- А кто тебя провожал, мамочка?
- Сам дон Торрибио.
- Проклятье! - воскликнул мажордом - Он ускользнул от меня, а я целых пять минут прицеливался в него. Но здесь оставаться опасно. Поехали, там ты мне скажешь, что барышня поручила мне передать.
В президио Эстебан просил мать рассказать ему все, что с ними случилось. Мануэла подробно рассказала сыну обо всем по порядку. Эстебан слушал ее, не переставая восклицать:
- О, мужчины! В сравнении с женщинами вы сущие глупцы!
Когда Мануэла закончила свой рассказ, он сказал:
- Нельзя терять ни минуты, матушка. Дон Педро должен получить от нее письмо немедленно Бедный отец должен находиться в смертельном беспокойстве.
- Я поеду, - сказала Мануэла.
- Нет, - возразил он, - тебе нужно отдохнуть. У меня есть человек, который прекрасно исполнит это поручение.
- Как хочешь, - сказала она, отдавая ему письмо.
- Да, так будет лучше. Я отведу тебя в один дом, хозяйка добрая женщина и позаботится о тебе.
- Ты поедешь к донне Гермосе?
- Еще бы! Бедная девушка! Неужели ты думаешь, что я оставлю ее одну среди язычников? К тому же она хочет сообщить мне что-то важное.
- Благодарю, Эстебан. Ты - надежный человек!
- Ну, а как же иначе, матушка! Видно, уже так написано мне на роду.
Он поцеловал мать и, поручив ее заботам хозяйки, пошел искать человека, которого хотел послать к дону Педро де Луна.
Около костра, разведенного среди улицы, спали, закутавшись в плащи, несколько человек. Эстебан растолкал одного из леперов.
- Вставай быстро, срочно поедешь в асиенду Лас-Нориас
- Но я приехал оттуда полчаса назад, - пробормотал лепер, протирая глаза.
- Знаю, - ответил молодой человек, - именно поэтому я и посылаю тебя. Ты знаешь дорогу, а кроме того ты исполнишь поручение донны Гермосы.
- Донны Гермосы? - воскликнул лепер и проворно вскочил на ноги. - Говорите, что надо делать?
- Вот это другой разговор. Немедленно садись на лошадь. Вам придется отвезти дону Педро письмо его дочери. А вы понимаете, как важно его доставить в срок.
- Хорошо, я отправлюсь немедленно.
- Надеюсь, мне нет необходимости предупреждать, что письмо не должно попасть в чужие руки.
- Я понимаю!
- Вы должны сберечь его от посторонних глаз любой ценой.
- Не беспокойтесь, мажордом
- И даже в случае вашей смерти оно не должно попасть в чьи бы то ни было руки.
- В крайнем случае я его съем.
Час спустя лепер скакал по дороге к асиенде.
- Теперь моя очередь, - прошептал молодой человек, оставшись один. - Но как я смогу добраться до донны Гермосы?
Должно быть, вскоре у него созрел определенный план, потому что он немного повеселел и заспешил к крепости. После совещания с майором Барнумом, который после смерти полковника стал начальником президио, Эстебан переоделся индейцем и отправился в лагерь апачей.
Вернулся он незадолго до восхода солнца. Мать, с нетерпением ожидавшая его возвращения, бросилась ему навстречу.
- Ну что?
- Все идет как нельзя лучше. Ей-богу, я думаю, что донна Гермоса заставит этого проклятого дьявола дорого заплатить за похищение дона Фернандо Карриля.
- Мне надо ехать к ней?
- Нет, пока этого не нужно
Дон Эстебан едва удерживался на ногах от усталости, поэтому он не стал вдаваться в подробности и пошел отдыхать.
Прошло несколько дней Индейцы не предпринимали атак, а только плотнее сжимали кольцо вокруг города, надеясь, что голод вынудит его жителей сдаться.
Те, кто находились в президио, не могли сделать и шага наружу, какое-либо сообщение с внешним миром было прервано, все отчетливее обнаруживался недостаток съестных припасов. Весь скот, загнанный в город в начале осады, был съеден, кое-кто уже был вынужден есть кожу
План индейцев, без сомнения, удался бы, и мексиканцы в конце концов сдались бы на милость победителя. Однако у дона Эстебана родился план, пришедшийся по вкусу майору Барнуму, который был немедленно приведен в исполнение.
В результате замысел Тигровой Кошки был напрочь разрушен, во избежании бунта среди индейцев он вынужден был начать наступление.
Мексиканцы, доведенные голодом до отчаяния, только о том и мечтали. Эстебан велел испечь двести пятьдесят пшеничных хлебов с мышьяком. Когда хлебы были готовы, их погрузили на уцелевших мулов вместе с восемьюдесятью бочонками водки, разбавленной купоросом. Вместе с десятью надежными соратниками дон Эстебан вызвался сопровождать этот зловещий груз.
Дальше события развивались так, как и предвидел Эстебан. Едва увидев бочонки с водкой, индейцы бросились навстречу каравану. Дон Эстебан и его спутники быстро побросали на землю всю кладь и вместе с мулами поспешно вернулись в город.
