Как бы продолжая "жюльверновскую" традицию в литературе, Луи Буссенар в конце XIX столетия создал ряд научно-фантастических романов, лучшим из которых стал "Десять тысяч лет среди льдов", а в начале нового века обратился к историко-приключенческому жанру, которому принадлежат его "Капитан Сорвиголова", "Герои Малахова кургана" и "Пылающий остров".
Более ста лет минуло со дня смерти замечательного писателя, но его герои по-прежнему пользуются любовью читателей на всех континентах. И не только благодаря их отваге и обаянию, но и потому, что в каждом из героев Луи Буссенара живет драгоценнейшее качество юности – готовность идти до конца в борьбе за победу добра и справедливости.
Часть первая
Молокососы
Глава 1
Старший сержант, назначенный секретарем военно-полевого суда, поднялся и зачитал то, что было нацарапано на клочке бумаги. Голос его звучал отрывисто и сухо:
– Суд в составе старших офицеров полка, рассматривая дело об отравлении двадцати пяти лошадей четвертой артиллерийской батареи, единогласно признал виновным и приговорил к смертной казни обвиняемого Давида Поттера. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение немедленно…
Пятеро членов суда восседали на складных стульях с надменным видом джентльменов, вынужденных отбывать скучную повинность.
Когда оглашение приговора завершилось, один из судей, молодой капитан, процедил сквозь зубы:
– Бог ты мой!.. Столько возни, чтобы отправить на тот свет какого-то мужлана – мятежника и убийцу!
Тем временем председатель суда, рослый мужчина в форме полковника шотландских горных стрелков – хайлендеров Гордона, жестом остановил офицера и обратился к осужденному:
– Что скажете в свое оправдание?
Бур, который был на целую голову выше конвоиров, стоявших рядом с палашами наголо, презрительно пожал плечами. Затем он отвернулся от членов суда и устремил взгляд туда, где стояли его близкие.
Его жена, еще совсем молодая женщина, едва сдерживала рыдания, дети плакали навзрыд, а старики родители грозили захватчикам-чужеземцам, воздевая немощные руки к небу.
Яркое солнце, словно для того, чтобы подчеркнуть трагизм происходящего, озаряло крепкие постройки фермы, принадлежавшей семейству Поттеров. Здесь Давид Поттер жил, любил, страдал и боролся до последнего дня. На мгновение взор бура затуманила слеза, но гнев тотчас высушил ее. Он выпрямился и, сжимая кулаки, хрипло проговорил:
– Вы осудили меня за то, что я защищал свободу и независимость… Сегодня вы оказались сильнее – ну так убейте меня!
– Мы судьи, а не мясники! – резко прервал его председатель суда. – Вы, буры, ведете войну, недостойную цивилизованных людей. У войны есть свои законы, и по этим законам мы вас судим. Мы сражаемся в открытую, полагаясь только на силу оружия, а использовать яд – подло. Сегодня вы травите лошадей, а завтра возьметесь за людей. Вот почему ваши действия заслуживают самой суровой кары.
Бур, не разбиравшийся в таких тонкостях, горячо возразил:
– Я защищал свою страну, а значит, был вправе уничтожать все, что служит захватчикам: людей, скот, оружие, амуницию. И вы никогда не докажете мне, что убивать людей из ружья почетно, а травить лошадей ядом – подло!
– От этой скотины толку не добьешься, – пробормотал капитан, на которого, однако, произвела впечатление наивная логика фермера.
– Слушание дела закончено! – объявил председатель. – Давид Поттер, приготовьтесь умереть.
– А я и не просил пощады. Клянусь – если бы вы оставили меня в живых, я снова взялся бы за прежнее. Ну что же, пролейте мою кровь, но помните: кровь мучеников за независимость – это роса, питающая ростки свободы!
От этих слов, произнесенных громовым голосом, даже секретаря суда пробрала дрожь. Однако он тут же продолжил чтение приговора:
– Осужденный обязан сам вырыть для себя могилу. Приговор будет приведен в исполнение отрядом из двенадцати человек. Ружья раздаст сержант, причем шесть из них будут заряжены боевыми патронами, остальные – холостыми…
Услыхав это, осужденный оглушительно расхохотался:
– Ну и ну! Вы, значит, боитесь, чтобы ваши солдаты не пали жертвами мести за расстрелянных ими? Глупцы! Солдатам нечего бояться: наша месть не коснется этих невольных соучастников ваших преступлений. Она постигнет только тех, кто вынес этот приговор. Вас пятеро, но за вами вся английская армия – двести тысяч человек, и все равно вы погибнете самой жестокой смертью. И это я приговариваю вас – окончательно и бесповоротно!
