Может, мысль эта моя пронзила пространство, не знаю, но внезапно один из всадников отвернул от прочих и повел мустанга по пологому склону прямо к нашему наблюдательному пункту. Ехал он рысью и держал прямиком на нас; мы, оцепенев, глядели на него. Тут рука Грэттена выскользнула из под туловища, и я увидел у него в кулаке нож. Я стукнул его по руке, и ирландец уставился на меня. Глаза у него были дикие, и я подумал: "Бог мой, Флэши, – не для одного тебя этот денек на равнинах выдался таким пугающим". Я отрицательно помотал головой: если дикарь заметит нас, можно попробовать договориться с индейцами, хотя, судя по тому, что мы видели, надеяться на это не стоило.
Индеец взлетел на холм, остановился и посмотрел туда, откуда они пришли, туда, где стоял лагерь. Я догадался, что он решил бросить прощальный взгляд. До него было шагов двадцать, и я прекрасно различал каждую деталь украшенного бизоньими рогами головного убора, расшитую набедренную повязку, усеянные бисером повязки над мокасинами, сверкающие от жира мускулистые члены. Он сжимал копье, руку прикрывал маленький круглый щит, а у пояса висела боевая дубинка. С добрую минуту созерцал он даль, а потом медленно поскакал прямо под нашим убежищем, ни разу не подняв взора. Дикарь остановился, чтобы убрать пучок травы, зацепившийся за ногу, и в этот миг какой-то идиот в лощине уронил сосуд. Послышался раскатистый грохот.
Голова индейца вскинулась, раскрашенное лицо обратилось прямо на наши кусты. Он выпрямился в седле, поворачивая голову из стороны в сторону, словно берущая след собака, посмотрел сначала вслед своим, потом снова на нас. "Уезжай, тупой красный ублюдок, убирайся прочь, – молился я про себя, – это всего лишь котелок или ночной горшок одного из наших чертовых ипохондриков. Господи, просто удивительно, как еще он не услышал их пыхтения…" И в этот миг краснокожий тронул коня и порысил вслед уходящей колонне.
Мы ждали, не шелохнувшись, пока последний из них не скрылся из виду. И тут я сделал ужасное открытие: пока мы с Грэттеном, едва дыша, лежали в засаде, пока Сьюзи, закрыв глаза и кусая губы, сидела в дилижансе, трое из наших шлюх – Клеония, черная Афродита и еще одна, взобрались на гребень, чтобы полюбоваться зрелищем! Небось хихикали и обменивались замечаниями насчет самцов. И как их только не заметили?
Мы покидали те места в некоторой спешке. Вам не доводилось видеть бегущих галопом волов? Час спустя мы миновали усеянный дерьмом и мусором покинутый индейский лагерь. Казалось резонным предположение, что таких размеров шайка в ближайших окрестностях должна быть только одна. Я спросил Грэттена, кто они. Судя по ярким одеялам и шапками с бизоньими рогами, тот предположил, что это команчи, но без уверенности. Теперь, имея за плечами опыт общения с индейцами, я хочу сказать, что их труднее различать между собой, нежели полки зулусов или цивилизованных солдат – уж очень они переменчивы в отношении одежд и раскраски. Мне вспоминается Чарли Рейнольдс, один из лучших в мире скаутов. Тот рассказывал мне, как однажды опознал шайку арапахо, подобрав стрелу, которой те пытались попасть в него. Позже выяснилось, что это на самом деле были оглала-сиу, а стрелу они вытащили из трупа индейца кроу. Но это так, к слову. Не слишком утешило меня и замечание Грэттена, что команчи являются каннибалами.
Мы двинулись дальше, и к вечеру я учуял дым. Мигом спешившись, мы встали лагерем, не разводя костров, а поутру осторожно пошли дальше, пока не ощутили запах гари. Ошибки не было: чуть в стороне от тропы виднелись обгоревшие обломки фургона, от которых еще поднимался легкий дымок. Среди руин лежали тела трех белых: двух мужчин и женщины. Все они были утыканы стрелами, скальпированы и искромсаны. Грэттен зашел за фургон, послышалось проклятие. Я пошел взглянуть – и пожалел об этом. Там нашлись еще два тела, мужчины и девушки, хотя распознать их было не так-то просто: трупы уложили пластом и развели на них костры. Если бы тот индеец в бизоньей шапке проехал еще несколько ярдов, не миновать и нам такой же судьбы.
