Не бросайтесь вы, девчата, под меня, мошенника!” Поет он здорово. И на баяне… Стреляет лучше меня, а я ведь мастер спорта по биатлону, до сих пор еще могу кое-что».
Капралов Артамон, 57 лет, отец. «Горжусь, а что? Он истинный Капралов, сильный, умный, красивый. Совсем как я, ха-ха-ха! Девок зело любит… А девки – его! Работящий, но – в меру, в меру… Независимый, побеждать обожает, но не лидер, нет. В рыбалке ему везет всегда, зато охоту недолюбливает. Зверушек ему жалко. Минусы его тоже фамильные. Хвастун, высоты боится, если какое горе, “слезки на колесках”. Ну, да это мужику не зазорно. Богатыри вон, былинные, витязи разные тоже плакали частенько».
И еще десятки предельно откровенных характеристик, данных Капралову родственниками и знакомыми, впоследствии забывшими об этом, разумеется, напрочь. И сотни часов наблюдений и анализы, и тесты, и “прогонка” результатов через компьютер. И, наконец, вывод о пригодности кандидатуры Капралова. «Условно-положительный».
Условно…
«Не свалял ли я дурака, вербуя этого субчика в Легион?» – подумал вдруг Игорь Игоревич.
– На присягу? – хмуро переспросил он. – Что вы имеете в ви… а, вон оно что! Шутить изволите. Нет. Присяги не будет. Обойдемся контрактом. Вы же наемник, привыкайте, – жестко проговорил он. Но, заметив, как опасливо подобрался Филипп в ответ на перемену тона, явил благодушную улыбку: – Что еще, мой любознательный друг? Валяйте, спрашивайте, я же вижу: у вас целый ворох “почему?” накопился.
Филипп молчал. «Мальчишка, – корил он себя, – поставили тебя на место, так тебе и надо. Контракт подписал, субординацию изволь соблюдать. Значит, шутки в сторону». Он сказал:
– Растолкуйте вы мне подоходчивей, господин офицер, как все-таки выглядит наш мир в продвинутом терранском представлении? Если это не военная тайна, конечно.
– Да какая там тайна! – удивился Игорь Игоревич. – Барахло ваш «Мир», барахло и рухлядь, как вам только было не совестно людей на него посылать?
Он насладился мгновенным замешательством и растерянностью собеседника (ничья, один – один!) и продолжил:
– Ну, а если серьезно, то выглядит все примерно так… – он замялся. – На словах, понимаете, трудно, я не настолько хорошо владею русскоязычной научной терминологией… Фильм тоже не готов. Вы меня простите, Фил, если я предельно утрирую для наглядности?
Филипп поспешно закивал.
Игорь Игоревич выхватил сигару, но не раскурил, а принялся ловко, точно фокусник, крутить между пальцами. Сигара мелькала, рисуя замкнутую и перекрученную линию: указательный – средний, средний – безымянный, безымянный – мизинец. Назад. В стакане с недопитой водой лопались пузырьки. Клавочка с точностью автомата рубила широким сверкающим ножом салат. Посерьезневший Филипп сосредоточенно ожидал раскрытия секретов природы.
– Оставим пока в стороне сложные структуры мироздания, такие, как “вертикальные кальки” или совсем уж экзотические э-э-э… “эйдетические сингулярности” и не будем покидать плоскости планетарной эклиптики с ее трехмерным пространством и преимущественно однонаправленным временем, хорошо? – спросил Игорь Игоревич.
Филипп кивком подтвердил, что да, хорошо, и сказал:
– Эйдетические сингулярности – это круто! Пусть непонятно, зато круто. Это, Игорь Игоревич, впечатляет! Спишете потом слова на бумажку, а? Буду перед девушками эрудицией щеголять.
– Да будет вам, – смутился Игорь Игоревич; даже сигару выронил. – Это же чистейшей воды катахреза, если разобраться. Я ее ради красного словца, знаете ли… – признался он. – Не боитесь, что найдутся образованные девушки, которые над вами потешаться за нее будут?
– Во-во, «катахрезу» тоже напишите, – сказал Филипп, поднимая сигару с пола и подавая собеседнику. – А с девушками я уж как-нибудь разберусь.