Председатель суда поднялся:
– Мы судим, руководствуясь правом, и ваши угрозы – пустое сотрясение воздуха. А сейчас, хоть закон этого и не позволяет, я разрешаю вам проститься со своим семейством.
По его знаку цепь солдат разомкнулась. В образовавшийся проход ринулись родные осужденного, а впереди всех – жена Давида Поттера. Обезумевшая от горя женщина бросилась на грудь своего верного спутника жизни и отчаянно сжала его в объятиях, не в силах вымолвить ни слова.
Все это время рядом с ней, поддерживая и оберегая, находился красивый юноша в охотничьем костюме отменного покроя, резко отличавшемся от незатейливой одежды буров. Его появление заинтересовало англичан – уж слишком он не походил на поселенца-крестьянина.
При виде юноши печальная улыбка появилась на суровом лице осужденного.
– Мой добрый Давид!.. Вот как нам довелось свидеться! – с горечью воскликнул молодой человек.
– Неужели это вы, мой дорогой мальчик?.. Какая неудача: они все-таки схватили меня – и это конец…
– Погодите отчаиваться, Давид!.. Я попробую потолковать с ними, – произнес юноша.
В следующую минуту он шагнул к членам военно-полевого суда и, не теряя достоинства, обратился к председателю:
– Умоляю вас, сэр, прикажите отсрочить казнь… Сжальтесь над этим человеком, действиями которого руководило лишь чувство патриотизма. Вы сыновья великой нации, так будьте же великодушны!..
– Мне очень жаль, – ответил полковник, отдавая честь затянутой в перчатку рукой, – но здесь я бессилен.
– Всего несколько дней жизни!.. Только неделю – и я берусь выхлопотать для Давида Поттера помилование.
– Это невозможно. Законный приговор вступил в силу, а все мы – от Ее Величества королевы до последнего рядового – рабы закона.
– Я готов внести залог: десять тысяч франков за каждый день жизни…
– Нет.
– Тогда сто тысяч… Это миллион за десять дней!
– Миллион? Да кто вы, собственно, такой?
– Человек, отвечающий за свои слова, – с вызовом ответил юноша. – Давид Поттер спас мне жизнь, и я готов отдать за него все до последней капли крови!
– Это делает вам честь, – прервал его полковник, – но на войне не следует руководствоваться чувствами. У меня есть сын примерно вашего возраста, он служит офицером в моем полку. Предположим, что он попал в плен к бурам и должен быть расстрелян, как сейчас будет расстрелян этот человек. Представьте, что мне предлагают его жизнь в обмен на жизнь Давида Поттера…
– И вы?.. – юноша едва сдерживал волнение.
– Я не принял бы этого предложения!
Юноша опустил голову. Стало окончательно ясно: спасти осужденного невозможно. Впервые перед ним открылся во всей его отвратительной простоте ужас войны – этого позора человечества, страшного бедствия, которое превращает убийство в закон и нагромождает горы трупов невинных.
Вернувшись к буру, окруженному родными, он с невыразимой горечью воскликнул:
– Мой добрый Давид!.. Я пытался убедить их, но ничего не вышло… Надеяться больше не на что.
– И все же я благодарен вам, мой маленький храбрый француз, – проговорил Поттер. – На душе становится легче, когда знаешь, что за наше дело сражаются такие люди, как вы! Попрошу об одном: побудьте рядом с моей женой и детьми до моего последнего вздоха… А если сможете – отомстите!
– Обещаю вам, Давид!
Офицеры уже расходились, с любопытством поглядывая на этого почти мальчишку, который с легкостью распоряжался миллионами и рассуждал, как зрелый мужчина. На площадке остались только секретарь суда, конвойные и пехотинцы, окружавшие осужденного и его семью.
Наконец секретарь приказал одному из солдат дать осужденному свою саперную лопатку. Солдат подал инструмент буру, и сержант, ткнув пальцем в землю, скомандовал:
– Начинай копать!..
Бур убрал руки за спину и пожал плечами:
– Я не стану марать руки этим британским изделием. Прикажите принести мои кирку и лопату, которыми я столько лет возделывал эту землю.
Когда кирку и лопату принесли, бур двумя длинными шагами отмерил на красноватой почве свой гигантский рост, взялся за рукоятку кирки, за долгие годы отполированную до блеска его мозолистыми руками, и сделал две глубокие зарубки в красноватой почве трансваальской степи, которую буры называют велдом.