- Девять с половиной за низший и средний сорт, десять за обычный.
- У нас по большинству созревает рано, - говорю я, - и мы продаем его братьям Вудсон в Литл-Роке по одиннадцать центов.
- Тогда, - говорит, - я бы предложил и остаток братьям Вудсон сдать.
- Мы все продали, - говорю я. - И за последнюю сделку получили только десять с половиной.
- И зачем ты мне пришла это рассказывать?
- Думала, на следующий год мы тут приценимся, но вижу, что и в Литл-Роке у нас хорошо выходит.
Я показала ему записку шерифа. Прочтя ее, он уже не склонен был мне грубить. А снял очки и сказал:
- Трагедия это была. Если можно так выразиться, твой отец произвел на меня впечатление своими мужскими достоинствами. Торговался жестко, но держался благородно. А сторожу моему вышибли зубы, он теперь только супчик хлебать может.
- Мне жаль, - говорю я, - это слышать.
А он мне:
- Убийца сбежал на Территорию, теперь его там ищут.
- Мне так и сказали.
- Он там много себе подобных найдет, - говорит полковник. - Рыбак рыбака. Это же клоака преступности. Ни дня не проходит, чтоб не сообщили: то фермера оглоушат, то над женщиной надругаются, то безупречного путника обложат кровавой засадой и ссадят. Приличные искусства коммерции там отнюдь не процветают.
Я говорю:
- У меня есть надежда, что исполнители его скоро возьмут. Его зовут Том Чейни. Он у нас работал. Я пытаюсь их расшевелить. И намерена убедиться, что его либо застрелят, либо повесят.
- Да, да, стараться достичь этой цели следует, - говорит Стоунхилл. - Однако я бы порекомендовал терпение. Смелые судебные исполнители стараются как могут, но их немного. А нарушителям закона имя легион, они рассеяны по огромному пространству, где масса естественных укрывищ. В этой преступной земле исполнитель путешествует один и без друзей. На него там любая рука подымется, кроме, разве что, индейской - этой нацией тоже прежестоко помыкают негодяи, вторгающиеся из Штатов.
Я ему говорю:
- Мне бы хотелось продать вам обратно тех мустангов, которых купил мой отец.
- Боюсь, - отвечает он, - что об этом и речи быть не может. Я прослежу, чтобы их тебе отправили при первейшей же возможности.
- Нам эти лошади теперь ни к чему, - говорю я. - Не нужны они нам.
- Это меня едва ли касается, - гнет свое полковник. - Твой отец купил этих мустангов и заплатил за них - вот и все. У меня купчая имеется. Если бы они мне были надобны зачем-либо, я бы и рассмотрел предложение, но я на них и так уже деньги потерял, поэтому будь уверена - больше терять я не намерен. Буду рад уладить тебе перевозку. Завтра в Литл-Рок отправляется известный пароход "Элис Уодделл". Сделаю что могу, дабы найти там место для тебя и всего поголовья.
Я говорю:
- Я хочу триста долларов за папину подседельную лошадь, которую украли.
- Это тебе надо обсудить с тем, кто ее украл, - отвечает полковник.
- Ее украл Том Чейни, пока она была в вашем ведении, - говорю я. - Вы и отвечаете.
Стоунхилл на это рассмеялся.
- Восхищаюсь твоей выдержкой, - говорит, - но, полагаю, ты убедишься, что подобных претензий мне предъявить нельзя. Позволь сообщить, что твоя оценка этой лошади долларов на двести превышает ее истинную стоимость.
Я ему тогда говорю:
- Как угодно, только моя цена низка. Джуди - хорошая скаковая лошадь. На ярмарке призы в двадцать пять долларов выигрывала. И я видела, как она преодолевала ограду в восемь перекладин с тяжелым ездоком.
- Все это, я уверен, очень интересно, - молвит он.
- Так вы, стало быть, ничего не предложите?
- Только то, что и так твое. Мустанги твои, ты их и забирай. Лошадь твоего отца украл убийца и преступник. Достойно сожаления, однако я предоставил животному разумную защиту по негласной договоренности с клиентом. Каждому из нас следует достойно сносить несчастья. Мое заключается в том, что я временно лишился услуг своего сторожа.
- Я к закону с этим обращусь, - говорю тогда я.
- Поступай, как считаешь нужным, - отвечает.
- И посмотрим, справедливо ли обойдутся со вдовой и тремя детьми в судах этого города.
- Тебе нечего будет предъявить.
- Адвокат Джей Ноубл Дэггетт из Дарданеллы, Арканзас, может решить иначе. И присяжные.
- А где твоя мать?
- Дома в округе Йелл, присматривает за моими сестрой Викторией и братом Фрэнком-меньшим.
- Тогда тебе ее нужно привезти сюда. Мне не нравится вести дела с детьми.
- И когда вами займется адвокат Дэггетт, вам это еще больше не понравится. А он взрослый.
- Дерзкое ты дитя.
- Я не желала дерзить, сэр, но и мной помыкать не следует, коли я права.
- Я это обсужу с моим поверенным.
- А я - с моим. Телеграфом отошлю ему сообщение, и он приедет вечерним же поездом. Он денег заработает, я денег заработаю, ваш поверенный денег заработает, а вы, мистер Лицензированный Аукционист, все эти счета оплатите.
