- На борт! - процедил капитан, сверля его глазами. - К себе иди и лезь под самую горячую воду, какая тут у вас есть! - Он бешено повернулся к Лукасу, и тот съёжился. - Чего сидите?! К борту причаливайте, чтоб вам!
Шлюпка оказалась у борта "Маркизы", как по мановению ока, и Дидье первым взобрался наверх. Его пошатывало, движения были неуверенными, но на лице блуждала всё та же блаженная улыбка.
Он снова вывалился на палубу буквально через несколько минут, едва смыв с себя соль и натянув сухие штаны. И снова зачастил, лихорадочно блестя глазами и запустив пятерню в спутанные вихры:
- GarГons, наш галеон лежит там как на блюдечке! - Он вытянул перед собой ладонь, дунул на неё и расхохотался. - Мы его возьмём… выудим! И… mon Dieu, как же там красиво… как в лесу… как в храме… играет орган… и птицы поют…
Грир ещё сильнее похолодел, хватая парня за мокрый локоть и пристально заглядывая в глаза - зрачки Дидье расширились так, что занимали чуть ли не всю радужку, и это было так жутко видеть ещё и потому, что полопавшиеся сосуды залили алым белки глаз.
- Какие птицы, mon petit? - мягко спросил Грир враз осипшим голосом. - Это море. Ты же был в море. Какие тут птицы?
- Но они пели! - упрямо мотнув головой, возразил Дидье и облизнул губы. - Солнце светило, и галеон лежал там, на дне, среди деревьев… а у тебя тёплая рука, кэп… - Он пошатнулся, хватаясь за плечо Грира. - Я что-то… падаю, morbleu! Ноги не держат…
Разом подхватив начавшего оседать Дидье на руки, Грир дотащил его до каюты и пинком распахнул дверь. Обернулся к маячившим позади бледным потерянным лицам остальных и гаркнул:
- Одеяла несите! И рому! Живо, олухи!
Он так осторожно, как мог, опустил Дидье на койку и быстро его ощупал, тоже как мог бережно - внешних повреждений вроде бы не было, кроме свежего, недавно зажившего шрама на плече… но прямо под загорелой и влажной, покрытой мурашками кожей будто бы что-то похрустывало.
Всемилостивый Боже…
Прикусив губы, Дидье слабо попытался его отпихнуть и с усилием прохрипел:
- Больно, кэп… отчего… это? Я не понимаю… я… умираю, что ли?
Грир сам ничего не понимал, и сердце его сжималось и замирало от беспомощного отчаяния. Но наклонившись к Дидье, он ответил твёрдо:
- Да что ты всё о смерти толкуешь, garГon? Неужто ты считаешь, что я до тебя её допущу? Не-ет, даже и не думай!
- Правда? - выдохнул Дидье и опять, поморщившись, облизнул лопнувшие губы. Тело, сильное и крепкое, не подводившее его никогда, сейчас так внезапно и подло предало его, и, сморгнув, он стиснул руку Грира, будто ища у него защиты.
- Правда, - заверил тот со всей убедительностью, на какую был способен, боясь только, что голос дрогнет, и нетерпеливо обернулся, готовый к убийству застрявших невесть где долбоёбов с одеялами и ромом.
Он не знал, поможет ли Дидье тепло и согреет ли его ром, но надо было что-то делать, а не торчать столбом, беспомощно таращась в его искажённое болью лицо.
- Что с ним? - выпалил влетевший наконец Моран, державший в руках охапку одеял и бутылку, но Грир только отмахнулся. Он всё равно не знал, что отвечать.
Вдвоём они старательно укутали Дидье, и Грир снова отчаянно всмотрелся в его бледное лицо с полузакрытыми глазами. На веках обозначились голубоватые прожилки. Дидье дышал редко и тяжело, но пульс его частил под пальцами, когда капитан взял его за запястье.
Да что же это за напасть такая, Господь Вседержитель?!
- Я, наверно, знаю, отчего это… - раздался позади них дрожащий тонкий голос, и Грир так и вскинулся.
Марк!
- Азот не успел выйти из крови… перейти в дыхание… ты слишком быстро поднялся наверх… - Пацан сглотнул, переминаясь с ноги на ногу и переводя испуганный взгляд с Дидье на Грира. - И кровь стала… как шампанское… бурлит, если открыть бутылку… я не догадался раньше! Простите…
Голос его вдруг сорвался, и он мазнул рукавом по лицу.
- Потом поревёшь, - рявкнул Грир, хватая его за худое плечо. - Что делать, знаешь?
Он совершенно не понимал, о чём толкует оголец, но главное, что это вроде как понимал сам Марк.
- Кэп, не кричи так… ты его пугаешь, - едва слышно, но твёрдо проговорил Дидье со своей койки. - Не бойся, Марк, ты не виноват…
Да он до конца готов бы стоять за своих обормотов!
Выругавшись яростным шёпотом, Грир опять стиснул ладонью плечо мальчишки и прошипел:
- Соображай быстрее, ну!
- Кислород… - заикаясь, прошептал Марк, завороженно глядя в его потемневшее лицо. - Наверное, если взять чистый кислород… он поможет вытеснить азот и тогда…
- Найдёшь? Кислород этот свой? - Дождавшись утвердительного кивка, Грир подтолкнул Марка к дверям, где уже мялся Лукас. - Тащите же, олухи!
