Автомобиль задергался, фыркнул, скакнул и неуверенно поехал, спотыкаясь на каждом метре.
Изнутри купол был прозрачным. «УАЗ» медленно катил по светящейся дороге к голубоватым огонькам, все яснее различимым вдали.
Я просунул голову в кабину и бодро поинтересовался, будут ли еще неожиданные сюрпризы. А главное, когда же мне растолкуют, наконец, что к чему. И, если уж на то пошло, любопытно было бы узнать вдобавок, где мы находимся.
Игорь Игоревич повернулся вполоборота и заметил, что язвительность моя безосновательна. Скажи он правду сразу, я, чего доброго, принял бы его за придурка и дела с ним иметь не стал бы. («Само собой!» – подумал я.) Сейчас же все на мази, мы – там, где надо, можно расслабиться, ибо жизнь продолжается. А как бы дело сложилось дома, на Земле, еще вилами по воде…
Закончив краткую речь, Игорь Игоревич глубокомысленно замолчал.
Водитель, похоже, вообще не знал простой человеческой речи или был нем. Или соблюдал субординацию.
Посему я вполне уяснил, что объяснения будут даны в том объеме и в то время, которые сочтет необходимым мое новое командование. Мне оставалось только грустно вздохнуть и повалиться на свое вытертое креслице.
Огоньки приблизились и оказались фонарями на столбах – точными копиями обычных городских фонарей. Они освещали два ряда небольших приземистых строений, которые я принял за казармы. Возле одного дома машина остановилась. Игорь Игоревич вылез первым. Я подхватил сумку и спрыгнул на стриженую травку, отделяющую дорогу от широкого дощатого деревянного тротуара. Тротуар вызывал мое искреннее восхищение: таких уж лет десять и в деревнях-то не сыщешь.
Ведомый все так же глубокомысленно молчащим Игорем Игоревичем, я вошел в приют безродных и бездомных наемников.
Дневальных, дежурных и прочего обязательного для земной казармы служивого люда вроде «молодых», трудолюбиво «пидарасящих взлетку», не наблюдалось. На пушистом ковре, закрывшем весь пол тонущего в полумраке коридора, лежала лохматая собачонка. Беспородная, но чистенькая и ухоженная. Она подняла на нас мутный спросонья взгляд, лениво повиляла коротеньким хвостишкой и заснула опять.
– Это Бобик, наш талисман, – сообщил наконец-то обретший страсть к общению Игорь Игоревич. – А это ваша комната. – Он распахнул передо мной одну из десятка однообразных дверей, выходящих в коридор. – Отдыхайте. Завтра получите все объяснения, униформу, аванс и возможность позвонить домой. До встречи!
На этом его коммуникативная страсть стремительно угасла.
Он повернулся и, завывая протяжно под нос что-то вроде колыбельной для дитя-людоеда, отбыл.
Я оглядел комнату. Ничего себе казарма, имеющая подобные апартаменты для каждого служивого! Из небольшой прихожей открывался вид на два отсека. Один не мог являться ничем иным, кроме спальни, ибо кровать в нем стояла прямо-таки вызывающе, маняще двуспальная. Другой был чем-то вроде кабинета. Книги на полках и уютное с виду кресло перед невысоким столиком. Лампа под зеленым абажуром. Обалдеть! Еще в прихожей была узенькая дверка, ведущая, как оказалось, в совмещенный санузел.
Номерок, конечно, не королевский люкс, но жить можно. В общежитии комната была много хуже, и ее еще приходилось делить с Димкой. А он ужасно храпит во сне. И любит оглушительный «трэш-металл». И не любит производить уборку. Впрочем, Ксюша у него очень даже ничего…
Я расстегнул сумку, собираясь заняться размещение вещей… но ограничился тем, что достал «мыльно-брильные» принадлежности, и опустил пакет на тумбочку. Недавно славно выспавшийся в машине, я с удивлением почувствовал новые позывы к тому, чтобы, вспоминая армейский жаргон, «придавить на массу». Приняв сонливость за последствия успокоительного укола, я не стал ей противиться.