Шлюпка мягко ткнулась в причал, и какой-то слуга в лиловой ливрее принял у Дидье швартовы.
Бальный зал губернаторского особняка был огромен и занимал целый этаж. Пляши - не напляшешься.
В хрустальных подвесках десятка люстр под потолком отражалось пламя свечей, лакеи в напудренных париках и камзолах, мало чем отличавшиеся по виду от господ, разносили вино и какие-то закуски на изящных подносах, благоухали цветы в высоких вазах, наяривал квартет настоящих музыкантов, а не старенькая виола Марка, звенел колокольчиками женский смех, сияли обнажённые женские руки и плечи…
Вот на каких балах любила царить Тиш. Маркиза Ламберт.
Дидье незаметно вздохнул и сделал вид, что ему всё нипочём.
Сперва он уныло следовал за Гриром и Мораном, которые вели себя самым что ни на есть непринуждённым образом - о чём-то учтиво болтали с незнакомыми людьми, кланяясь и расцеловывая ручки кокетливо хихикавшим дамам. Дидье просто держался рядом, что-то невнятно бормоча, когда Грир представлял его кому бы то ни было, в том числе губернатору Стилу и его жене Констанции, которая и вправду оказалась прехорошенькой рыжулей. Он даже осушил пару бокалов вина с подноса, который проносил мимо него очередной лакей, и сердито отвернулся от тревожного взгляда Морана.
Они что, думают, что он здесь напьётся, что ли?
Потом началась очередная пытка - танцы.
Это была совсем не та лихая пляска, что вечно звенела у него в крови, подмывая отбить чечётку хоть на тёплой палубе "Маркизы", хоть на дощатом полу какого-нибудь трактира. Это были благородные и чинные танцы, в которых кавалеры едва придерживали дам за кончики затянутых в перчатки пальцев, а дамы церемонно приседали перед ними в низких реверансах, метя юбками паркет.
Дидье представил себе, как здорово было бы сплясать чечёточку на эдаком паркете, и фыркнул себе под нос.
А Грир с Мораном, конечно, немедля отправились вытанцовывать все эти менуэты.
Ну и… попутного им ветра!
Дидье, конечно, подмечал любопытные и томные взгляды, которые бросали на него присутствовавшие дамы. Женщины - всегда женщины, графини они или служанки. Щебечущие, нежные, сладкие и забавные, как птички, они вечно искали рая у него в штанах… тем более сейчас, когда он по воле Грира щеголял в этих клятых коротких кюлотах, будь они неладны!
Снова усмехнувшись, Дидье отошёл сперва к высокому французскому окну, выходившему в сад, а потом направился в коридор, уводивший подальше от музыки, света и суматохи.
Чтоб Дидье Бланшар взял и ушёл с праздника, пусть чужого?!
Воистину он сам себя не узнавал.
Его душу продолжала снедать непонятная тревога, которую только усугубило выпитое вино.
Он толкнул первую же дверь в этом коридоре и вошёл в открывшийся полутёмный кабинет, освещённый только светом фонарей из сада. И оглядевшись, озадаченно присвистнул.
Ряды книг уходили вверх, до самого потолка, и казались бесконечными. Он в жизни своей не видел столько книг сразу. Если губернатор их все прочёл, ему впору быть королем, а не губернатором!
Дидье пробормотал это вслух и вздрогнул, услышав какой-то шорох неподалёку от себя. Порывисто развернувшись, он нос к носу оказался с худенькой девчушкой в белом бальном платье, сидевшей на странной деревянной лестничке. Лестничка, очевидно, предназначалась для того, чтобы доставать книги из-под самого потолка.
- Отец прочитал почти всю нашу библиотеку, - пролепетала она с какой-то застенчивой гордостью. - Но он не хочет быть королём. Он говорит, что счастлив здесь, на нашем острове.
Девушка осторожно, придерживая подол руками, спустилась вниз и встала перед удивлённо моргавшим Дидье.
Она казалась совсем малышкой, и в её тонких руках и хрупких плечах, выставленных напоказ из пышного платья, ещё только угадывалось будущее изящество. Но угадывалось безошибочно. Её тёмные кудри были собраны в аккуратный узел на затылке.
Дидье вспомнил, что ему представляли её в веренице незнакомых лиц, мужских и женских, промелькнувших перед ним в начале этого ошеломляющего вечера.
Абигайль Стил, дочь губернатора от первого брака.
Девочка, давно осиротевшая. Живущая с мачехой.
Она подняла на него растерянные глаза, золотисто-карие, цвета каштанового мёда, и тогда он нерешительно проговорил:
- Вам… меня представили, мисс Абигайль… То есть мисс Стил. Простите, я не знаю… - он пощёлкал пальцами, - всяких церемоний.