- Шампа-анское… - почти мечтательно протянул Дидье, снова закрывая глаза. - В крови… C'est drТle… Кэ-эп! Ты… что… де…
- Ле-жи, - властно распорядился Грир, выпрастывая из-под одеял его босые ноги и выливая себе на ладонь изрядную порцию рома из проворно откупоренной Мораном бутылки. - Забавно ему… забавник выискался. Лежи спокойно, не дёргайся, говорю! Моран, придержи-ка его.
Накачивать Дидье ромом наверняка не имело смысла и, возможно, было даже опасным. А вот растереть его, чтоб восстановилось кровообращение, коль у парня онемели ноги… Пока его остолопы ищут какой-то там кислород.
- Щекотно же, - растерянно запротестовал Дидье, блеснув глазами из-под одеяла, но не сопротивлялся, когда Моран порывисто обхватил его за плечи. - Не ругайся, кэп… я по-другому не мог… не мог их туда отпустить, они же щенята ещё совсем! Ну и ещё… - Слабая улыбка тронула его губы. - Интересно же…
- Ослята вы все, а не щенята, - отрезал Грир, снова плеснув рому в ладонь. - Вечно какую-нибудь пакость выдумаете… Интересно тебе! Прочухаешься - выпорю, так и знай.
Он запретил себе испытывать облегчение от того, что ноги у Дидье, кажется, вновь обретали чувствительность, судя по этому смущённому "щекотно".
Они постепенно согревались в его руках - эти босые ступни, узкие и шершавые, загрубевшие от постоянной беготни, с трогательно выступавшими косточками на щиколотках. Грир глубоко вздохнул, припомнив вдруг: "Чтобы давить виноград, нужны хорошие ноги"…
По тоскливым глазам Морана он увидел, что тот тоже это вспомнил.
- Олухов моих… только не трогай, - попросил Дидье, утыкаясь носом в плечо Морану. - Они так уж… устроены, они должны изобретать… иначе они жить не могут.
Иначе не могущие жить олухи ворвались в каюту, запыхавшись и с чем-то вроде небольшого кожаного бурдюка в руках. И замерли, уставившись на всех.
- Кислород, - бормотнул Лукас. - Надо прижать ко рту и… дышать.
- Слышал? Дыши! - скомандовал Грир, поднося бурдюк к губам Дидье. - А вы, засранцы - вон! Позову, как понадобитесь. - Он снова повернулся к Дидье, тревожно всматриваясь в его лицо и продолжая равномерно массировать ему ступни. - Давай, дыши и болтай чего-нибудь. - Нужно было убедиться, что парень вновь входит в разум. Птицы на дне перепугали Грира неимоверно. - А то ишь - помирать собрался. У тебя же дочка… и мамка небось в Квебеке твоём ждёт, все глаза исплакала по тебе, раздолбаю.
- Нет, - вымолвил вдруг Дидье, подымая какой-то очень усталый взгляд. - Не исплакала… и не ждёт. Она умерла. - Дыхание его пресекалось, но голос был спокоен. - Очень давно. Мне тогда было двенадцать.
Рука Грира дрогнула.
Он привык отнимать человеческую жизнь почти с такой же лёгкостью, что и жизнь какой-нибудь прихлопнутой им мошки. Почему же сейчас его так резанули слова о смерти совершенно незнакомой ему женщины?
Потому что это была мать Дидье.
Потому что в этом ровном: "Очень давно" - прозвучала такая боль, словно это случилось вчера.
- От чего она умерла, Ди? - глухо спросил Моран, заглядывая ему в глаза.
- Родами, - коротко ответил тот, а потом, сделав ещё один судорожный вдох, пробормотал: - Зачем я вам это… я никому…
И плотно сжал губы.
Грир подумал, что Дидье Бланшар, всегда болтая так много, о себе и вправду не рассказывал никогда. И ещё подумал, что они больше ничего не услышат. Но ошибся.
- Сестрёнка выжила… Мадлен, - медленно проговорил Дидье. - Моя Ивонна очень… - Он опять передохнул. - Очень на неё похожа.
- Она похожа на тебя, насколько я успел увидеть, - проворчал Грир. - А ты, выходит, на матушку свою.
Дидье улыбнулся ему удивлённо и благодарно:
- Ну… да, наверно…
Внезапно Грир вымолвил, даже не подумав:
- Это, видать, как раз матушка твоя подтолкнула меня там, на "Эль Хальконе". Чтоб я увидел, как тот испанский засранец в тебя целится… Как её звали-то?
- Даниэль… - прошептал Дидье.
Глаза его уже сами собой закрывались, а исцарапанные пальцы, державшие спасительный бурдючок, - разжимались. Грир снова стиснул его запястье - пульс бился гораздо ровнее, на острые скулы возвращался румянец.
- Ладно, уложи его, - приказал Грир Морану, подавляя желание пробормотать благодарственную молитву. В горле у него вдруг встал комок, и он откашлялся - сердито и растерянно.
Моран бережно подоткнул Дидье под голову подушку, поправил сбившиеся одеяла и поднялся с койки, часто моргая.
- Иди, - ровно велел ему Грир. И когда дверь скрипнула, захлопываясь, снова наклонился, тревожно вглядываясь в умиротворённое лицо Дидье.
Они с Мораном чуть было не потеряли его.
Грир даже удивился, сообразив, что думает о Моране, как о себе самом. И ещё больше удивился, обнаружив, что жадно касается губами губ Дидье.
Истрескавшихся, тёплых, желанных, сонно раскрывшихся губ.
У него закружилась голова, когда он наконец от них оторвался.