30. Одесса
Вечер высчитал – ночь через час.
Точно. Был он.
Свет сочившийся погас.
Наступил сон.Хрип, и ветер, и треск свай,
Череда волн.
Жесть выхлестывала лай,
Звон бил мол.Волны с ревом в степь несут
В шерсти белый дым.
Камни рокочут – крабы в тазу
Черные из воды.Сломлен у мидий острый край,
Погреб – бочки – сыр.
На базаре лают псы.
Бьют часы. Ночь.
15 июля 1929
Загородный, 16
31. Весна ("Окна и люди, – серые на желтом…")
Окна и люди – серые на желтом.
Люди и мыши – хвостики улыбок
Мечутся по улицам, а улицы расколоты
Сталью – это лужи, глубиной до неба.В каждом желтом дворе
Синяя весна.
В каждом синем окне
Веселится примус.
На гудящем огне
Варится горох.
Под котами во дворе
Пыльные диваны.
К одному бежит гречёнок,
Подбежал и наплевал.
А коты, сощурясь
На весенний день,
Прыгнули с диванов
В голубую тень.
В погребе у норок,
В писке темноты
Ждут мышей тишайшие
Черные коты.
29 марта 1930
Загородный, 16
32. Дворик на Канатном
У солнца лучик-хвостик,
Горячий, как укол.
Внизу цветет известка,
Но влажен желтый двор.Расщеплены ступени,
Разлито молоко,
И выгорают тени
Угарно и легко.
1930
Одесса
33. "Я сидел, а вы играли…"
Я сидел, а вы играли,
Это было не нарочно:
Я глядел в свою диктовку,
Вы шутили с мандолиной.
Впрочем, тихо на рояле
Мендельсона вы учили.
Что поделаешь – таких
И в могиле беспокоят.Мягко волосы струились,
Тихо песня раздавалась
И, однако, заглушала
Громкий примус в вашей кухне.
Слезы жгли глаза и душу,
Я их прятал, вы скрывали.
Грустно Мендельсона слушать
На расстроенном рояле.
1930
Ленинград
34. Елисаветградский переулок
На большом колесе,
Красном и зеленом,
Двинулась карусель
С пеньем и звоном.Лошадки качаются -
Огненные пятна,
Голубые платьица,
Синие глаза.Расплетается коса,
Придвигается гроза.
Затуманился базар,
Ветер давит, тучи прут.Улетают платьица,
Пыль по полю катится.
Капли прыгают, как ртуть,
Начинается дождь.Под зеленой стеной
Карусель в брезенте.Я один. Пустота. Кипящее небо.
Я один. Пустота. Шипящие лужи.
Я один. Я один. Это грусть моя звенит.
Убегаю и стою. Так ныряющий стоит.. . . . . . . . . . . . . .
И дождь стоит – струя в струю.
И звон стоит, и я стою.
1930
Одесса
35–38. Ловля
I. "На светлом ноже от окна на обоях…"
На светлом ноже от окна на обоях
Висит золотая летучая мышь, -
Предутренний дождь всегда беспокоен, -
Другие мелькают, срываясь с крыши.Стены тлеют, свет стекает,
Он темнеет. Он погас.
Догоняет, настигает.
Нет, не спится в этот час.Но после дня и кипенья дня
Теперь вокруг цветет тишина.
Песок и жар испит до дна,
Вперед – пустырь, назад – стена.Беззвучно прошла железом дверь,
Зеркальны лужи между рельс,
Без капли крови гудит голова,
И небо качают колокола.Звон стихает, сон потек…
Но вдруг – движенье, и сна нет:
Как брошенный в пропасть на солнце платок,
В сенях за дверью зажегся свет.Свет внезапен. Я один.
И он немыслим. Шума нет.
Нет ни звука. Нет причины.
Тишина. Пылает свет.В сенях за дверью, верно, вор?
Там вора нет, поверь, поверь.
Сейчас я встану, возьму топор,
Ступлю на свет и открою дверь.
19 апреля 1930
Загородный, 16
II. "В окна падал белый снег…"
В окна падал белый снег,
На пол – синяя мука.
В полудуме-полусне
Веки сходятся тесней.В этой узкой полосе
Вдруг каменья на косе.Тут росли густые сны
По каналам из ворот,
А в ушах молочный рог
Протрубил тринадцать раз.Месяц черен. Он кишит
Голубыми червячками.
Печь открыта и блестит
Беспокойными зрачками.Разбудил меня испуг,
Или треснул уголек.
