Глава четвертая
Подвиги Геракла
Телефон звенел не переставая. Казалось даже, что с каждой секундой все громче. Однако он слишком хорошо разбирался в сложной технике, чтобы поверить в это. Просто звон его необычайно раздражал – настолько, что, казалось, еще мгновение – и он швырнет трубку в стену. Но швырять было нельзя: на стене висела большая картина, подаренная ему другом, когда он вернулся "с холода". Аппарат как раз и угодил бы в центр изящной композиции: на холсте была изображена высокая хрустальная ваза, в ней ярко-красная роза, а слева, уравновешивая композицию, располагались вертикально написанные крупной кистью три японских иероглифа.
А может, и китайских. Он всю сознательную жизнь занимался европейскими странами, и культура Востока оставалась для него terra incognita. Упущение, конечно.
Левое плечо болело. И врач в травмпункте с ним колдовала, и Татьяна потом делала примочки и втирания с использованием всех известных в стране народных рецептов. Однако ж…
Черт его дернул вчера на даче, в выдавшийся в плотном графике выходной, прокатиться на мотоцикле молодого соседа Паши Кортнева. Лет сорок, а то и все пятьдесят "не брал он в руки шашки"… И откуда тот пенек вынырнул на проселочной дороге? Да не пенек даже, а не выкорчеванное корневище. И совершил он высокий полет. Летел красиво. Наверное. Слава богу, что никто не видел. Некому и смеяться было. Кое-как взгромоздился на своего конька-горбунка, доехал до дачи… Потом Паша вез его в ближайшую больницу, она оказалась в Ногинске, потом кошмарная бессонная ночь. Руку вправили. А вот колено разнесло.
Поспать бы еще – глядишь, все и рассосется.
Он все же дотянулся до телефона. Ждать, что это звонит Татьяна, было наивно – она давно должна быть на службе.
Звонил старый товарищ Олег Корчмаренко. В годы пребывания на службе в Конторе они знакомы не были, а вот на пенсии через Клуб ветеранов сдружились.
– Вставайте, Геракл, вас ждут авгиевы конюшни, – шутливо переиначил известную фразу Олег.
– За последние семнадцать лет столько нагадили, что одному Гераклу не справиться! – отшутился Иконников, давно привыкший к шуткам и подначкам, связанным с его редким для исконного русака именем. Отец в гимназические годы, проведенные в Сарапуле, сильно полюбил греческую мифологию. Еще хорошо, назвал Геракл, а не Геркулес. Тут ассоциации с овсяными хлопьями, его бы совсем достали.
– Как плечо? – спросил Олег. Геракл ему ничего о вчерашнем происшествии не рассказывал, но Корчмаренко обладал уникальной способностью все знать. Хорошее качество для руководителя службы внешней контрразведки. Хотя на пенсии, в отставке, вроде бы и без надобности.
– Плечо терпимо, колено разнесло. Гематома большая. Синяя.
– Синяя – это красиво. Большая и синяя! Мечта художника.
– Вам, молодым и здоровым, легко смеяться над старым художником. А болит – хоть помирай.
– Помирать мы еще погодим. Слышал анекдот?
– Откуда я знаю…
– Значит, так. Два состарившихся футболиста договорились: кто первый умрет, сообщит другому, есть ли на небесах футбол. Один из них отправился на тот свет. Через три дня вышел на связь: "Дружище, – говорит – у меня две новости. Хорошая и плохая" – "Давай сначала хорошую!" – "Ты не поверишь, но в футбол здесь играют все" – "А плохая?" – "Я видел состав команд на ближайшую пятницу – ты играешь левого крайнего нападающего"…
– Нападать я уж и не мечтаю.
– Не грусти, старый товарищ. У меня тоже две новости. С какой начать?
– С плохой.
– Помнишь Шабалкина, первого зама начальника ПГУ?
– Помню, хороший мужик. Профессионал. И что?
– Инфаркт. В Ялте. Уже привезли в Москву. Пошел на поправку.
– Значит, не такая уж и плохая новость. Тогда какая хорошая?
– Искал нужную книгу. И нашел заначку.
– Неужто миллион долларов?
– Считай, рассмешил. Говорят, если к тридцати не стал профессионалом, к шестидесяти – писателем, а к семидесяти пяти – миллионером, то скорее всего и не станешь. Бутылку "Текилы" нашел. Соль у тебя дома есть, сейчас куплю лимоны и еду: посидим по-нашему, по-мексикански, а завтра приеду, чтобы тебя "поправить", с немецким пивком. Посидим по-вашему, по-германски. Идет?..
Иконников не успел ответить, завибрировал сотовый.
– Извини, отвечу по мобильнику, – и в другую трубку: – Слушаю, – словно не ожидая от предстоящего разговора ничего хорошего.
– Здравствуйте, полковник. Ситуация изменилась, нам всем придется придать новую динамику реализации поставленных руководством задач.
