- Тяжелый недуг у нее. Не только телесные раны, но и душевная боль гложет девицу. То хуже. Стоит она на грани, где заканчивается жизнь и начинается царство мертвых.
- Не говори загадками, дед. Скажи одно: вылечишь?
- Попробую, боярин. Но не все в моей власти. Боги наградили меня знанием и умением, но есть то, что во власти только Всевышнего одного.
- Не вылечишь - собакам скормлю, - пригрозил Василий.
- Не грози, боярин! - В глазах Феофана заплясали искорки. - Стар я для угроз твоих. Много повидал за годы странствий и бояться разучился. Ты лучше молись, и Аллах тебя услышит. - Феофан посмотрел на Рогнеду. - Кто она тебе? Дочь, аль приживалка?
- Тебе какое дело? - взвился Василий. - Дерзишь, старик! Смотри, а то и вправду батогов отведаешь.
- Ладно, боярин, не время разговоры разговаривать. Оставь меня наедине с девицей. Как нужен будешь, позову. - Лекарь скинул с плеча холщовый мешок и принялся рыться в нем, напрочь забыв о боярине.
Василий прошелся по горнице, наблюдая за странным лекарем, потом пожал плечами и вышел в сени.
Остаток дня и ночь из горницы, где Феофан колдовал над Рогнедой, вестей не было. Боярин приставил к дверям двух стражников и строго наказал чуть что - звать его немедля. Сам занялся делами, коих скопилось за время его отсутствия немало.
Ближе к вечеру боярин позвал Матвея. Василий, распаренный после бани, в чистой холщовой рубахе, сидел за столом, трапезничал.
- Куда Софья запропастилась? Что-то не вижу я ее. Или в бега подалась, старая ведьма, узнав, что такое приключилось?
- Нет, батюшка… - Матвей кашлянул в кулак. - Представилась она. Померла, значит. Разыскал я ее на подворье, куда привезли от реки. Знал, что ты будешь спрашивать, потому и не сидел, сложа руки. Когда нашел, она уже и не дышала. - Матвей перекрестился на образа. - Крепко приложил ее злыдень о камень. Душа вмиг и отлетела.
- Померла, значит… - Василий тоже осенил себя крестом, задумчиво пожевал губами. - И спросить не с кого. А ты куда смотрел, старый дурень?
- Так это… - Матвей замешкался, виновато посмотрел на боярина. - Своевольничать она стала. Затворница то есть. Как только ты отъехал, она вообще меня слушать перестала. Кричала прилюдно на верного раба твоего, а Софья во всем ей потакала. И в тот раз не хотел я ее пущать на ярмарку, но она как крикнет! Холопом обозвала да смердом. А разве я того достоин? Ведь верой и правдой тебе, батюшка…
- Ладно плакаться-то, - раздраженно оборвал боярин. - Тебе что указано было? Никуда ее со двора не выпускать. А на деле вышло как?
- Прости, боярин! - Матвей упал на колени.
- Проваливай. Да ступай на задний двор, к Курьяну. Пусть всыплет тебе десяток ударов кнутом. В следующий раз умнее будешь, да понятливее.
Матвей поднялся с колен, не разгибаясь и пятясь задом, выскользнул из горницы.
Утром, едва боярин протер спросонья глаза, прибежал один из стражников.
- Боярин, лекарь тебя кличет.
Василий поспешил на зов. В светелке за прошедшие сутки ничего не изменилось. Только пахло по-другому. Травами пряными и еще чем-то незнакомым. Рогнеда лежала в том же положении, сверху укрытая теплым покрывалом.
- Чем обрадуешь, старик?
Феофан тянуть не стал, а сказал главное:
- Боюсь, что вести мои нерадостные. Девица еще жива, но половинка ее души уже переселилась в потусторонний мир и тянет за собой другую. Темные силы держат ее там крепко и не отпускают. Даже заклинания, коим меня обучили наши маги - не помогают. - Феофан помолчал, поднял глаза на боярина. - Она тает. Дело тут не в телесных страданиях, а в душевных. Она просто не хочет жить и не сопротивляется злым чарам. Если оставить все как есть, то времени осталось до захода солнца.
- Значит, она умрет?
- Да, боярин. К утру ее тело уже остынет.
- Так… - Василий закрыл глаза. Горечи не было, опять вспыхнула досада, что так нелепо все вышло. Висит над ним какой-то рок. Может, боги прознали про то зло, что он сотворил с отцом? И теперь мстят?
- Позволь молвить, боярин, - Феофан неожиданно нарушил ход мыслей.
- Еще что? Ты сделал свое дело. Получи у ключника положенную плату и можешь проваливать.
- Плата не нужна мне, боярин. Хоть, не скрою, и люблю я золото, но с тебя его не возьму. - Феофан помолчал, огладил бороду. - Хочу совет тебе дать, боярин. Потому как вижу, что прикипел ты душой к девице этой и вижу, что судьбы ваши связаны воедино.
