Он имел личное поручение наркома обороны Ворошилова дать предложения по возможности побить мировой рекорд скорости советским летчиком на советском самолете. Командование ВВС проконсультировалось с профессором Пышновым, который не имел от Болховитинова никаких секретов (Пышнов и Болховитинов были женаты на сестрах). В результате Березняк был направлен к Болховитинову для детальной проработки проекта.
В это время ОКБ Болховитинова путешествовало из Казани в Москву, а потом обустраивалось в Химках. Шла борьба за выживание, и было не до мировых рекордов скорости. Серия из пяти штук ДБ-А в Казани не достраивалась, трудно начались летные испытания самолета спарки «С», все время переделывали проект истребителя «И», в самом зачаточном состоянии был тяжелый бомбардировщик «Б». Тот, ради которого я развил бешеную деятельность по системе переменного тока.
Березняк окунулся в текучку и взял на себя руководство бригадой. Вечерами он продолжал выбирать схемы и вести расчеты по перспективному скоростному самолету. Со спаркой двух поршневых моторов дела по-прежнему шли туго. Винтомоторная группа с соосными винтами требовала длительной отработки. Однако наибольший пессимизм высказывался аэродинамиками. Они считали, что скорости, близкие к звуковым, практически недостижимы с помощью поршневых винтомоторных конструкций. Молодой инженер Березняк, конечно, уже слышал и читал о ракетах и ракетных двигателях. Но выходить с идеей полного отказа от поршневого двигателя на самолете еще никто не осмеливался.
В 1956 году случай свел меня с Березняком в Кисловодске. Мы оказались на этом курорте в одно время, но в разных санаториях. Уточнив расписание лечебных процедур, мы предпринимали традиционные для Кисловодска восхождения на Малое и Большое седло и походы по длинной туристской тропе. При обсуждении прошлых, настоящих и будущих планов я спросил Березняка, когда в первый раз ему пришла мысль отказаться в своем проекте от поршневой винтомоторной группы и поставить на самолет только ЖРД.
«Ты знаешь, – сказал он, – я не могу точно ответить на этот вопрос. Где и когда впервые? Не было такого точного места и времени. Эта идея навалилась на меня как-то спонтанно. В мыслях и на бумаге я рисовал и прикидывал всякие, иногда глупые, компоновки. ЖРД был уже изобретен давно и казался очень простым. О турбореактивных двигателях толковой информации не было. Одни идеи. Я с трудом пробился в Лихоборы. Там впервые на стенде увидел жидкостной ракетный двигатель, по форме напоминавший бутылку. Когда я понял, какая это прожорливая бутылка, сколько она сжигает топлива, то решил плюнуть и забыть. Но ведь ничего другого не было. Ну совсем ничего.»
Дальнейшим уточнениям подробностей рождения идеи знаменитого БИ помешала закусочная, в которую мы зашли после утомительного похода. Для восстановления сил мы взяли по стакану густейшей сметаны, запивали ее сухим вином и мечтали все вспомнить и записать. В те годы нам было жалко тратить время на историю.
После трудного учебного года и в предвидении дипломного проектирования Гермоген Поспелов уговорил меня отдохнуть в Коктебеле. У Коктебеля имелись два преимущества: во-первых, там находился пансионат МЭИ, пребывание в котором студентам стоило гроши, и, во-вторых, Коктебель – лучшее место на всем Черноморском побережье. Летом 1939 года мы с Поспеловым провели там чудесный месяц в заплывах и скалолазании по Карадагу. В нашу компанию вошел тогда еще один студент – химик Михаил Слинько. Через много лет мы все трое стали членами Академии наук СССР.