Наскоро закопав убитых, мы поспешили дальше. Как ни странно, счастливо избегнутая опасность придала нам бодрости, и когда после полудня мы миновали устье Пикетуайра, впадавшего в Арканзас в каких-нибудь пятнадцати милях от форта Бент, раздались воодушевленные крики "ура". Кое-кто из саванеро выказали беспокойство по поводу того, что в такой близости от форта не наблюдается признаков жизни. По их словам, обычно здесь встречаются группы трапперов или торговцев, а на Пикетуайре любят разбивать стоянки мирные племена индейцев. Но Грэттен указал на то, что в свете появления такой многочисленной враждебной шайки напрасно было бы ожидать обычного оживления – народ, скорее всего, отсиживается за стенами Бента.
Нам всем не терпелось увидеть эту прославленную цитадель прерий, и той ночью Грэттен развлекал Сьюзи рассказами о ее чудесах. Послушать его, так это была прям Пикадилли в самом сердце Сахары.
– Вы будете поражены, мэм, – разглагольствовал он. – Вам ведь не приходилось видеть нормального здания от самого Вестпорта, не так ли? Так вот, завтра, после тысячемильной пустыни, перед вами предстанет настоящий замок в прерии, с башнями, бастионами и даже – с магазинами! Ей-богу, и там так же оживленно, как в Стивенс-Грин. Завтра в это же время наш капитан будет катать шары в бильярдной, где официанты в белом разносят прохладительные напитки, а вы после горячей ванны и лучшего ужина, который можно найти к западу от Сент-Луиса, будете отходить ко сну на самом настоящем матрасе! Вот посмотрите.
Мы тронулись с первыми лучами рассвета, обещавшего солнечный, погожий денек. Легкий ветерок играл листьями тополей, пока мы на полном ходу неслись вдоль реки. В полдень мы сделали привал, все шло прекрасно. "Еще час-другой, – думал я, – и мы оставим позади весь этот ужас и сможем подождать прихода другого каравана и двинуться на Санта-Фе вместе, и пусть какой-нибудь другой идиот тянет лямку начальника". Все пребывали в отличном расположении духа: Сьюзи смеялась, слушая рассказы Грэттена, скачущего рядом с дилижансом, потаскушки подняли пологи фургонов и трещали, как сороки, греясь на солнышке; даже инвалиды повылезли наружу, подбадривая друг друга репликами, что тут – клянусь Георгом – лучше даже, чем в Мэне. Проезжая мимо фургона Клеонии, я перехватил ее исполненный притворной скромности взгляд, и подумал: "Бент должен быть достаточно велик, чтобы в нем нашлось более удобное и укромное пристанище, нежели палатка в прерии". И в этот миг я заметил дым.
Это был одиночный клуб, всплывший в прозрачное небо над пологим холмом справа от нас. Пока я оцепенело таращился на него, на гребне появились четыре верховых индейца, которые начали спускаться по склону, приближаясь к нам. Грэттен выругался негромко и приставил ладонь козырьком к глазам. Потом повернулся к вознице дилижанса.
– Гони, быстро, но не слишком! Держитесь, капитан – этот дым означает, что другие опрометью мчатся сюда. Как видите, нас удостоили сигнала всего из одного клуба дыма – мы для них легкая добыча! Надо удерживать этих четверых на расстоянии, пока не окажемся в виду Бента – до него осталось не больше пары миль!
Инстинкт подсказывал мне повернуться и скакать к нему во весь опор, но ирландец был прав. Четверо индейцев шли легким галопом, и мы вместе с Грэттеном устремились им на перехват. По мне струился холодный пот – вид этих бронзовых тел, размалеванных физиономий, перьев и сноровки, с какой они управлялись с мустангами и копьями, у любого вызвал бы кишечное расстройство. Они поехали почти параллельно нам, забирая только чуть-чуть ближе.
– Они не станут нападать, пока не подойдут остальные, – говорит Грэттен. – Глядите в оба, чтобы они не объехали нас и не напугали упряжных животных. А, ублюдки, это они и затеяли! Смотрите, капитан!
И точно, краснокожие уже приготовили одеяла. Их вожак, двигаясь параллельно с нами ярдах в двадцати, вскинул свое и закричал: "Торовать!", как я понял, это означало "торговать". Ну да, так я и поверил.
– Ответьте им, – сказал Грэттен, и я гаркнул: "Проваливайте!", подкрепляя слова жестами. Дикарь крикнул что-то в ответ, явно недовольный, потом слегка отворотил мустанга прочь. А потом, без всякого предупреждения, заложил резкий вираж, который его спутники повторили четко, как на параде, и понесся во весь опор к хвосту нашего каравана.