- Некогда разные истории слушать. Самое время выносить ее на погост. Так ведь, по-твоему, выходит?
- Так, да не так. Ты послушай, а потом решай, как поступить.
- Странный ты какой-то старик, непонятный… Ладно, сказывай.
- Случилось это в те времена, когда прадед моего прадеда был еще совсем юнцом, - без долгих предисловий начал Феофан таким же тихим голосом. Сам, видно, понимал, что времени и впрямь осталось не так и много. - В городе Магрибе жил шах. И была у него дочь, прекрасная гурия, равной которой по красоте и уму не было во всем подлунном мире. Шах не чаял души в своей дочери, но однажды случилось несчастье. Свалил дочь шаха неизвестный недуг. Что только не делали известные своей мудростью маги и лекари, прославленные ученостью. Но все было напрасно - дочь шаха угасала на глазах. Бедный шах совсем отчаялся и не знал, что делать. Тогда первый визирь рассказал ему про древнего старца, жившего уединенно в горах Маравиншаха. Это была последняя надежда, и шах ухватился за нее. За старцем был срочно отправлен конный отряд. Когда его доставили ко двору, он осмотрел дочь шаха, лежавшую без сознания, и изрек, что только благородный металл и камни древних прародителей могут излечить ее. Тут же дочь шаха отнесли в сокровищницу, расположенную под самым дворцом шаха, и оставили на три дня. А когда вернулись за ней, то увидели, что девушка сладко почивает, окруженная драгоценными камнями и слитками из золота. Шах возликовал, что болезнь отступила, и хотел тут же наградить отшельника, но тот пропал и больше старца не видели ни в городе, ни в горах. Растворился он бесследно среди древних дорог. Девушку больше недуг не посещал, и она счастливо дожила до старости и покинула этот бренный мир в положенное время, когда Аллах призвал ее к себе. - Феофан помолчал, потом добавил: - Вот такая история, боярин. Что в ней правда, что вымысел - о том не знаю, но ее еще долго передавали из уст в уста, и так она дошла до моих ушей.
Боярин Василий недоверчиво посмотрел на Феофана, перевел взгляд на Рогнеду. Под тонким одеялом было заметно, как тяжело вздымается грудь девушки.
- К чему ты рассказал ее, старик?
- Не знаю, боярин. Просто пришла на ум, я тебе и поведал. А ты уж сам решай, как поступить.
- Ладно, лекарь, ступай! - боярин махнул рукой. - Сказка твоя хороша, но только для старух, коротающих свои последние дни, и для малых детей.
- Как знаешь, боярин. - Феофан поклонился и, опираясь на посох, медленно вышел из боярских покоев.
Василий, оставшись один, прошелся по светелке, остановился около Рогнеды. В сказку, рассказанную лекарем, он не поверил, но терять Рогнеду не хотел. В голову пришла нежданная мысль. А вдруг понесла она от него? И вскоре на свет появится его сын, наследник? Такое вполне может быть, и тогда она должна жить. Василий подошел к образам, перекрестился. Все в руках божьих и только Он решает, кому жить, а кому умирать.
Покопавшись в памяти, Василий вспомнил, что нечто подобное слышал уже, когда был совсем еще юн. В древних былинах рассказывалось, что часто волхвы прибегали к этому способу, как к единственно верному. Верили они, что золото и камни, тая в себе какую-то неизвестную тайну, способны излечить от самого тяжелого недуга.
Василий остановился около двери, зычно крикнул:
- Гришка!
Отрок явился тотчас, остановился в дверях, вопросительно посмотрел на хозяина.
- Распорядись, чтоб в сенях не было никого. Чтоб ни одна живая душа не путалась под ногами. Гони всех в шею и сам проваливай куда подальше. Увижу кого - батогов отведаете.
- Сделаю, боярин! - Гришка не высказал удивления, поклонился и убежал выполнять повеление хозяина.
Василий выглянул в окно, увидел, как забегала дворня, приметил стражников, выгоняющих всех домашних на улицу. Среди них метался Гришка, иногда покрикивая на особо нерасторопных. Вскоре топот от множества ног в коридорах стих. Боярин еще выждал немного, подошел к ложу, скинул одеяло и поднял на руки почти бестелесную девушку.
Выйдя в коридор, подошел к заветной двери и, придерживая одной рукой ношу, отпер. Изнутри привычно пахнуло холодом и сыростью. Задвинув дверь на место, стал спускаться в подземелье.
Положив Рогнеду на ворох соломы, принялся доставать из ящиков золото, камни драгоценные, украшения и сваливать в одну кучу. Все делал не спеша, без торопливости, как привык всегда. Умаявшись, сел передохнуть, прислушался к себе. Губы тронула усмешка. Что он делает? Иль действительно так дорога ему эта холопка, раз решил принести ее в самое сокровенное? Но мысль пришла и тут же упорхнула, так и не додуманная до конца, а Василий вновь принялся за прерванное дело.