– Конкретнее… Где и когда?
– Сегодня. "Бородино".
Глава пятая
Профессор Милованов-Миловидов
– В последний раз мы с вами, Людмила Викторовна, встречались по поводу старинного перстня с драгоценными камнями. С бриллиантами, кажется?
– Да, Юрий Федорович, вы мне о них тогда много интересного рассказали.
– Вы тогда служили в УВД Смоленска, в чине, если не ошибаюсь, капитана милиции, в должности криминалиста?
– От вас ничего не скроешь.
– А нынче в каких чинах?
– Майор милиции.
– А тот симпатичный капитан, что руководил следствием по тому делу, у него еще прозвище забавное было – "крутой опер"…
– Он теперь мой муж.
– Но вы представились как Конюхова?!
– Я не стала ничего менять – рассмеялась Людмила, продемонстрировав и белоснежные зубки, и очаровательную ямочку на левой щеке.
– И это правильно! – имитируя южный акцент, согласился хозяин квартиры. – А вот мне пришлось…
– Вам-то что менять?
– Когда в Питере арестовали моего деда, Федора Галактионовича Милованова, то во время допроса в Петрочека его записали как Милованова. А во время паники, когда случилось восстание в Кронштадте, документы потеряли. Хотели деда расстрелять в рамках так называемого "заговора профессора Таланцева" – помните, тогда по этому делу проходил и поэт Николай Степанович Гурилев…
– Помню, конечно. Тогда еще около ста человек расстреляли.
– Да, в списках была фамилия Милованов. Списки чекисты восстанавливали по памяти и с помощью простого метода: прошлись по камерам и приказали сидельцам представиться. Дед должен был бы представиться как генерал Милованов, но, сообразив, что есть в судьбе некая лазейка, сказал: "Полковник Генерального штаба Миловидов".
– Неужто сработало?
– Фокус в том, что это была хотя и не вся, но правда: генерала от инфантерии он получил вместе с офицерским Георгиевским крестом после Брусиловского прорыва. А до того был, соответственно, полковником.
– Но фамилия…
– А предки наши еще в XVIII веке носили двойную фамилию, сохраняя верность двум древним семьям. Потом, уж и не помню, на каком витке истории, осталась от фамилии одна половина…
– Неужели не разобрались там, в Петрочека?
– Разобрались бы, конечно, но, во-первых, спешили – Зиновьев торопил Агранова, который вел то дело… Ну и во-вторых, среди чекистов оказался бывший поручик, недоучившийся гимназист, который по причудливому стечению обстоятельств получал на фонте своего "Георгия" вместе с начальником разведки Брусиловской армии… полковником Миловановым. Характерную бравую внешность выпускника Пажеского корпуса он запомнил, а на фамилию тогда внимания не обратил. Он и подтвердил: "Знаю я, говорит, товарищи, этого полковника. Если бы не он, нам тогда с немцами было бы не справиться. Грамотный человек, и отчаянной храбрости…"
– Освободили?
– Не сразу. Но смертельная волна над головой уже прошла.
– Ишь, какая у вас двойная жизнь. И тебе Милованов, и тебе Миловидов.
– И ничего удивительного: я по гороскопу – Близнец. У меня все в двойном варианте. И профессий, как минимум, две. И докторские две защитил – по истории и искусствоведению, и детей двое, жена вот только одна. Как говорится, возможны исключения.
– А драгоценные камни? Сколько среди них "любимых"?
– Два! – рассмеялся хозяин.
– Какие же?
– Корунды и изумруды.
– Так разве ж корунд – драгоценный камень?
– Еще какой! Между прочим, и рубины, и сапфиры – это корунды. Корунд – слово индийское, а русское слово для них одно: яхонт. Помните из сказок и былин это слово?
– Еще бы, в сказках самое распространенное.
– Между прочим, корунды-яхонты еще и потому во всякие сказки попадали, что имеют из всех, наверное, драгоценных камней наибольшее количество вариантов окраски – от совершенно бесцветного и белого, до красного, синего, зеленого, желтого и фиолетового. У ювелиров известно более пятидесяти вариантов цвета корунда.
– Собираясь на встречу с вами, я узнала, что в коллекции Горного института – корунды сорока цветов и оттенков только с одного острова Цейлон.
– А, разоблачили себя… А то прикинулась первоклассницей. "А что такое корунд, профессор?" – рассмеялся Милованов-Миловидов.
– И все же, я не совсем понимаю разницу между рубином и сапфиром, – они, выходит, оба корунды?
– Да, но рубин – красный корунд, а сапфир – синий.
– Тогда сразу, если не возражаете, ограничим разговор только рубинами.
– Химические подробности Вас интересуют?
– Мало.
– Тогда опустим их. Что вам как криминалисту нужно знать? Способы подделки?
– В другой раз.
– Наиболее комфортные варианты незаконного перемещения через границу? Методики определения следов рубинов? Имею в виду…