее. Она лежала на постели полураздетая ноги ее были там где подушка а голова почти упала на пол. она плакала. Вдруг она взглянула на окно…
Ты все держишься за свое "я". Признай что я больше и тебя и тех с тобой. Признай и служи мне
Лечил я ее красным вином нагревая его в горячей воде. Открытое вино дымилось. Было спокойно. она лежала - выделяясь на белом белье. лечил я ее друзья мои - красным вином и приготавливая его уж надышался и был пьяным
Резво скачущие ноги девочки вызывают в памяти другие ноги. другой девочки только более развратной и противной. Давно… та девочка любила выделывать балетные па и при этом специально становилась чтоб показывать мне свои всякие места. она была странная уродина эта девочка хотя на вид красивая
Все у меня слипается. навязла клейкая масса своих и всеобщих кусков жизни. я переступаю через призрачные черноземные ямы. неожиданно выхожу из призрачных черноземных кустов. Я наклоняю голову среди деревьев. она в шляпе. шляпа белая и широкая. лепечет на солнце. а пальчики просвечивают. Дамский велосипед. корзинка с клубникой. вяжущее средство дубовой коры. Вечер. светлое платье. загорелые руки. бледная улыбка - мертвецы теперь все. все мертвецы
В последнее время на террасе стал часто возникать дедушка с особенной улыбкой и вообще старая плоть его. он стоит в отдалении на террасе и она заполнена туманом
Во мне есть плодородия - сказал я год спустя - но нету того чем ядят и пьют и делают более сложные движения. Все во вторник пожрало искусство. Я как напоенный искусством. Яд! яд! - вскричал я
1971 год
Из книги "Азия" (1972)
