В день смерти князя старого
Крестьяне не предвидели,
Что не луга поемные,
А тяжбу наживут.
И, выпив по стаканчику,
Первей всего заспорили:
Как им с лугами быть?Не вся ты, Русь, обмеряна
Землицей; попадаются
Углы благословенные,
Где ладно обошлось.
Какой-нибудь случайностью -
Неведеньем помещика,
Живущего вдали,
Ошибкою посредника,
А чаще изворотами
Крестьян-руководителей -
В надел крестьянам изредка
Попало и леску.
Там горд мужик, попробуй-ка
В окошко стукнуть староста
За податью – осердится!
Один ответ до времени:
"А ты леску продай!"
И вахлаки надумали
Свои луга поемные
Сдать старосте – на подати:
Всё взвешено, рассчитано,
Как раз – оброк и подати,
С залишком. "Так ли, Влас?
А коли подать справлена,
Я никому не здравствую!
Охота есть – работаю,
Не то – валяюсь с бабою,
Не то – иду в кабак!"– Так! – вся орда вахлацкая
На слово Клима Лавина
Откликнулась. – На подати!
Согласен, дядя Влас?– У Клима речь короткая
И ясная, как вывеска,
Зовущая в кабак, -
Сказал шутливо староста. -
Начнет Климаха бабою,
А кончит – кабаком! -"А чем же! Не острогом же
Кончать ту? Дело верное,
Не каркай, пореши!"Но Власу не до карканья.
Влас был душа добрейшая,
Болел за всю вахлачину -
Не за одну семью.
Служа при строгом барине,
Нес тяготу на совести
Невольного участника
Жестокостей его.
Как молод был, ждал лучшего,
Да вечно так случалося,
Что лучшее кончалося
Ничем или бедой.
И стал бояться нового,
Богатого посулами,
Неверующий Влас.
Не столько в Белокаменной
По мостовой проехано,
Как по душе крестьянина
Прошло обид… до смеху ли?..
Влас вечно был угрюм.
А тут – сплошал старинушка!
Дурачество вахлацкое
Коснулось и его!
Ему невольно думалось:
"Без барщины… без подати…
Без палки… правда ль, Господи?"
И улыбнулся Влас.
Так солнце с неба знойного
В лесную глушь дремучую
Забросит луч – и чудо там:
Роса горит алмазами,
Позолотился мох.
"Пей, вахлачки, погуливай!"
Не в меру было весело:
У каждого в груди
Играло чувство новое,
Как будто выносила их
Могучая волна
Со дна бездонной пропасти
На свет, где нескончаемый
Им уготован пир!
Еще ведро поставили,
Галденье непрерывное
И песни начались.
Так, схоронив покойника,
Родные и знакомые
О нем лишь говорят,
Покамест не управятся
С хозяйским угощением
И не начнут зевать, -
Так и галденье долгое
За чарочкой, под ивою,
Все, почитай, сложилося
В поминки по подрезанным
Помещичьим "крепям".К дьячку с семинаристами
Пристали: "Пой "Веселую"!"
Запели молодцы.
(Ту песню – не народную -
Впервые спел сын Трифона,
Григорий, вахлакам,
И с "Положенья" царского,
С народа крепи снявшего,
Она по пьяным праздникам
Как плясовая пелася
Попами и дворовыми, -
Вахлак ее не пел,
А, слушая, притопывал,
Присвистывал; "Веселою"
Не в шутку называл.)
ВЕСЕЛАЯ
"Кушай тюрю, Яша!
Молочка-то нет!"
– Где ж коровка наша? -
"Увели, мой свет!
Барин для приплоду
Взял ее домой".
Славно жить народу
На Руси святой!– Где же наши куры? -
Девчонки орут.
"Не орите, дуры!
Съел их земский суд;
Взял еще подводу
Да сулил постой…"
Славно жить народу
На Руси святой!Разломило спину,
А квашня не ждет!
Баба Катерину
Вспомнила – ревет:
В дворне больше году
Дочка… нет родной!
Славно жить народу
На Руси святой!Чуть из ребятишек,
Глядь, и нет детей:
Царь возьмет мальчишек,
Барин – дочерей!
Одному уроду
Вековать с семьей.
Славно жить народу
На Руси святой!и т. д.
Потом свою вахлацкую,
Родную, хором грянули,
Протяжную, печальную,
Иных покамест нет.
Не диво ли? широкая
Сторонка Русь крещеная,
Народу в ней тьма тём,
А ни в одной-то душеньке
Спокон веков до нашего
Не загорелась песенка
Веселая и ясная,
Как вёдреный денек.
Не дивно ли? не страшно ли?
О время, время новое!
Ты тоже в песне скажешься,
Но как?.. Душа народная!
Воссмейся ж наконец!
БАРЩИННАЯ
Беден, нечесан Калинушка,
Нечем ему щеголять,
Только расписана спинушка,
Да за рубахой не знать.
С лаптя до ворота
Шкура вся вспорота,
Пухнет с мякины живот.
Верченый, крученый,
Сеченый, мученый,
Еле Калина бредет:
В ноги кабатчику стукнется,
Горе потопит в вине.
