"ЗАБУДЬ"
Есть порою светлые минуты -
Остановки в сумрачном пути,
То мгновенья ласки и уюта,
Их дано не каждому найти.Те найдут, кому ты дверь открыла
В тихий твой, такой спокойный дом,
И кого забвеньем напоила -
Сладостней всех лучших вин вином.И с улыбкой стоя у порога,
Всем прекрасный ты дала пароль:
"Позабудь!.." – И улеглась тревога,
Жгучая почти утихла боль.Завтра пусть в свой грязный мрак и слякоть
Поглотит нас жизненная муть,
А сегодня хмуриться и плакать
Нам нельзя, познав твоё "забудь".Завтра вновь, как тетиву тугую,
Мы скрепим усталые сердца
И хозяйку будем дорогую
И любить, и помнить без конца.
Январь 1934 года, Воронеж
Из ташкентских стихов
В ПУТИ
От мягкой пыли ноги посерели
И знать мне не дано, где ждёт ночлег.
Сады цветут. Белы сады в апреле.
Соперник им один лишь первый снег.По сторонам сменяются дувалы,
Как бывших лет слепая череда,
И всё темней ночное покрывало,
Где за звездой рождается звезда.Бывали дни – и путались дороги
Десятками и тысячами лент,
Но час настал один, и серп двурогий
Привёл меня в неведомый Ташкент.И если вновь запросит сердце бури
В тоске по счастью, – голод утолит
Мне город этот солнца и лазури,
Пленительный в густой его пыли.И если даже, жизни новый житель,
Я караваны встречу неудач, -
Над головой, как мощный покровитель,
Шатёр ветвей раскинет карагач.А если смерть мне замолчать прикажет,
И тело примет жёлтая земля,
То в радостную синь ревнивой стражей
Безмолвные взметнутся тополя.
Октябрь 1936 года, Ташкент
ТИШИНА
Вот стучат дверные молоточки,
Стынет тополь сотнями метёлок,
Ярче стали звёзд зелёных точки,
Ярче стал и месяца осколок.Залил он холодным светом крышу,
Где мерцали днем, как пламень, маки, -
За углом неслышный шаг твой слышу.
Тишина… Спят люди, спят собаки.И одежду стелет голубую
По садам апрельская прохлада.
Я тебя, любимый, не целую,
В ночь такую ласк земных не надо.Пусть на миг забудет землю тело,
Станет ясной тишиной одето,
Как дорога – та, что побелела,
Как сады, как вышка минарета.
Декабрь 1936 года, Ташкент
ВЕЧЕР
Мне аист путь пресек и нежной тенью
Затмил на миг покой дороги белой.
Стою одна над глиняной ступенью,
Дверным кольцом бряцая неумело.Пылают ржавые в закатном свете
Дувалы, крыши. Кончен день горячий.
У чайханы играют шумно дети -
Одни смеются, а другие плачут.Скрипят арбы усталые колеса,
Гремит засов тяжелый где-то глухо,
И та, что продавала абрикосы,
Летучей мышью в дом вошла старуха.Проулки потемнели, перекрёстки.
Домой несут невзгоды и удачу
Торговец, нищенка, маляр в извёстке.
Одни смеются, а другие плачут.Мое же сердце знает, что любимо,
Что долгожданное свершилось чудо.
А в пыльном облаке проходят мимо
Своим бесстрастьем гордые верблюды.
Январь 1937 года
МОЛЧАНЬЕ
Под голубым шатром полуденной эмали
Стоит затихшая давным-давно мечеть.
И времени здесь нет – спит радость, спят печали,
Ни плакать здесь нельзя, ни говорить, ни петь.Молчать, как те года, что залегли в молчаньи
На пёстрых изразцах, на жёлтом зное плит
И на чалме того, кто словно изваянье,
У края хауза* недвижимо стоит.Отражена в зрачках воды зеленой плесень,
И старый карагач ему навеет сны,
Которых не смутят ни пионеров песни,
Ни хрипы радио из Красной Чайханы.
Март 1937 года, Ташкент
ОЖИДАНИЕ*
Лёве
Ветер бормотал в деревьях черных,
Как молитву старый мусульманин,
А на влажных тропах и на далях горных
Вечер был не ласков и туманен.
И висело небо в сонной мгле,
Поутру готовя снег земле.Но возврату зимних бурь не верят
Тополей едва зеленых свечи.
Притаились травы, приумолкли звери,
И весне готовит мир большую встречу.
И раскроет, жарким солнцем пьян,
Красные уста свои тюльпан.И возврату темных дней не верит
Сердце. Знает – засинеют горы.
