* * *
Гаруспика Тарквиний оставил спать в маленькой хижине, находившейся на середине горного склона. Собака свернулась у ног старика. В очаге уютно потрескивали поленья: кости Олиния мерзли даже в ласковую летнюю ночь.
Молодой человек шел хорошо знакомой дорогой мимо обширных полей, оливковых рощ и виноградников, окружавших громадную виллу Целия. Когда он наконец добрался до крепкой известняковой ограды, та еще не успела остыть от дневного солнца.
Лачуги рабов и почти столь же простые жалкие домишки, в которых жили наемные работники, располагались позади главных строений. По пути Тарквиний не встретил ни души - работники вставали затемно, ложились после заката, а потому приходили и уходили в густой полутьме.
Тарквиний остановился у входа во дворик, вгляделся во тьму, но так ничего и не увидел.
Тишину тут же нарушил мужской голос:
- Где тебя носило весь день?
- Кто здесь? - прошипел Тарквиний.
- Твое счастье, что надсмотрщик спит. А не то получил бы палок!
Испуг сразу прошел.
- Олиний рассказывал мне о наших предках, отец. Это гораздо важнее, чем ковыряться на полях.
- А смысл? - Из дверного проема показался приземистый полный мужчина, крепко державший обеими руками амфору. - С нами, этрусками, давно все кончено. Мясник Сулла делал все наверняка.
Тарквиний вздохнул. Этот спор продолжался уже давно. Около двух десятков лет назад многие из оставшихся этрусских семей и кланов, почувствовав возможность обрести хоть какой-то шанс на независимость, вступили в гражданскую войну на стороне Мария. Это была авантюра, заранее обреченная на провал, и тысячи людей погибли напрасно.
- Марий проиграл, - прошептал Тарквиний, - и мы тоже, но это не значит, что о нашем прошлом можно забыть.
- Для нас это была последняя возможность возродиться и вернуть былую славу!
- Ты опять пьян.
- По крайней мере, я выполнил всю дневную работу, - огрызнулся в ответ отец, - а ты без толку шатался где-то со старым придурком и слушал его бредовые россказни.
Тарквиний понизил голос:
- Это не россказни! Олиний учит меня тайным ритуалам и древним знаниям. Кто-то должен их помнить, иначе мы позабудем все!
- Делай что хочешь. Республику уже не остановить. - Сергий шумно отхлебнул вина. - Ничто не остановит эти сучьи легионы.
- Иди ложись.
- Даже наши боги покинули нас, - пробормотал он.
Тарквиний подтолкнул безвольное тело к маленькому сырому домику. Вино превратило некогда гордого воина в одинокого, замкнутого пьяницу. Всего несколько лет назад отец тайком учил его обращаться с оружием. Теперь Тарквиний владел гладиусом так же искусно, как этрусским боевым топором.
Сергий со стоном повалился на соломенный матрас, который делил с Фульвией, матерью Тарквиния, и тут же захрапел. Молодой человек лег у противоположной стены и прислушался к храпу. Он тревожился за отца: если тот будет и дальше пить так же, то долго не проживет.
Уснуть Тарквинию удалось не скоро, но приснившийся ему сон был очень ярким.
Ему снилось, как Олиний приносил в жертву ягненка в какой-то незнакомой пещере. Старик разрезал животному брюхо, извлек внутренности и начал всматриваться в них. Тарквиний обвел взглядом темную пещеру, но не увидел и следа бронзовой печени или меча, о которых так часто говорил Олиний.
Гаруспик осмотрел кишки, и выражение его лица изменилось. Тарквиний окликнул его, но старик не отозвался. Казалось, учитель не замечал его присутствия; он со страхом смотрел на вход в пещеру.
Было трудно сказать, что именно его пугало. Гаруспик положил темно-красную печень на глыбу базальта и начал внимательно изучать ее. Старик по-прежнему то и дело оглядывался, но казалось, что его страх с каждым разом уменьшался. Прошла целая вечность, прежде чем Олиний довольно кивнул, сел на корточки, прижался спиной к стене и стал ждать.
Учитель был доволен, но Тарквиний внезапно ощутил страх, который все усиливался и наконец стал невыносимым. Он побежал к устью пещеры.