Только в субботу аукнется
С барской конюшни жене…"Ай песенка!.. Запомнить бы!.."
Тужили наши странники,
Что память коротка,
А вахлаки бахвалились:
"Мы барщинные! С наше-то
Попробуй потерпи!
Мы барщинные! выросли
Под рылом у помещика;
День – каторга, а ночь?
Что сраму-то! За девками
Гонцы скакали тройками
По нашим деревням.
В лицо позабывали мы
Друг дружку, в землю глядючи,
Мы потеряли речь.
В молчанку напивалися,
В молчанку цаловалися,
В молчанку драка шла".
– Ну, ты насчет молчанки-то
Не очень! нам молчанка та
Досталась солоней! -
Сказал соседней волости
Крестьянин, с сеном ехавший
(Нужда пристигла крайняя,
Скосил – и на базар!).
Решила наша барышня
Гертруда Александровна,
Кто скажет слово крепкое,
Того нещадно драть.
И драли же! покудова
Не перестали лаяться,
А мужику не лаяться -
Едино что молчать.
Намаялись! уж подлинно
Отпраздновали волю мы,
Как праздник: так ругалися,
Что поп Иван обиделся
За звоны колокольные
Гудевшие в тот день.Такие сказы чудные
Посыпались… И диво ли?
Ходить далеко за́ словом
Не надо – всё прописано
На собственной спине."У нас была оказия, -
Сказал детина с черными
Большими бакенбардами, -
Так нет ее чудней".
(На малом шляпа круглая,
С значком, жилетка красная,
С десятком светлых пуговиц,
Посконные штаны
И лапти: малый смахивал
На дерево, с которого
Кору подпасок крохотный
Всю снизу ободрал,
А выше – ни царапины,
В вершине не побрезгует
Ворона свить гнездо.)
– Так что же, брат, рассказывай! -
"Дай прежде покурю!"
Покамест он покуривал,
У Власа наши странники
Спросили: "Что за гусь?"
– Так, подбегало-мученик,
Приписан к нашей волости,
Барона Синегузина
Дворовый человек,
Викентий Александрович.
С запяток в хлебопашество
Прыгну́л! За ним осталася
И кличка "выездной".
Здоров, а ноги слабые,
Дрожат; его-то барыня
В карете цугом ездила
Четверкой по грибы…
Расскажет он! послушайте!
Такая память знатная,
Должно быть (кончил староста),
Сорочьи яйца ел .Поправив шляпу круглую,
Викентий Александрович
К рассказу приступил.
ПРО ХОЛОПА ПРИМЕРНОГО – ЯКОВА ВЕРНОГО
Был господин невысокого рода,
Он деревнишку на взятки купил,
Жил в ней безвыездно
тридцать три года,
Вольничал, бражничал, горькую пил,
Жадный, скупой, не дружился
с дворянами,
Только к сестрице езжал на чаек;
Даже с родными, не только
с крестьянами,Был господин Поливанов жесток;
Дочь повенчав, муженька благоверного
Высек – обоих прогнал нагишом,
В зубы холопа примерного,
Якова верного,
Походя дул каблуком.Люди холопского звания -
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа.Яков таким объявился из младости,
Только и было у Якова радости:
Барина холить, беречь, ублажать
Да племяша-малолетка качать.
Так они оба до старости дожили.
Стали у барина ножки хиреть,
Ездил лечиться, да ноги не ожили…
Полно кутить, баловаться и петь!
Очи-то ясные,
Щеки-то красные,
Пухлые руки как сахар белы,
Да на ногах – кандалы!
Смирно помещик лежит под халатом,
Горькую долю клянет,
Яков при барине: другом и братом
Верного Якова барин зовет.
Зиму и лето вдвоем коротали,
В карточки больше играли они,
Скуку рассеять к сестрице езжали
Верст за двенадцать в хорошие дни.
Вынесет сам его Яков, уложит,
Сам на долгушке свезет до сестры,
Сам до старушки добраться поможет,
Так они жили ладком – до поры…Вырос племянничек Якова, Гриша,
Барину в ноги: "Жениться хочу!"
– Кто же невеста? – "Невеста -
Ариша".
Барин ответствует: – В гроб вколочу! -
Думал он сам, на Аришу-то глядя:
"Только бы ноги Господь воротил!"
Как ни просил за племянника дядя,
Барин соперника в рекруты сбыл.
Крепко обидел холопа примерного,
Якова верного,
Барин, – холоп задурил!
Мертвую запил… Неловко без Якова,
Кто ни послужит – дурак, негодяй!
Злость-то давно накипела у всякого,
Благо есть случай: груби, вымещай!
Барин то просит, то песски ругается.
Так две недели прошли.
Вдруг его верный холоп возвращается…
Первое дело – поклон до земли.
Жаль ему, видишь ты, стало безногого:
Кто-де сумеет его соблюсти?
"Не поминай только дела жестокого;
Буду свой крест до могилы нести!"
Снова помещик лежит под халатом,
Снова у ног его Яков сидит,
Снова помещик зовет его братом.
– Что ты нахмурился, Яша? – "Мутит!"