б34: Стоеросовый.
Знак выделяется, выступает, торчит (к инакости знака см. Др. - инд. liŃga- и Случай *ĜEN- Топорова): стóящее сто`ит, настоящий знак - стоеросовый. Достоевский на каторге услышал это слово и записал его с пояснением (Сибирская тетрадь, 152): Стоеросовый (стоя, прямо растет). Применительно к дереву это по словарю Даля шуточное слово: "Стоерóсовое дерево шутч. растущее стойком. Из какого дерева это сделано? "А кто его знает, должно быть стоеросовое"." (в ст. Стоёк, так и М. Михельсон, РМР 2. с. 318: "Стоеросовое дерево (шут.) говорят, когда не знают, как звать его (стоя растет). Ср. И древа в том лесу стоеросовые, | на них шишки простые, не кокосовые! - Даль, Сказка о Иване, молодом сержанте."), а применительно к человеку оно обычно бранное; "Стоеросовый дурак, - ая дура. бран." - дополнил Даля Бодуэн де Куртенэ. Слово толкуется пословицей Стоя растешь вдвое (ПРН, с. 515. и СВРЯ, ст. Вдвое). (↓1: Примеры на стоеросовый. - 2: Рост вверх. - 3: Рост и движение.)
б35: Стремление к иному у Флоренского.
Иное является в знамениях, об ином гадают по приметам, его знаки толкуют. Детское чувство иного и стремление к нему в главе Особенное воспоминаний Флоренского Детям моим (5):
Всё особенное, всё необыкновенное мне казалось вестником иного мира и приковывало мою мысль, - вернее, мое воображение.
Необычное, невиданное, странное по формам, цветам, запахам или звукам, всё очень большое или очень малое, всё далекое, всё разрушающее замкнутые границы привычного, всё вторгающееся в предвиденное было магнитом моего - не скажу ума, ибо дело гораздо глубже. - моего всего существа. Ибо всё существо мое, как только я почувствую это особенное, бывало, ринется навстречу ему, и тут уж ни уговоры, ни трудности, ни страх не способны были удержать меняЙЙЙ Услышишь, бывало, о чем-нибудь, в чем почуется отверстой тайна бытия, или увидишь изображение - и сердце забьется так сильно, что, кажется, вот сейчас выскочит из груди, - забьется мучительно сильно: и тогда весь обращаешься в мучительно властное желание увидеть или услышать до конца, приникнуть к тайне и остаться так в сладостном, самозабвенном слиянии. Повторяю, это было не возгоревшееся любопытство, которое всё же поверхностно, а стремление гораздо более глубокое и сильное, потрясение всего существа, плен и порыв в неведомое. И страшно, и сладко, и истомно - хочется.
И я с жадностью спрашивал об исключениях. Исключения из законов, разрывы закономерности были моим умственным стимулом. Если наука борется с явлениями, покоряя их закону, то я втайне боролся с законами, бунтуя против них действительные явления.
Дальше (6): "На самом же деле меня волновали отнюдь не законы природы, а исключения из них. Законы были только фоном, выгодно оттенявшим исключения." (↓1: Верностъ Флоренского своему имени. - 2: Розанов об ином.)
б36: К значимости непонятного
Как хорошо иногда "не понимать"…. заметка Розанова (Среди художников), написавшего книгу О понимании. Петрушке из Мертвых душ (1.2) "нравилось не то, о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт знает что и значит." Мельников-Печерский: "Городские и деревенские грамотеи читали те книги" - мистические - "с большой охотой, нравилось им ломать голову над "неудобь понимаемыми речами", судить и рядить об них в дружеских беседах, толковать вкривь и вкось." (На Горах, 2.18), сюда же разговор о "мудреных словах" в пьесе Островского с упоминанием ставших крылатыми металла и жупела (Тяжелые дни, 2.2). В чеховских Мужиках (3) при чтении Евангелия одна слушательница "не удержалась и заплакала" на темном слове дондеже. Наконец, у Гончарова замечательный разговор о понимании со слугой Валентином (Слуги старого века, 1) и заключение:
Я тут убедился в том, что наблюдал и прежде: что простой русский человек не всегда любит понимать, чтб читает. Я видел, как простые люди зачитываются до слез священных книг на славянском языке, ничего не понимая или понимая только "иные слова", как мой Валентин. Помню, как матросы на корабле слушали такую книгу, не шевелясь по целым часам, глядя в рот чтецу, лишь бы он читал звонко и с чувством. Простые люди не любят простоты.