- Я не могу договариваться с ребенком. Ты безответственное лицо. Договор подписать ты не можешь.
- Адвокат Дэггетт заверит любое мое решение. Будьте на этот счет надежны. Любое наше соглашение можно подтвердить по телеграфу.
- Вот чертова докука! - воскликнул он. - Ну как тут можно работать? У меня завтра торги.
- Когда я выйду из этого кабинета, - отвечаю я, - договориться уже не выйдет. Этим займется закон.
Он с минуту теребил очки, потом говорит:
- Я уплачу двести долларов наследникам твоего отца, когда на руках у меня будет письмо твоего адвоката, освобождающее меня от любой ответственности с начала времен по сию пору. Подписать его должны твой адвокат и твоя мать, а заверить надо у нотариуса. Предложение мое - более чем щедрое, я его делаю лишь для того, чтобы избежать утомительных тяжб. Ох, не надо мне было сюда приезжать. А ведь говорили, что этот городок станет Питсбургом Юго-Запада.
- Я возьму двести долларов за Джуди, - сказала на это я, - и еще сотню за мустангов и двадцать пять за серую лошадь, которую Том Чейни бросил. Вы за нее сорок выручите легко. Всего - триста двадцать пять долларов.
- Мустангов сюда не мешай, - говорит он. - Я их покупать не стану.
- Тогда я их себе оставлю, и за Джуди цена будет триста двадцать пять долларов.
Тут Стоунхилл фыркнул:
- Да я за крылатого Пегаса столько не стану платить, а эта косолапая серая вообще не твоя.
- Нет, моя, - отвечаю ему я. - Папа эту лошадь Тому Чейни только поездить давал.
- У меня заканчивается терпение. Ты ненормальное дитя. Плачу двести двадцать пять и беру серую. А мустангов не хочу.
- Я на это не могу согласиться.
- Последнее предложение. Двести пятьдесят. Пишу расписку и оставляю себе седло. Кроме того, списываю убытки за прокорм и постой в конюшне. А серая лошадь - не твоя, ты ее продать не можешь.
- Седло не продается. Я его себе оставлю. Что серая лошадь - моя, это вам адвокат Дэггетт докажет. Он к вам с иском о возвращении движимого имущества придет.
- Ладно, тогда слушай хорошенько, больше торговаться я не стану. Я забираю обратно мустангов, оставляю себе серую лошадь, и мы уговариваемся на триста долларов. Хочешь - соглашайся, а нет так нет, мне все равно, что решишь.
Я ответила:
- Сдается мне, адвокату Дэггетту не понравится, если я соглашусь на сумму меньше трехсот двадцати пяти долларов. А за нее вам достанется все, кроме седла, зато не будет суда, который встанет вам дорого. Но если условия станет диктовать адвокат Дэггетт, вам придется хуже, потому что он сюда включит и свой щедрый гонорар.
- Адвокат Дэггетт! Адвокат Дэггетт! Кто таков этот знаменитый ходатай? Я, к счастью, не был осведомлен об этом имени и десяти минут назад.
- Слыхали, - спрашиваю я, - о "Большой пароходной компании реки Арканзас, Виксбёрга и Залива"?
- Я веду дела с "БПК", - отвечает.
- Так вот, адвокат Дэггетт - тот человек, который их вынудил к конкурсному управлению, - объяснила я. - Они с ним попробовали "тягаться". Ему это было только на руку. Он хорошо знаком с важными людьми в Литл-Роке. Говорят, однажды станет губернатором.
- Тогда у него маловато амбиций, - говорит Стоунхилл. - Не соответствует его способностям к проказам. Да я уж лучше буду смотрителем дорог в Теннесси, чем губернатором этого неразвитого штата. Больше почета.
- Если вам тут не нравится, собирайте пожитки и езжайте восвояси.
- Кабы я мог! - отвечает он. - В пятницу утром бы уже сел на пакетбот с песнью благодарения на устах.
- Те, кому не нравится Арканзас, могут ступать хоть к черту на рога! - говорю я. - Вы зачем вообще сюда приехали?
- Наобещали с три короба.
- Триста двадцать пять долларов - вот моя цифра.
- Уж и не знаю толком зачем, но мне бы хотелось в письменном виде.
Он написал краткое соглашение. Я прочла, в паре мест исправила, и он подписал изменения инициалами. Потом говорит:
- Передай своему адвокату, чтобы писал мне сюда, в "Конюшни Стоунхилла". Как только у меня на руках будет его письмо, я уплачу вымогаемое. Подпиши.
А я отвечаю:
- Писать он мне будет в меблированные комнаты "Монарх". Когда вы отдадите мне деньги, я отдам вам письмо. А документ этот я подпишу, когда вы мне уплатите двадцать пять долларов в знак вашей доброй воли. - Стоунхилл дал мне десять, и я подписала бумагу.
Затем пошла в телеграфную контору. Попробовала писать поэкономнее, но все равно расписала положение чуть ли не на весь бланк, а также перечислила, что требуется. Сказала адвокату Дэггетту, пусть передаст маме, что у меня все хорошо и я скоро приеду домой. Забыла, сколько стоило.