С октября 1926 года Лев Владимирович становится штатным сотрудником ГАХН, занимая скромную должность делопроизводителя. В январе 1927-го его включают в состав московского организационного комитета по подготовке отдела СССР на 3-й Международной выставке декоративного искусства в Италии. Через полгода он зачислен сотрудником комитета по организации Выставки искусства народов СССР, приуроченной к 10-летию Октябрьской революции. Осенью 1928 года Л.В. Горнунг становится секретарем комитета по организации Выставки французского искусства в Москве. Успешная работа в этом направлении способствует росту авторитета совсем еще молодого сотрудника среди ведущих ученых ГАХН и искусствоведов.
Он знакомится со многими художниками, но особенно тесными на долгие годы становятся его отношения с талантливым художником-графиком Л.Е. Фейнбергом. В последующем эти отношения переросли в крепкую дружбу с семьей художника и, в частности, с его братом-пианистом, профессором Московской консерватории С.Е. Фейнбергом, благодаря которому Горнунг знакомится с такими известными музыкантами, как А.Ф. Гедике, А.Б. Гольденвейзер и другими.
Особая атмосфера ГАХН в середине 1920-х, когда в академии и вокруг нее концентрировалась значительная часть московской творческой интеллигенции, не придерживавшейся насаждавшейся в стране коммунистической идеологии, способствовала общению людей разных поколений. Поэтому у Льва Владимировича в эти годы возникло много прочных дружеских связей с людьми, которые были намного старше его, – Юрием Никандровичем Верховским, Дмитрием Сергеевичем Усовым, Сергеем Васильевичем Шервинским и их семьями. В конце жизни Лев Владимирович скажет: "Я не получил формального высшего образования, но моим университетом стали люди, с которыми я общался".
В 1929 году ГАХН оказался на грани ликвидации.
В лишившейся многих сотрудников академии Льва Владимировича назначают секретарем секции пространственных искусств, секретарем фотокабинета и почти одновременно – исполняющим обязанности секретаря литературной секции ГАХН. В приказе по Академии при этом уточняется, что последнее назначение произведено только "на время чистки аппарата ГАХН с 25 мая по 15 августа 1930 г."
Не избежали этой чистки не только сам Лев, но и его старший брат, уже давно оставивший даже внештатную работу в ГАХН. 1 сентября 1930 года вместе со всеми уцелевшими после чистки сотрудниками ликвидируемой Академии, Л.В. Горнунг был "уволен по сокращению штатов".
На протяжении всех последующих лет Лев Владимирович работает только по литературным договорам и различным трудовым соглашениям, не попадая в штаты ни одного учреждения. Почти пять лет в аналогичном положении находился и его старший брат. Оба они считали, что отсутствие штатной службы в середине 1930-х годов, возможно, было одной из главных причин, по которой их миновали репрессии, не пощадившие тогда многих родственников и друзей.
Летом 1931 года в Западной Сибири скончался отец, который к этому времени стал директором краеведческого музея в городе Каинске и преподавателем географии и немецкого языка в местной школе. Добираясь на похороны, Лев Владимирович поездом пересек всю европейскую часть России, Урал и Западную Сибирь. Поездка совпала со временем массовой ссылки в Сибирь "раскулаченных" крестьянских семей, эшелоны с которыми можно было видеть на всем пути через Вятку, Кунгур, Уфу, Казань. Стихи поэта тех лет сочетают восторг от величественной природы России и горечь от страданий невинных жертв.
Душевные переживания того времени, вызываемые не только невозможностью реализовать свои способности и трудными условиями жизни без всяких надежд на улучшение, но и, особенно, потрясениями от потерь близких – неожиданная гибель одной сестры, скоротечная болезнь и смерть матери, долгое, мучительное угасание другой сестры, – угнетающе воздействовали на Льва Владимировича. Не случайно в стихах прорывается горькое восклицание: "Жизнь моя! Юность! Я не жил в те годы…"
С середины 1920-х годов происходит постепенное отдаление друг от друга Бориса и Льва Горнунгов. Хотя в те годы они еще одинаково страстно увлечены поэзией, у них по-прежнему много общих друзей и знакомых, но уже к концу 1930-х, разделенные лишь заложенной дверью между комнатами в бывшей отцовской квартире, братья всё реже находят общий язык в житейских и других вопросах.
Старший целиком уходит в конкретную науку, требующую больших усилий и непрерывного пополнения знаний (к тому же ему надо содержать семью), Лев же чувствует себя одиноким вольным художником. Казенный труд для него – лишь средство для обеспечения минимальных потребностей в пище и одежде, в отношении которых он всегда оставался неприхотлив. В то же время всю жизнь Лев Владимирович будет бескорыстно помогать – физически, материально, морально – своим многочисленным друзьям и знакомым.