Обведя взглядом склон холма, он увидел Целия, приближавшегося к пещере с десятью легионерами. Лица воинов были суровыми и мрачными, каждый держал в руке меч. Перед ними бежали огромные охотничьи собаки.
- Беги, Олиний! Беги! - крикнул Тарквиний.
Наконец провидец увидел его.
- Бежать? - Он невесело усмехнулся. - Чтобы свернуть себе шею?
- Солдаты хотят тебя убить! Их ведет Целий! Ты должен бежать! Немедленно!
Но во взгляде Олиния не было и тени страха.
- Пришел мой час, Тарквиний. Мне пора присоединиться к предкам. Ты - последний гаруспик.
- Я? - поразился Тарквиний. За все годы учебы ему и в голову не приходило, что в его лице старик готовил себе замену.
Олиний серьезно кивнул.
- Печень и меч?
- Они уже у тебя.
- Неправда! Ничего у меня нет! - Тарквиний отчаянно замахал руками.
Казалось, Олиний снова перестал его слышать. Он встал и пошел к людям, остановившимся у входа в пещеру.
Кто-то схватил Тарквиния за руку. Пещера медленно исчезла, и он очнулся ото сна. Молодому человеку очень хотелось знать, что случилось с Олинием, но он больше ничего не видел. Молодой этруск рывком сел. Рядом с ним стояла встревоженная мать.
- Тарквиний…
- Все в порядке, - пробормотал Тарквиний, сердце которого бешено колотилось. - Ложись спать, мама. Тебе нужно отдохнуть.
- Меня разбудили твои крики, - укоризненно сказала Фульвия. - Отец тоже проснулся бы, если бы не напился.
У Тарквиния свело живот. Олиний часто предупреждал, что нельзя никому говорить о том, чему его учили.
- Что я говорил?
- Трудно понять. Что-то об Олинии и бронзовой печени. Последней из утраченных много лет назад. - Фульвия нахмурилась. - Значит, старый мошенник наложил лапы на одну из них?
- Ничего такого он не говорил, - успокоил ее Тарквиний. - Возвращайся в постель. Тебе вставать на рассвете.
Он помог Фульвии вернуться обратно, с грустью глядя на ее сутулую спину и поражаясь тому, сколько сил ей пришлось потратить, чтобы лечь на низкую койку. Долгие годы тяжелой работы изуродовали тело матери.
- Мой сильный, умный арун. - Фульвия обращалась к младшему сыну как к священнослужителю. - Тебе суждено величие. Я чувствую это кожей.
- Помолчи… - Тарквиний тревожно оглянулся по сторонам. Целий не любил старинных слов неримского происхождения. - Спи.
Но Фульвия не послушалась.
- Я знала это с тех пор, как увидела твою родинку. Такая же когда-то была у Тархуна. После этого тебя можно было назвать только Тарквинием.
Молодой человек невольно потер красную треугольную родинку на шее. Он видел ее лишь изредка - в отражении воды. Но старый гаруспик часто говорил об этом знаке.
- Когда Олиний проявил к тебе интерес, я ничуть не удивилась. Он обучает тебя священным ритуалам, заставляет учиться языкам у чужестранных рабов. - Она напыжилась от гордости. - Я твердила об этом твоему отцу. Когда-то он меня слушал. Но после гибели твоего брата в бою с легионерами Суллы его интересует только одно - удастся ли добыть еще кувшин вина.
Тарквиний с грустью посмотрел на спавшего:
- Когда-то он гордился тем, что был воином расеннов. Так этруски называли сами себя.
- В глубине души он навсегда останется этруском, - прошептала мать. - Как и ты.
- У нас еще есть чем гордиться. - Он поцеловал Фульвию в лоб. Мать улыбнулась и закрыла усталые глаза.
"Мать, искусство гаруспиции еще живо. Этрусков не забудут", - подумал Тарквиний, но не произнес этого вслух.
Сергий ничего бы никому не сказал, но Фульвия любила посплетничать. Было жизненно важно, чтобы Целий не узнал о визитах Тарквиния к Олинию.
Тарквиний вернулся в постель. Лишь когда небо начало светлеть, он наконец уснул.