– Тоже Марианна.
– Я никогда ее не слышала,– с притворной беспечностью сказала маркиза.– Говорят, что она очень талантлива. Она испанка или итальянка?
– Думаю, что она просто-напросто француженка. Дирекция придала артистическую форму ее имени, и она стала называться "Марианна" вместо "Мари-Анна" или "Мари". Они всегда так делают. Но… возвращаясь к вопросам, которые задала мне графиня д'Энгранд,– продолжал господин де Тремеле, явно желавший перевести разговор па другую тему,– так как в Тете нет ни театра, ни, следовательно, сносной оперы, я волей-неволей стал отшельником и мало кого вижу.
– Быть может, однако, вы слышали имя человека, который не дает мне покоя?– спросила графиня д'Энгранд.
– Слушаю вас, сударыня.
– Это некий господин Бланшар.
– О, еще бы! – с улыбкой воскликнул господин де Тремеле.– Кто же здесь не знает господина Бланшара?
– Это, конечно, какой-то актер? – спросила графиня д'Энгранд.
– Ничуть не бывало.
– Неужели это светский человек?– с недоверчивой улыбкой бросила она.
– Ни то, ни другое. Господин Бланшар чудак. Это оригинал, который всю жизнь ругает оригинальность.
– Он богат?
– Довольно богат.
– А сколько ему лет?
– Лет сорок – сорок пять… Впрочем, он очень умен. В гостинице все жаждут его общества.
– Но… что это за фамилия – Бланшар?– спросила графиня д'Энгранд.
– Это еще одно из его чудачеств. Это вовсе не его фамилия – он придумал себе такой псевдоним, чтобы сбить с толку любопытных.
– Что вы говорите!
– Господин Бланшар принадлежит к весьма древнему роду из Ажене. В молодости он был королевским телохранителем. Но так как его честолюбие всегда побеждалось какими-то неведомыми страстями, то в одно прекрасное утро он расстался со своим мундиром, чтобы путешествовать на свободе. Говорят, что целую неделю он размышлял, какое взять себе имя: Бланшар, Моро или Дюваль. В конце концов победил Бланшар. Можете быть уверены, что, если бы на свете существовало более незначительное и более распространенное имя, он взял бы себе его.
– Что ж,– произнесла графиня д'Энгранд,– из вашего рассказа я делаю вывод, что это человек безобидный.
– Вполне безобидный!… Но могу ли я, в свою очередь, спросить вас, сударыня: какие отношения могут быть у вас с господином Бланшаром?
– Это самая странная история в мире. Представьте себе, Иреней, что этот господин осаждает мою гостиную!
– В самом деле?
– Вот уже три дня он передает нам свою визитную карточку с неслыханной настойчивостью.
– Берегитесь, сударыня: господин Бланшар всегда достигает своей цели!
– Ах, Боже мой! Уж не обладает ли и он какой-то таинственной властью?– шутливо спросила графиня.
– Он настойчив, вот и все.
– Что ж, ручаюсь вам, что, несмотря на его настойчивость, ноги его здесь никогда не будет!
– Не ручайтесь!
– Вы объединитесь с ним против меня?– спросила графиня д'Энгранд.
– Напротив, но…
– Но что?
– Но я уверен, что ваше сопротивление только увеличивает его желание вас увидеть.
– В конце концов ваш господин Бланшар невыносим! Скажите ему, что мы никого, решительно никого не принимаем!
– Он мне не поверит; он наведет справки и узнает, что я имею честь видеться с вами ежедневно.
– Но ведь это совсем другое дело, дорогой Иреней: вы почти член семьи, я помню вас ребенком, ваше имение граничит с нашим; господин де Тремеле, ваш дедушка, эмигрировал вместе с моим дедом, и я уже не говорю о том, как мы все к вам привязаны…
Иреней поклонился в знак благодарности.
– Сегодня вечером,– сказал он,– господин Бланшар узнает о ваших намерениях.
После этого разговор уже не выходил из круга избитых тем.
Несколько белых парусов побежали по Аркашонскому заливу, образуя причудливые линии. Некоторые из них устремлялись к Острову Птиц, обязанному своим названием неимоверному количеству морских птиц, которым он служит пристанищем; другие устремлялись к капелле Богоматери, стоявшей среди остролиста и гигантских дубов.
Это были те маленькие суденышки, которые на местном наречии называются "лодчонками" и в которых могут разместиться только шесть человек.
Амелия, внимание которой привлекло к себе это зрелище, посмотрела на маркизу де Пресиньи с улыбкой, которая, несомненно, заменяла собой какую-то просьбу, ибо маркиза немедленно обратилась к графине.
– Кстати, дорогая сестра,– заговорила она,– не хотите ли заказать лодку на три часа?
– Я приказала позаботиться об этом Терезе,– отвечала г-жа д'Энгранд.
– Вы хотите совершить сегодня морскую прогулку? – спросил Иреней.
– Да, мы хотим добраться до мыса Ферре; вы же знаете, что Амелия с ума сходит по морским прогулкам. Я не браню ее за это: вкус к этим прогулкам развила у нее я.