Я гляжу – лицо в огне,
Это снится мне во сне.Тлеет черная коса,
И искривлен красный рот,
Плачут черные глаза,
Их сжигает, их сожжет.Я вскочил и протянул
Руки красные в огонь,
Я коснулся нежных щек,
Голубую шею сжал.Тут лизнула и меня
Ярость темного огня,
И узорчатый платок
Затрещал и засверкал.И не видя, что горят
Руки жадные мои,
И шипит среди углей
Разрываемое мясо,
Я сорвал ее наряд,
Изглодавший тело ей,И приник к ее щеке
Из пылающих углей.Завились по жилам рук
Змеи черные огня,
Кости вылезли из рук…Разбудил меня испуг.
В дверь стучат, в окне темно,
И в печи горит бревно.
30 марта 1930
III. "Закутавшись в душные ночи…"
Закутавшись в душные ночи
И звездами злыми звеня,
По комнате движутся очи,
И жгут, и пугают меня.В жару подымаюсь с постели,
Лицо в их одежду склоня,
Напрасно молю их о теле,
Они не слышат меня.
IV. "Дверь открылась из сеней…"
Дверь открылась из сеней,
Свет метнулся и погас.
Дунул холод из сеней
И скатился по спине.Стены гложет свет луны,
Но лучи ее темны.В дверь вошедшая легка,
Вот приблизилась она,
И бела ее рука,
И коса расплетена.Тлеет лунная коса,
Жгут холодные глаза.Я схватил ее и смял,
Я искал горячих губ,
Я был нежен, я был глуп,
А она была пуста.Где вилась ее коса,
Черви лунные горят,
И растаяли глаза,
Уходящие назад.
31 марта 1930
Загородный, 16
39. "Я вижу – нет надежды…"
Я вижу – нет надежды,
Не любишь ты меня.
А слёзы, как и прежде,
Безмерны и красны.
И я сгораю, воя,
От темного огня,
От яростного зноя
Нахлынувшей весны.
1930
40. "Всё сходится точно…"
Всё сходится точно,
В назначенный день.
Решенье заочно
И неотступно, как тень.
Ты взвешен и сложен
По сотне смет.
Ты есть, ты должен,
Свободы нет.
1930
Загородный, 16
41. Белая ночь
Улица пуста. Опрокинутые в днище,
В лужах лица стекол морщинисты и плоски,
И дождь процарапывает белой ночью чище,
Чем мелом, ручейки, дорожки и полоски.Слезные полоски. Тяжелый храп
Жеребцов из бронзы и дрыхнущих казарм.
Город полон шума, от писка во дворах
До сонного собачьего лая по базарам.Если это – тишина,
Всё равно – не легче мне.
Тяжело бродить без сна
Или бредить в тишине.Здесь всюду дышит и всюду полно:
Куда рука не ткнет,
За каждой дверью и стеной
Храпит, вздыхает, живет.Опять окно, опять стена,
И здесь – рукой подать,
И здесь измята простыня,
И здесь скрипит кровать.Я задыхаюсь и, если б мог,
Я вам клянусь, – сейчас
Я, право, пришел бы к каждой из вас
И придушил бы вас.У труб, с их журавлиных ног,
Вода стекает вниз.Но жар лицом уткнулся в сон
И, вздрогнувши, затих.
Скривились морды колесом
У подворотен злых.Дождь перестал. Сошел с чердака,
Высморкался в плакат.
Железные крыши стали лакать
Рваные облака.В луже смяк заплаканный плакат.
Черт подери, до чего же пусто!Это не день, это не ночь,
Это ни то ни се,
Это – листок схлестнуло прочь
И по воде несет.
1930
Загородный, 16
42. "Видишь – там, в открытом поле…"
Видишь – там, в открытом поле,
Дождевые облака,
И в качестве постели
Почерневшая река.Над широкою водою
Лошадь вытянула шею.
Одинокий поезд воет,
Одинокий ветер веет.
1930
Дорога в Сестрорецк
43. "Оцарапав клочья туч…"
Оцарапав клочья туч
О горелый красный лес,
Дождь прошелся кувырком
По траве. И улетел.
Сосны вспыхнули как медь,
Трубы кончили греметь,
Солнце сопки золотит.
За блеском дождевых червей,
За черными стеблями трав,
Туман застлал далекий путь
До шелковых синих снежных гор.
А тут горят стволы,
Текут куски смолы.
Мы расправляем грудь,
И вспыхивает медь.
1932
Верхнеудинск
44. "Не увлекайтесь преступными мечтами…"
Не увлекайтесь преступными мечтами,
А занимайтесь доступными вещами.
Сдерните дырочки с кружев.
В курзале семга, побелев.
Промчался синий лес, звеня.
Влюбитесь, девочки, в меня.
Дама с зонтиком стоит,
Солнце локон золотит.
Золотые стервы
Мне портят нервы.
1933
Павловск