(↓1: Читать непонятное. - 2: К "Простые люди не любят простоты".)
б37: К иному в бунинском Дурмане
Ходасевич про самоубийцу - счастлив, кто падает вниз головой: | мир для него хоть на миг - а иной. (Было на улице полутемноЙЙЙ), ср. перевернутое и непонятное на миг лицо матери в рассказе Набокова Ужас. Сюда же Цветаева (Стихи сироте, 7): В мыслях об ином, инаком, | и ненайденном, как кладЙЙЙ К ахматовскому Но с любопытством иностранкиЙЙЙ из Серебряного Бора Вяч. Иванова (1):
Край исконный мой и кровный,
Серединный, подмосковный,
Мне причудливо ты нов.
Словно отзвук детских снов
Об Индее баснословной.
б38: "Твержение" у Набокова.
Эту игру Набоков описал в лекции Искусство литературы и здравый смысл. Еще примеры: "ЙЙЙостался только бессмысленный облик. - как получается бессмысленный звук, если долго повторять, вникая в него, одно и то же обыкновеннейшее слово." - Ужас; ""Путешествие". - вполголоса произнес Мартын и долго повторял это слово, пока из него не выжал всякий смысл, и тогда он отложил длинную, пушистую словесную шкурку, и глядь, - через минуту слово было опять живое. "Звезда. Туман. Бархат, бархат", - отчетливо произносил он и всё удивлялся, как непрочно смысл держится в слове." - Подвиг (12);
ЙЙЙ не понимаю, отчего это происходит, - пишешь, пишешь адрес, множество раз, машинально и правильно, а потом вдруг спохватишься, посмотришь на него сознательно и видишь, что не уверен в нем, что он незнакомый, - очень странно… Знаешь: потолок, па-та-лок, pas ta loque, патолог. - и так далее. - пока "потолок" не становится совершенно чужим и одичалым, как "локотоп" или "покотол". Я думаю, что когда-нибудь со всей жизнью так будет.
- Дар (5). Это "Я думаюЙЙЙ" напоминает концовку Ужаса "И я знаю, что обречен, что пережитый однажды ужас, беспомощная боязнь существования когда-нибудь снова охватит меня, и тогда мне спасения не будет." и "ЙЙЙбеспредельному ужасу, который, говорят, испытывает даже столетний старик перед положительной кончиноЙЙЙ" в том же Даре (1). Ср. О. Ронен. Заумь, с. 52 сл./43. (11: "Слову противопоказана остановка".)
б41: Слово как человек.
Как в человеке душа не видна, так в слове значение, оно душа слова. Слово имеет значение: внешняя часть имеет внутреннюю, потом целое имеет (внутреннюю) часть. Целое называют по его внешней части. Сначала говорят, что у слова есть значение или у человека душа, а потом, что у слова есть и звучание, у человека и тело; сначала слово это звук, человек это тело - другой человек, чужое слово. И как душа-огонь появляется только при столкновении человека-кремня с кем-то другим, так "сияние, возникающее" по Вагинову (Козлиная песнь, 4) "от сопоставления слов", их столкновения, о котором см. В. Топоров в предисловии к Подступам, с. 8-10, это сияние смысла, толка. Если слово подобно человеку, то язык подобен народу - чужой язык чужому народу, отсюда язычник "иноплеменник-иноверец", ср. сложение ино-язычник. А свой, родной язык тот, на котором говоришь со своими и думаешь, говоришь с собою. Значимое слово похоже на другого человека, а мысль, мое слово, на меня самого. О тексте как человеке см. Л. Карасев в ВФ, 2001. № 9. (↓1: Целое и часть. - 2: Слово как сам говорящий. - 3: Родной язык.)
б42: Внешне и внутренне простые и сложные слова.
Внешне простое слово имеет смысл, внутреннюю часть, и звучание, внешнюю, а внешне сложное, составное слово состоит из внешне простых слов; смысл составного слова не внутри него, а между его частями. Толкуемое слово внешне просто и внутренне сложно, смысловая сложность проявляется при толковании через род и отличие во внешней сложности значения, чей род внутренне проще слова. Последовательное толкование приводит к простейшим внутренне, не-толкуемым первичным словам, у Анны Вежбицкой это "семантические первоэлементы", составляющие "естественный семантический метаязык", см. теперь в Семантике. О внешней и внутренней простоте и сложности - Я. Линцбах, Принципы филос. яз., с. 44. (↓1: Внешняя простота и сложность.)