– Ей не хватало только этого, чтобы окончательно превратиться в маленькую сирену,– заметила маркиза, сохранившая дух своего времени.
Когда все темы были исчерпаны, Иреней встал, намереваясь откланяться.
– Не забудьте,– сказала графиня,– что вы взялись образумить господина Бланшара.
– Во всяком случае, попытаюсь это сделать.
Он поклонился. Маркиза де Пресиньи присовокупила некий постскриптум:
– Кстати, вы знаете, что завтра в мэрии Тета состоится благотворительный концерт? Раз двадцать нам докучали просьбами явиться туда, и наконец мы вынуждены были сдаться. Мы, конечно, там встретимся с вами… ведь вы так любите музыку!
Иреней, слегка покраснев, удалился.
Минут через пять графиня д'Энгранд обратилась к дочери:
– Амелия, дитя мое, иди одеваться.
Девушка подставила лоб для поцелуя матери и тетке и вышла из комнаты.
Когда дверь гостиной закрылась за ней, графиня д'Энгранд отложила вышиванье и обратилась к маркизе де Пресиньи:
– Объясните мне, сударыня, почему вы упорно ведете с господином де Тремеле эту войну колкостей? Должно быть, ваш характер внезапно изменился: ведь, как мне известно, вы всегда были снисходительны к молодым людям. И каким образом Иреней, к которому я питаю особое уважение, мог лишиться вашего расположения?
– Именно потому, что вы питаете к нему особое уважение, я его и остерегаюсь.
– Это не причина и не ответ. Разве господин де Тремеле не превосходный дворянин образцового воспитания и образа мыслей?
– Справедливости ради не стану этого отрицать,– отвечала маркиза.
– Быть может, у вас есть какие-то неблагоприятные сведения о его поведении?… Но ведь вы сами, сестра, тысячу раз пытались внушить мне, что к иным безумствам, которые часто совершают молодые люди, и к их общественному положению нужно быть снисходительным! Уж не сделались ли вы строже меня в этом отношении?
– Дело не в этом; я так же, как и вы, считаю Иренея порядочным и прелестным мальчиком.
– Может быть, он промотал свое состояние? – продолжала графиня.
– У меня нет никаких оснований это предположить.
– Но в таком случае…
– Но в таком случае я объясню вам, в чем дело,– сказала маркиза.– Вы прекрасно понимаете, что мне не составило труда понять ваши планы, связанные с господином де Тремеле. Через два года Амелия станет взрослой девушкой, и, поскольку сердце ее еще не заговорило, вы лелеете мечту о браке, который был бы хорош во всех отношениях.
– Ах, значит, вы сами с этим согласны! – сказала графиня д'Энгранд.
– От всего сердца, и я сама была бы рада не меньше вашего, если бы Иреней стал супругом Амелии; но боюсь, что этот брак невозможен.
– Невозможен? Но почему же?
– Потому что Иреней не любит Амелию.
– Откуда вы знаете?
– Я заметила тысячу мелочей, тысячу оттенков, и благодаря этому мне было бы трудно ошибиться.
– Подумайте о том, сколько лет моей дочери,– возразила графиня,– и вы не удивитесь, что Иреней относится к ней равнодушно. Ведь она так молода!
– Пусть так,– отвечала маркиза.– Ну, а если сердце господина де Тремеле занято?
– Занято…
– Или, вернее сказать, всецело покорено. Что вы на это скажете?
– Я хочу выдать дочь замуж через два года. У Иренея будет время вернуться на путь истинный. Двух лет вполне достаточно, чтобы покончить с какой-то интрижкой.
– С интрижкой – да. Но с любовью, со страстью…
– Как?!
– Знаете ли вы,– продолжала маркиза де Пресиньи с удивившей сестру горячностью,– знаете ли вы, почему господин де Тремеле приехал в Тет после того, как месяц назад он извинился, что не может сопровождать нас сюда?
– Полагаю, он хотел убедить нас, что его извинения чистосердечны и что у него были серьезные причины. Разве не так?
– Нет, не так. Как раз наоборот: ничто не могло бы быть для него более неприятным, чем наше появление в Тете.
– Но почему же?
– Потому, что он приехал сюда, чтобы встретиться с женщиной, которую он поджидает здесь уже целую неделю.
– С женщиной! – повторила графиня д'Энгранд, изумление которой возрастало с каждым словом маркизы.
– Да, с женщиной – с той самой, за которой он следовал и в Лондон, и в Брюссель.
– Как?! За этой певицей? За этой Мари или Марианной?
– А вы и не догадывались?
Графиня д'Энгранд промолчала.
Она посмотрела прямо в глаза маркизе.
– Но откуда же вам так хорошо известны поступки господина де Тремеле?– спросила она.
По губам маркизы де Пресиньи скользнула легкая улыбка, присущая ей одной.
– Какая вам разница? – сказала она.– Главное то, что мои сведения абсолютно верны.
– Это тайна?