Тосковать не стоит о потерях,
Утонувших в солнечных озёрах.
Как земля, дыханье затаив,
Сердце ждет твоей любви призыв.
Март 1937 года, Ташкент
ВЕСНА
Лёве
Ушел давно с померкших улиц день,
Шаги ночная отдает земля,
Со мной идет моя большая тень,
Бросая свой излом на тополя.И оттого, что всюду и везде
Звенит вода и каждый звонок звук,
И оттого, что ласковой звезде
Раскрыл объятья белые урюк,И оттого, что небо в легкой мгле,
И стала вдруг для счастья грудь тесна,
Я знаю, что во мне и на земле
Весна.
Апрель 1937 года, Ташкент
Из цикла "Опять на родине"
МУЗЕ*
Какой печалью ты больна
И отчего тебе не спится, -
Луна, беспечная луна
На небе тонко серебрится.Кладет таинственную сеть
На город, где угасли шумы.
Быть может, лучше не жалеть,
Быть может, лучше и не думать.Зачем же ты, склонившись ниц,
Мне шепчешь в предрассветной рани,
Что за решётками темниц,
Так много гордых умираний.И ты давно уже не та,
С которой мы с издетства дружны,
Или с тобой путём креста
Отныне нам подняться нужно.И нужно рассказать о том,
Что знает всякий, даже дети,
Чтоб не остаться нам потом
Перед столетьями в ответе.
Июль 1937 года
ТОСКА
Была я в детстве весела,
Но как-то раз тоска пришла.
Сказала: – Будешь мне сестра,
У моего садись костра,
Идти дорогою одной
С тобою мне – тебе со мной.С тех пор, хотелось ли прилечь,
Тоска моих касалась плеч, -
И был ли день апрельский люб,
Тоска моих касалась губ.
Тревожной ревностью полна,
Ходила вслед за мной она
И над холодною золой
Шептала мне с улыбкой злой,
Что много здесь – и там, и тут -
Таких, что счастливо живут,
Кто, свой покинув тёплый дом,
Гуляют под руку вдвоём;
О шуме радостном гостей,
О смехе маленьких детей.
Когда я плакала слегка,
Стирала слёзы мне тоска
И льнула я к тоске-сестре,
Чья нежность лезвия острей.Но как-то раз в нежданный час
Разъединил пришелец нас.
Чужой пришёл издалека,
Ушла ревнивая тоска.
В лесу ли, дома ли, в саду -
Её нигде я не найду,
Зову ль её – не дозовусь,
Стучу ли к ней – не достучусь.И удивлённо я стою
Теперь смеюсь, теперь пою.А там, где речка глубока,
Навеки спит сестра-тоска.
Август 1937 года
* * *
Судить не нам, карать еще не нам,
Нам только пить свое чужое горе.
Рассудит Тот, Кто молвил: "Аз воздам!",
Кто к ним сошел, к беспомощным рабам
На скудном, на туманном Беломоре.Судить не нам, рассудят всех века.
И сам Господь пошлет разящий пламень, -
И все-таки дрожащая рука
За пазухой сжимает тайный камень.
1937
ДЕРЕВЬЯ
Как много их отсюда и оттуда
Кивают нам, лаская слух и взор,
Их пробужденье – чудо, их умиранье – чудо,
И чудо – даже мёртвый их убор.Они растут, лелея поколенья,
Они живут, лелея тишину,
И под своей густозеленой тенью
Похоронили тайну не одну.Мы все прошли от мала до велика
Под их шатром во сне и наяву,
Глазами мы искали землянику,
Искали мы глазами синеву.Весной их лист пахучий и прозрачный
Нам шепчет о любви, о счастье на земле,
Но поздний ветра вздох среди осин невзрачных
И клёны алые нам иногда милей.И полдень тот любим, когда сольются пятна
На золотой коре в танцующий узор,
Но всех прекрасней час, когда душе понятно
Безмолвие ветвей на зеркале озёр.
Сентябрь 1937 года, Старки-Москва
ОБЛАЧКО
Замечталось облачко, отстав
От бегущей к солнцу стаи белой,
И тоску земли в себя приняв,
От стыда за землю покраснело.Над весенним озером проплыв,
Где неслось лягушек славословье,
На мгновенье стынущий залив
Обагрило тёплой чьей-то кровью.И водою стала вновь вода,
Пели твари, радуясь погоде,
И тогда, растаяв навсегда,
Облачко исчезло в небосводе.И пришла белёсая луна,
Озарила тускло мир незрячий,
И прикрыла скорбно тишина
Тех, кто спит, и тех, кто молча плачет.
Октябрь 1937 года, Лось*