Она серьёзно кивнула, и её кудряшки вздрогнули у висков.
- Я вас помню. Вы Дидье Бланшар, капитан "Чёрной Маркизы".
Он тоже кивнул и, не удержавшись, спросил с любопытством:
- Почему вы прячетесь здесь?
- А вы? - ответила она вопросом на вопрос, снизу вверх уставившись на него. - Почему вы не на балу? Почему пришли сюда?
Помявшись, Дидье честно признался:
- Я вообще-то деревенский парень, мисс Стил… Абигайль. Я не умею вытанцовывать все эти танцы и разговаривать всякие разговоры.
"И на душе у меня темно, как в заднице", - едва не ляпнул он и прикусил язык.
- Я умею танцевать, но боюсь, - вздохнув, призналась Абигайль в ответ. - Надо выполнять фигуры, и, как вы сказали, вести правильные беседы, а все… все на тебя смотрят.
Дидье вновь вгляделся в её растерянные золотистые глаза и внезапно предложил:
- А давайте бояться вместе! То есть… - он смешался, но продолжал: - Я хочу пригласить вас на танец. И со мной вам не надо вести каких-то там правильных бесед… но я бы просто с вами поговорил. О вашем отце, об этих книжках и вообще. А что смотрят… - он широко улыбнулся, оглядывая её, - так есть на что посмотреть, потому что мы с вами - парни хоть куда!
Тонкие брови её вскинулись, доверчивые глаза расширились, а потом она засмеялась и зачарованно кивнула.
И, чёрт возьми, это оказалось совсем легко - танцевать с нею, глядя ей в глаза, сходясь и расходясь в фигурах танца, придерживая её за обтянутые перчаткой пальчики.
После него она танцевала с другими, - даже с Мораном, - и Дидье этому тихо радовался, стоя у окна, выходившего в сад. Но сердце его всё равно щемило странной печалью.
Он не мог понять, что с ним творится, morbleu!
Дидье снова предложил Абигайль руку, когда закончился очередной танец, но она покачала головой при новых звуках скрипок и просто встала рядом с ним у того же окна.
Спохватившись, Дидье спросил, мысленно хлопнув себя по лбу:
- Может быть, проводить вас к отцу или… к матери?
Но девчушка вновь отрицательно качнула головой и промолвила:
- Давайте постоим здесь. - И помолчав, добавила: - Моя мама умерла. Но Констанция - очень добрая. И мой отец любит меня. Моё имя означает "радость отца"… и он действительно мне радуется. Не знаю, почему я вам всё это рассказываю…
- Я тоже рад за вас, мисс Абигайль, - с облегчением заверил её Дидье. У него и вправду будто гора свалилась с плеч, когда она это сказала. - Просто счастлив вас слышать.
Пошарив в кармане, он нащупал там маленькую деревянную птичку-свистульку, которую вырезал, сидя на палубе "Маркизы" и думая о своей дочери. И протянул её Абигайль со словами:
- Давайте, дуньте, не стесняйтесь.
И она, вновь завороженно глянув на него своими медовыми глазами, послушалась.
Раздалась переливчатая трель, и девчушка так же переливчато рассмеялась, даже захлопав в ладоши. Дидье поймал на себе изумлённые взгляды губернатора и Грира и тихо сказал, наклонившись к уху Абигайль:
- Я вырезал её для своей дочки. Но могу подарить вам, хотите? Чтоб вы больше не грустили.
Его собственное сердце продолжала сжимать, выкручивать непонятная тоска, которую ни танцы, ни вино не могли унять. Он ещё раз поднёс к губам тоненькие пальчики девушки и, улыбнувшись ей, шагнул в сад, дышащий ветром и прошедшим дождём, прямо через это высокое, до пола, окно.
Луна светила так ярко, что был виден каждый камешек и лист. Песок на дорожке скрипел под его каблуками, в кустах трещали цикады. Дидье рассеянно расстегнул жёсткие манжеты своего серебристого камзола, да и сам камзол с рубашкой. С облегчением стащил с волос ленту, а с шеи - дурацкий шёлковый платок, кое-как запихнул всё это добро в карман и тряхнул головой.
Свобода.
Наконец-то, putain de tabarnac!
Впереди уже виднелась маленькая пристань, где осталась их шлюпка. Лакея здесь уже не было, шлюпка тихо покачивалась на мелководье.
Дидье остановился, не доходя до пристани, в ожидании Морана и Грира. Почему-то он не сомневался, что те его быстро догонят.
Он не ошибся.