Тем временем индейцы, обрадованные столь желанной поживой, принялись пировать и пировали до тех пор, пока не была выпита вся водка и съеден весь хлеб.
Более двух тысяч индейцев скончались в страшных муках, остальные в страхе разбежались кто куда.
Вне себя от гнева индейцы в отместку учинили жестокую расправу над мужчинами, женщинами и детьми, которых они захватили вначале войны и держали в качестве заложников.
Даже донна Гермоса при том, что она находилась в лагере на особом положении, чуть было тоже не сделалась жертвой индейцев. Ее спасла чистая случайность.
Главный начальник решил, что дальше медлить нельзя. Он приказал Грифу созвать всех старейшин на совет в его палатку.
Когда все были в сборе, он объявил, что на рассвете будет предпринимать нападение на президио со всех сторон.
Дон Торрибио в качестве начальника также присутствовал на совете. Он сразу же после совета отправился к донне Гермосе.
С первого дня пребывания донны Гермосы в лагере Тигровая Кошка знал все, что ее касалось, вплоть до мельчайших подробностей. Он поздравил дона Торрибио со столь великолепной избранницей, но сам тщательно избегал возможной встречи с ней. Наблюдательный человек не мог бы не заметить, что Тигровая Кошка в глубине души таит какой-то коварный замысел, но дон Торрибио был слишком ослеплен своей любовью, чтобы усомниться в искренности старого разбойника. Владевшая им безумная страсть затмила сознание, вытеснив терзавшие его угрызения совести и стыд за совершенное предательство, за то, что он сделался сообщником диких и жестоких апачей.
Донна Гермоса, узнав, что дон Торрибио желает говорить с нею, изъявила согласие немедленно принять его. Донна Гермоса как раз беседовала со своим отцом: как только дон Педро получил письмо дочери, он немедленно отправился к ней и несколько дней уже находился в лагере.
Убранство палатки нельзя было узнать. Дон Торрибио приказал обставить ее дорогой мебелью, похищенной индейцами из разных асиенд. Были установлены внутренние перегородки и просторная палатка превратилась в европейское жилище из нескольких комнат.
С доном Педро приехала и Мануэла, чему донна Гермоса была чрезвычайно рада, потому что теперь рядом был еще один надежный человек и потому что она была ей незаменимой помощницей в этих непривычных условиях. И наконец, постоянное присутствие старухи донны Мануэлы служило надежной гарантией того, что безудержная страсть дона Торрибио не выйдет за границы благоговейного почитания.
Вся эта любовная история дона Торрибио и пребывание в лагере донны Гермосы с отцом и служанкой вызывали неприязнь краснокожих, но они были бесконечно почтительны к Тигровой Кошке, а коль скоро тот не усматривал в этом ничего дурного, а сам дон Торрибио во всем помогал им, первым бросался в бой и последним отступал, то и они проявляли снисходительность - в конце концов каждый имеет право устраивать свою судьбу, как того желает.
- Ну, - спросила донна Гермоса, едва дон Торрибио переступил порог, - сумел Тигровая Кошка усмирить волнение среди индейцев?
- Да, слава Богу, сеньорита! Однако поступок майора Барнума гнусен и не к лицу цивилизованному человеку.
- Может быть, майор неповинен в этом?
- О, это как раз похоже на белых. Мне тысячу раз приходилось слышать от них, что краснокожие не люди. Все средства хороши для их истребления: и пули, и яд. Одно только это их преступление лишний раз подтверждает правильность моего шага.
- Пожалуйста, не будем об этом говорить. Вы повергаете в ужас меня и вопреки моей воле вынуждаете согласиться с вами. Когда происходит подобное, начинаешь терять веру в людей.
- Что решили в совете? - спросил дон Педро, чтобы переменить тему разговора.
- Завтра на рассвете будет предпринято наступление на президио Сан-Лукас.
- Завтра? - с ужасом вскричала донна Гермоса.
- Да, завтра я надеюсь отомстить моим братьям по крови, которые вынудили меня отречься от них. Завтра я или выйду победителем, или погибну.
- Господь поможет доброму делу, дон Торрибио, - сказала донна Гермоса.
Дон Торрибио не понял смысла сказанного ею.
- Благодарю, кузина, - сказал он. - Во время сражения, которое обещает быть жестоким, я заклинаю вас, сеньорита, оставаться в палатке. Меня не будет рядом, а что может прийти в голову разъяренным апачам в случае поражения, предсказать невозможно. Вас будут охранять двадцать надежных вакеро. Впрочем, я дам вам знать, как только сражение кончится.
- Вы уже покидаете нас, дон Торрибио? - спросила донна Гермоса, видя, что он собирается уходить.
- Мне пора, сеньорита, я один из начальников индейцев. Мне необходимо кое-что проверить и подготовиться к грядущему дню. Прошу извинить меня.
- Прощайте, дон Торрибио, - сказала она. Почтительно поклонившись донне Гермосе и ее отцу, дон Торрибио удалился.