Знакомство в гостях у Арсения Апьвинга с начинающим поэтом Арсением Тарковским и его женой Марией летом 1928 года быстро переросло в близкую дружбу. В 1930 году Лев Владимирович вместе с ними едет отдыхать в село Завражье под Юрьевцем, где живет мать Марии Тарковской. Природа Верхнего Поволжья в эту и последующие поездки в Завражье оказала заметное влияние на поэзию Льва Горнунга; там родился своеобразный "волжский" цикл.
В 1932 году в одну из таких поездок Лев Владими рович стал воспреемником первенца Тарковских – Андрея. На следующий год Горнунг живет в Юрьевце с конца лета до глубокой осени. Осенью 1934 года он приезжает к Тарковским в Малоярославец, где у них родилась дочь Марина, тоже крестница Льва Владими ровича.
От этих лет сохранилось особенно большое число фотографий семьи Тарковских, сделанных "дядей Лёвой", как всю жизнь называли его их дети. Некоторые из этих фотографий были широко использованы Андреем Тарковским в работе над его фильмом "Зеркало".
С фотоискусством Л.В. Горнунг соприкасался, еще работая в ГАХНе. Весной 1931 года он получил от кого-то, очевидно Евгения Фейнберга, свой первый старый, еще совсем несовершенный фотоаппарат. Фейенберг был для него и первым учителем художественной съемки и техники фотопечати. Фотографиро вание стало для Льва Владимировича его главным увлечением, а временами и "кормильцем", вплоть до начавшейся болезни глаз.
Фотоаппарат становится его частым спутником. Например, Горнунг едет по приглашению С.Я. Парнок к ней на дачу в Малоярославец, и там он много фотографирует поэтессу ее друзей, живописные окрестности маленького старинного города.
В 1933–1935 гг. от опасности обвинения в тунеядстве Льва Владимировича спасают договора с издательством "Academia" на перевод произведений французских классиков – Расина и Корнеля.
В 1936 году он был защищен трудовым соглашением с Научной библиотекой Наркомтяжпрома по подготовке сборников "Библиография тяжелой промышленности Второй пятилетки", в 1937–1941 гг. – договорной работой в разных издательствах ("Художественная литература", "Музыкальное издательство", Издательство Академии наук СССР и др.), в основном как переводчик национальных поэтов советских республик.
Эти труды не отнимают у Льва Владимировича слишком много времени. Он стремится как можно больше путешествовать, находя утешение в единении с природой. Его острый глаз художника подмечает мельчайшие подробности окружающего мира, эти яркие зрительные образы находят выражение в стихах. В Подмосковье он совершает ежегодно большие походы вокруг Можайска, Звенигорода, озера Сенёж. Влекут его и более отдаленные места.
Так, зимой 1936 года он вместе с Сергеем Шервинским едет в Калугу знакомиться со старой архитектурой и фотографировать ее памятники. В том же году летом (опять вместе с Шервинским) он посещает Новгород Великий, Псков и Полоцк.
По договору с академией архитектуры Горнунг фотографирует там памятники XI–XII веков, большинство из которых будет полностью или частично разрушено войной. Таким образом, довоенные фотоснимки Льва Владимировича стали ценным подспорьем для реставраторов Новгорода, куда он вновь приедет как фотограф в первый послевоенный год.
В июне 1936 года Л.В. Горнунг гостит в семье Шервинских в Старках на Москве-реке, где отцу С.В. Шервинского, кремлевскому врачу была предоставлена целая усадьба с большим каменным домом и вспомогательными постройками.
В это время у Шервинских жила и Анна Ахматова. Здесь, в Старках, Лев Владимирович создал серию ее фотопортретов, получивших всемирную известность. Тогда он особенно много общался с поэтессой. Они даже совершили совместную поездку в Коломну.
На фоне памятников этого древнего города было сделано несколько фотоснимков, запечатлевших Анну Андреевну.
И все же самым знаменательным событием лета 1936 года стало для Льва Владимировича знакомство в Старках с его будущей женой – Анастасией Васильевной Петрово-Соловово. Между уже не совсем молодыми людьми возникло столь глубокое чувство, что их помолвка состоялась тогда же в Старках.
Трудность, однако, заключалась в том, что Анастасия Васильевна была, после арестов и тюрем, административно-ссыльной в Ташкенте, и к Шервинским в то лето она приехала тайно.
После многомесячной переписки в апреле 1937 года Лев Владимирович приехал в Ташкент, где в местном ЗАГСе "расписался" с Анастасией Васильевной. Церковное же бракосочетание состоялось 24 июня в храме вблизи Старков. Казалось, судьба повернулась, наконец, к ним лицом.